– Давай лучше ты.
Она открыла рот, и Монтальбано положил туда извлеченную из раковины улитку.
– Вкусно. Еще.
Каждый раз, когда она приоткрывала ротик в ожидании улитки, Монтальбано был близок к инфаркту.
Бутылка вина опустела в мгновение ока.
– Пойду принесу вторую.
– Нет, – сказала Адриана, крепче стискивая плененную ногу. Но, видимо, заметила замешательство и смятение Монтальбано, потому что тут же его отпустила. – Ладно, иди.
Вернувшись с открытой бутылкой, комиссар сел не на стул, а на скамейку рядом с Адрианой.
Они закончили есть, и Монтальбано убрал со стола, оставив только бутылку и бокалы.
Когда он снова присел, Адриана обвила его руку своей и опустила голову ему на плечо.
– Почему ты все время убегаешь?
Пришло время для серьезного разговора? Может быть, так и лучше: поговорить наконец начистоту.
– Адриана, честное слово, мне совершенно не хочется никуда убегать. Редко бывает, чтобы кто-то мне нравился так сильно, как ты. Но ты понимаешь, что у нас тридцать три года разницы?
– Я же не замуж за тебя собираюсь.
– Согласен, но все равно. Я уже, считай, старая развалина, и, думаю, не годится… Тебе бы кого-нибудь более подходящего по возрасту…
– Более подходящий по возрасту – это какой? Двадцать пять лет? Тридцать? А ты их видел? Слышал их разговоры? Знаешь, как они себя ведут? Да они понятия не имеют, что такое женщина!
– Понимаешь, я для тебя – мимолетное увлечение, но ты для меня, боюсь, станешь чем-то намного бо́льшим. В моем возрасте…
– Хватит этих разговоров про возраст! И не думай, что мне просто захотелось тебя, как мороженое. Кстати, а есть у тебя?
– Мороженое? Есть.
Он вытащил брикет из морозилки, но оно было твердое – не разрезать. Принес на веранду.
– Сливочное с шоколадом. Будешь? – спросил Монтальбано, садясь на прежнее место. И она опять обвила его руку своей и положила голову на плечо.
За какие-то пять минут мороженое оттаяло до нужной кондиции. Адриана съела его молча, не меняя положения. И, убирая стоявшее перед ней пустое блюдечко, Монтальбано увидел, что она плачет. Сердце у него сжалось. Он попытался приподнять ее голову, заглянуть в лицо, но она уперлась.
– И еще одно тебе надо уяснить, Адриана. Что я уже много лет в отношениях с женщиной, которую люблю. И что я всегда, как мог, старался хранить верность Ливии, которая…
– …недоступна, – сказала Адриана, подняв голову и глядя ему прямо в глаза.
Должно быть, что-то подобное случалось в битвах стародавних времен с осаждаемыми замками. Они стойко держались, сносили голод и жажду, поливали кипящим маслом всех, кто лез на стены, и казались совершенно неприступными. А потом один-единственный меткий выстрел из катапульты – и всё: железные ворота вдруг рушатся, и осаждающие врываются внутрь, не встречая более сопротивления.
«Недоступна». Адриана подобрала верное слово. Что услышала она в его голосе, когда он это слово произнес? Гнев? Ревность? Слабость? Одиночество?
Монтальбано обнял ее и поцеловал. Ее губы пахли сливками и шоколадом.
Он будто тонул в этой августовской жаре.
Потом Адриана сказала:
– Пойдем в дом.
Они встали, не разжимая объятий, и тут кто-то позвонил в дверь.
– Кто это может быть? – спросила Адриана.
– Это… это Фацио. Совсем забыл. Я просил его прийти.
Не говоря ни слова, Адриана ушла и закрылась в ванной.
Едва выйдя на веранду и увидев два бокала и два блюдца из-под мороженого, Фацио тут же спросил:
– У тебя тут кто-то еще?
– Да, Адриана.
– А. Уже уходит?
– Нет.
– А.
– Вино будешь?
– Нет, спасибо.
– А мороженое?
– Нет, спасибо.
Присутствие девушки явно его раздражало.
19
Они сидели на веранде уже почти час.
Но сгустившаяся ночь не принесла с собой и намека на прохладу. Наоборот, было чувство, что жара лютует все сильнее, будто не долька луны висела в небе, а солнце в зените.
Монтальбано наконец умолк и взглянул на Фацио.
– Что скажешь?
– Вы хотите вызвать Спиталери в отделение, устроить ему допрос-марафон на сутки без перерыва и, когда он наконец дойдет до ручки, подсунуть ему внезапно синьорину Адриану, которую он раньше не видел. Все так?
– Более-менее.
– И вы считаете, что, увидев сестру-близняшку убитой им девушки, этот тип тут же расколется и во всем признается?
– По крайней мере, надеюсь.
Фацио скривился.
– Не одобряешь?
– Комиссар, это же преступник. У него шкура пуленепробиваемая. Как только вы его вызовете в участок, он тут же насторожится и будет начеку, потому что знает, что от вас можно ждать чего угодно. Возможно, при появлении синьорины его и впрямь кондрашка хватит, да только виду он, конечно, не подаст.
– То есть ты считаешь, что внезапная встреча не поможет?
– Да нет, может, и поможет, но только устроить ее надо не в отделении.
Молчавшая до сих пор Адриана его поддержала:
– Я согласна с Фацио. Место не годится.
– А какое, по-твоему, подойдет?
– Позавчера до меня вдруг дошло, что после строительной амнистии этот дом купят другие люди и будут там жить. И мне это показалось неправильным. Что в той гостиной, где зарезали Рину, кто-то еще будет петь, шутить…
Она тихо всхлипнула. Монтальбано машинально накрыл ее руку своей. Фацио это заметил, но не выказал ни малейшего удивления.
Адриана овладела собой.
– И я решила поговорить с папой.
– Что ты хочешь сделать?
– Хочу предложить ему продать наш дом в Пиццо и купить этот. Тогда на нижнем этаже никто не поселится, он будет вечно пустовать в память о моей сестре.
– К чему ты клонишь?
– Ты только что рассказывал про эксклюзивный контракт, по которому расконсервацией дома должен заниматься Спиталери. Замечательно! Тогда завтра утром я поеду в агентство и скажу этому синьору, как там его…
– Каллара.
– Скажу Калларе, что мы хотим выкупить дом, не дожидаясь результатов амнистии. Оформление документов на амнистию и все сопутствующие расходы мы берем на себя. Объясню ему наши мотивы, дам понять, что мы можем хорошо заплатить. В общем, уверена, я его уломаю. Попрошу дать мне ключи от жилой части и посоветовать кого-нибудь, кто приведет в порядок нижний этаж. Тут Калларе поневоле придется назвать имя Спиталери. Возьму его номер телефона и…
– Погоди. А если Каллара захочет съездить вместе с тобой?
– Не захочет, если я не скажу, когда именно туда поеду. Не может же он два дня находиться при мне неотлучно. К тому же мне на руку, пожалуй, играет тот факт, что наш дом стоит по соседству.
– И что потом?
– Потом я позвоню Спиталери и попрошу приехать в Пиццо. Если удастся устроить так, что мы встретимся внизу, в гостиной, где убили Рину, и именно там он увидит меня впервые…
– Но тебе нельзя оставаться там с ним одной!
– Я буду не одна, ты можешь спрятаться за теми рамами…
– Откуда она знает про рамы в гостиной? – тут же спросил Фацио, который, как хорошая ищейка, делал стойку даже на дружеской территории.
– Я рассказывал, – отрезал Монтальбано.
Повисло молчание.
– Если принять все меры предосторожности, – сказал через какое-то время комиссар, – пожалуй, это осуществимо…
– Комиссар, можно я скажу честно?
– Конечно.
– При всем уважении к синьорине, эта идея мне не нравится.
– Почему? – спросила Адриана.
– Это очень опасно, синьорина. Спиталери всегда носит при себе нож, и это человек, способный на все.
– Но если Сальво тоже там будет, мне кажется…
Фацио проглотил и этого «Сальво» не моргнув глазом.
– Все равно мне это не нравится. Нехорошо, если мы подвергнем вас опасности.
Еще полчаса они спорили. В конце концов последнее слово осталось за Монтальбано.
– Сделаем, как сказала Адриана. Для подстраховки поблизости будешь ты, Фацио, и еще кто-нибудь из наших.
– Как скажете, – вздохнул Фацио, сдаваясь.
Он встал, попрощался с Адрианой и направился к двери. Комиссар пошел его проводить.
В дверях Фацио посмотрел ему в глаза.
– Комиссар, прежде чем окончательно согласиться, подумайте хорошенько.
– Садись, – сказала Адриана, когда он вернулся.
– Что-то я устал, – произнес Монтальбано.
Ситуация изменилась, и девушка это поняла.
Монтальбано провел бессонную ночь в одинокой постели. Ворочаясь на мокрых от пота простынях, он ощущал себя то последней сволочью, то подвижником вроде святого Луиджи Гонзаго или святого Альфонсо де Лигуори – в общем, кого-то из этих.
Первый звонок от Адрианы раздался на следующий день в пять вечера и застал его в отделении.
– Каллара отдал мне ключи. Ему не терпится поскорее продать дом. Похоже, жадюга еще тот: когда услышал, что мы берем на себя расходы по амнистии, кланялся мне чуть не до земли.
– Он говорил тебе про Спиталери?
– Даже показал мне контракт, подписанный Спечале. И дал мне номер его мобильного.
– Ты ему звонила?
– Да. Поговорила с ним напрямую. Договорились встретиться на месте завтра в семь вечера. Как мы поступим?
– Встретимся там же часов в пять и не торопясь все организуем.
Второй звонок раздался в Маринелле в десять вечера.
– Сейчас приехала медсестра. Останется у нас на ночь. Можно я к тебе приеду?
И как это понимать? Адриана хочет провести ночь с ним в Маринелле?
Она что, смеется? Второй раз роль святого Антония, искушаемого демонами, он просто не потянет.
– Видишь ли, Адриана, я…
– Я вся на нервах, и мне нужно, чтобы кто-то был рядом.
– Я тебя прекрасно понимаю, я тоже нервничаю.
– Я только поплаваю в море при луне. Пожалуйста.
– Может, ляжешь лучше спать? Завтра будет тяжелый день.
Смешок на том конце провода.
– Не бойся, я привезу купальник.
– Ну ладно.
Что заставило его согласиться? Усталость? Жара, от которой сила воли вконец испарилась? Или просто-напросто ему тоже нестерпимо хотелось ее увидеть?