– Ну да. Вот так. Последнее распоряжение из министерства. А то террористов развелось…
Спиталери стал изжелта-бледным, как мертвец:
– Я требую запись!
– Да вы все время чего-то требуете! То адвоката, то запись…
Фацио, подхватывая игру, покатился со смеху:
– Ха-ха-ха! Запись ему!
– Да. И не вижу тут ничего смешного!
– Сейчас объясню, – вмешался Монтальбано. – Здесь у нас никакой записи нет. Все перехваченные звонки идут через спутник прямо в Рим, в комитет по борьбе с мафией и терроризмом. И там уже записываются. Во избежание сокрытия информации, пропусков и опущений. Понимаете?
Спиталери обливался по́том, что твой фонтан.
– И что потом?
– Если, прослушивая запись, там услышат что-то не то, из Рима к нам поступит сигнал, и мы будем разбираться. Но вам-то, простите, что беспокоиться? Вы, как я понимаю, без судимостей, не террорист и не мафиозо…
– Да, конечно, но…
– Но?..
– Видите ли, двадцать дней назад на одной моей стройплощадке в Монтелузе произошел несчастный случай.
Монтальбано взглянул на Фацио, тот сделал знак, что ничего об этом не знает.
– Что за несчастный случай?
– Рабочий… араб…
– Нелегал?
– По-видимому, да… хотя меня уверяли, что…
– …что все в порядке.
– Да. Потому что нужные документы как раз…
– …оформлялись.
– Так, значит, вы все знаете!
– А как же, – сказал Монтальбано.
6
И, натянув хитренькую улыбочку, повторил:
– История-то известная.
– Еще бы не знать! – подхватил Фацио и опять зашелся нехорошим смехом.
Это был несусветный блеф. Оба впервые про это слышали.
– Он упал с лесов… – предположил на свой страх и риск комиссар.
– …четвертого этажа, синьор комиссар, – подтвердил Спиталери, весь уже мокрый, хоть выжимай. – Случилось это, как вы знаете, в субботу. В конце рабочего дня его никто не видел, так что решили, что он уже ушел. А заметили только в понедельник, когда стройка опять заработала.
– И это я тоже знаю, нам сообщил…
– …комиссар Лоцупоне из Монтелузы, который подошел к следствию со всей ответственностью, – закончил фразу Спиталери.
– Верно, Лоцупоне. Кстати, а как звали того араба, я что-то подзабыл.
– Да я и сам не помню.
«Надо бы, – подумал Монтальбано, – поставить большущий памятник вроде римского монумента Неизвестному солдату – всем безвестным гастарбайтерам, убившимся на работе за кусок хлеба».
– Но видите ли, вся эта история с защитным ограждением… – Еще одно рискованное предположение.
– Да было оно, комиссар, было! Клянусь чем хотите! Ваш коллега его своими глазами видел! Просто этот араб пьян был в зюзю – перелез через ограждение и свалился.
– Вы смотрели результаты вскрытия?
– Я? Нет.
– Следов алкоголя в крови не обнаружено. – Еще один блеф. Монтальбано стрелял наугад.
– Только на одежде, – добавил Фацио все с тем же смешком. Он тоже палил вслепую куда попало.
Спиталери промолчал, даже не притворился, что удивлен.
– Вы с кем сейчас говорили? – вернулся комиссар к прежней теме.
– С прорабом.
– И что ему сказали? Строго говоря, вы не обязаны мне отвечать. Но в ваших же интересах…
– Сперва я ему сказал, что наверняка вы меня вызвали по поводу того араба, а потом…
– Достаточно, синьор Спиталери, ни слова больше! – воскликнул с напускным великодушием комиссар. – Мой долг – уважать вашу частную жизнь. И не ради формального следования букве закона, а из глубокого врожденного чувства такта. Если из Рима меня о чем-нибудь известят, я еще раз вызову вас в участок для беседы.
Фацио за спиной у Спиталери беззвучно зааплодировал, восхищаясь актерским мастерством Монтальбано.
– Так, значит, я могу идти?
– Нет.
– Почему?
– Видите ли, я вызвал вас не в связи с гибелью вашего рабочего, а совсем по другому поводу. Не вы ли, случайно, проектировали и строили домик в местечке Пиццо в Марина-ди-Монтереале?
– Дом Анджело Спечале? Да, я.
– Я обязан сообщить вам о выявленном правонарушении. Мы обнаружили самовольно построенный этаж.
Спиталери, не удержавшись, испустил долгий вздох облегчения, а потом расхохотался. Возможно, он ждал обвинения пострашнее.
– Обнаружили? Вы б еще позже спохватились. Это, вы меня извините, чушь собачья! Дорогой мой комиссар, у нас самовольное строительство – чуть ли не долг перед обществом, а то люди пентюхом сочтут. Все так делают! Если теперь Спечале подаст документы на амнистию…
– Это не отменяет того факта, что вы как подрядчик не придерживались параметров, указанных в разрешении на строительство.
– Но, комиссар, еще раз повторяю, это такая ерунда!
– Это правонарушение.
– Правонарушение? Я бы сказал, ошибочка, не больше, – из тех, что в школе красной ручкой правят. Поверьте, не стоит вам предъявлять мне обвинение.
– Вы мне что, угрожаете?
– Я бы в жизни не стал угрожать при свидетелях. Просто, если вы заведете на меня дело, над вами весь город потешаться будет.
Воспрял духом, паскуда. Из-за телефонного звонка чуть не обделался, а тут его прямо смех разбирает.
Тогда Монтальбано решил зайти с козырей.
– Может быть, вы и правы, как ни прискорбно, вот только мне все равно придется заниматься этой самовольной постройкой.
– Это почему же?
– Потому что внутри мы обнаружили труп.
– Т-труп?! – подскочил Спиталери.
– Да. Несовершеннолетняя. Пятнадцати лет. Совсем девчонка фактически. Зверски зарезана.
Он нарочно сделал упор на юном возрасте жертвы.
Эффект был: Спиталери раскинул руки, будто неведомая сила толкнула его в грудь, попытался было встать, но ноги у него подкосились, дыхание перехватило, и он без сил упал на стул.
– Воды! – пролепетал он непослушными губами.
Ему налили воды, даже коньяку из бара поднесли.
– Вам лучше?
Спиталери, который, похоже, был еще не в силах говорить, сделал рукой неопределенный знак – дескать, не особо.
– Послушайте, синьор Спиталери, давайте сейчас я буду говорить, а вы только кивайте или качайте головой. Договорились?
Подрядчик опустил голову, что должно было значить «да».
– Девушку явно убили либо в тот самый день, когда нижний этаж окончательно засыпали песком, либо накануне. Если накануне, то убийца где-то спрятал тело и затащил внутрь только на следующий день, в последний момент, прежде чем туда перекроют доступ. Это ясно?
Кивок.
– Если же убийство произошло в последний день, то убийца оставил единственный проход, завел туда девочку и там, внутри, изнасиловал, зарезал и затолкал в сундук. Потом вышел наружу и завалил проход. Согласны?
Спиталери развел руками – мол, даже не знаю, что сказать.
– Вы были на стройке вплоть до последнего дня?
Подрядчик покачал головой.
– Как это?
Спиталери вытянул руки в стороны и монотонно загудел:
– У-у-у-у-у…
Это он самолет, что ли, изображает?
– Вы улетели?
Кивок.
– Сколько рабочих осталось закапывать нижний этаж?
Спиталери поднял два пальца.
Ну и как тут вести допрос? Прямо комедия какая-то получается.
– Синьор Спиталери, вы меня такими ответами уже заколебали. Вдобавок мне почему-то кажется, что вы держите нас за недоумков и водите нас за нос.
Он повернулся к Фацио.
– Тебе ведь тоже так показалось?
– Да. Мне тоже.
– Давай знаешь что сделаем? Ты оттащишь его в ванную, разденешь догола, сунешь под душ и будешь держать, пока не очухается.
– Я требую адвоката! – завопил Спиталери, чудесным образом обретя дар речи.
– Вам так хочется предать это дело гласности?
– В каком смысле?
– В том смысле, что, если вы позовете адвоката, я позову журналистов. Насколько я понимаю, грешки по части юных девиц за вами числятся… Если ваше белье примутся ворошить принародно, вам по-любому крышка. А согласитесь сотрудничать – пять минут, и вы свободны.
Бледный как покойник, подрядчик затрясся мелкой дрожью:
– Что еще вы хотите знать?
– Вы тут только что сказали, что не присутствовали при окончании работ, поскольку улетели. За сколько дней до конца?
– Я вылетел утром в последний день.
– А дату этого последнего дня помните?
– Двенадцатое октября.
Фацио и Монтальбано переглянулись.
– Значит, вы можете сказать, был ли в гостиной, помимо упакованных в пленку рам, еще и сундук.
– Был.
– Вы уверены?
– Более чем. И он был пустой. Это синьор Спечале велел снести его вниз. Он привез в нем из Германии всякие вещи, а поскольку сундук подраздолбался и пришел в негодность, он его, вместо того чтобы выкинуть, поставил в гостиной. Мало ли, сказал, вдруг пригодится.
– Назовите фамилии двух рабочих, которые остались работать последними.
– Не помню.
– Тогда вам лучше позвать адвоката, – сказал Монтальбано. – Я должен предъявить вам обвинение в соучастии…
– Но я правда не помню!
– Тем хуже для вас, но…
– Можно я позвоню Дипаскуале?
– Кто это?
– Прораб.
– Тот самый, кому вы звонили до этого?
– Да. И этот же Дипаскуале был прорабом, когда мы строили дом для Спечале.
– Хорошо, звоните, но смотрите не говорите ничего, что может вас скомпрометировать. Не забывайте про запись звонков.
Спиталери вытащил мобильный, набрал номер.
– Алло, Нджилино? Это я. Ты, часом, не помнишь, кто шесть лет назад работал на стройке коттеджа в Пиццо, в Марина-ди-Монтереале? Нет? А что мне теперь делать? Это комиссар Монтальбано спрашивает. Ах да, правда что. Извини.
– Кстати, пока не забыл: продиктуйте-ка мне сразу телефон Анджело Дипаскуале. Фацио, запиши.
Спиталери продиктовал.
– Ну что? – подстегнул его Монтальбано.
– Фамилий рабочих Дипаскуале тоже не помнит. Но в моем офисе должны быть записи. Могу я за ними съездить?
– Поезжайте.
Спиталери встал и кинулся к двери чуть ли не бегом.