Не меньше трудностей было в снабжении восьми дивизий 16-й армии, окруженных под Демянском. Гитлер твердо приказал, чтобы Демянск защищали до последнего человека, однако сделать это оказалась труднее, чем сказать. Кольцо окружения быстро сжалось, и от линии фронта приходилось лететь двести километров над территорией, занятой противником, а потом еще двести обратно. К тому же садиться на аэродроме Демянска было возможно только днем, и потери транспортная авиация несла огромные. Хотя самолеты посылали большими группами и в сопровождении истребителей, но и русские перехватчики становилось все многочисленнее. Первые десять дней полетов над котлом уже стоили немцам пятидесяти машин, а количество советских постов ВНОС и истребительных полков, переброшенных из Москвы, все возрастало. А ведь чтобы кормить и снабжать боеприпасами сто двадцать тысяч человек, требовалось как минимум четыреста тонн в сутки, а это двести рейсов. Хотя, впрочем, имелись сильные подозрения, что все командиры дивизий преувеличивают численность своих соединений, чтобы урвать лишнюю пайку для голодных ртов. После стремительного наступления русских, сомкнувших клещи вокруг шестнадцатой армии, потери должны быть чувствительными, а по отчетам получалось, что численность дивизий нисколько не убавилась.
Что и говорить, снабжать сразу две окруженные группировки было крайне трудно. Но когда к ним добавилась восемнадцатая армия, попавшая в ловушку под Ленинградом, положение стало просто критическим. Ситуация сразу усугубилась тем, что большие склады на станции Дно, с которых шло снабжение армии, попали в руки красных. Еще немало складов оставили при поспешном отходе, потому что вывезти все было невозможно. Малая пропускная способность местных дорог и неожиданно активное поведение русской авиации не оставили тыловикам никаких шансов. Даже часть боевой техники пришлось бросить, что уж говорить о запасах продовольствия или боеприпасах. Единственное, в чем повезло немцам, это со сравнительно малоснежной зимой. В сорок первом осадков в Ленинградской области было мало, лишь пару раз прошел нормальный снегопад. Однако узеньким лесным дорогам хватило и этого. Весь убранный с дороги снег счищали на обочины, так что свернуть в сторону в случае авианалета было невозможно. Это позволяло советским штурмовикам расстреливать колонны, уничтожая машины вместе с грузом и создавая пробки на дорогах.
Но все равно, хотя и почти без припасов, без единого командования и даже без обещания скорой помощи, окруженные войска продолжали сопротивляться. Корпуса 18-й армии цепко держались друг друга, прекрасно понимая, что если они перестанут чувствовать локоть соседа, то русские мгновенно вклинятся в оголенный стык и разрежут котел на мелкие кусочки. Но если кто-нибудь из командующих корпусами даст слабину, то общая катастрофа неизбежна.
Примерно так рассуждал Лютце во время полета, стараясь не думать о возможных опасностях, подстерегавших его в небе. Впрочем, погода как на заказ стояла чудесная: низкие облака, сильный ветер и туман. Нельзя сказать, что это приятно, но зато весьма безопасно. Относительно, конечно, ведь нелетная погода сама по себе угроза нешуточная. Но все же это лучше, чем встреча с противником. То, что отборные истребительные полки русских, прежде охранявшие Москву, теперь переброшены в Питер и Плескау[12], секретом не являлось.
До цели было всего час полета, но сколько майору пришлось пережить за это время! Тряска, болтанка и просто настоящий шторм. У них раз десять была возможность грохнуться, причем бочки с бензином и ящики с гранатами, занимавшие все свободное место в самолете, не оставляли шансов даже при сравнительно мягкой посадке. Еще хуже стало, когда подлетели к аэродрому. Антенна обледенела, и связи с землей не было, так что пилоты могли с чистой совестью поворачивать обратно. Но надо отдать должное героям-летчикам, они все же рискнули пойти на посадку.
Не успел «юнкерс» остановиться, как Бонке уже открыл дверь и выглянул наружу. Потрясенный увиденным, он сразу заорал, перекрикивая рев моторов:
– Скорее, выгружаемся.
Не заставляя себя упрашивать, все бойцы маленького отряда, а также двое пассажиров, которым тоже не посчастливилось лететь в котел, схватили свои вещи и повыскакивали наружу, торопясь отбежать от самолета подальше. Успели они вовремя. Самолет уже со всех сторон окружила толпа офицеров, стремившихся занять себе место. Так как встречающих гестаповцев пока не было видно, то Лютце, устроившись на рюкзаке и натянув на лицо шерстяную маску, с любопытством принялся наблюдать за штурмом самолета.
Солдаты наземных служб явно не справлялись с превосходящими силами противника. Их сразу оттеснили в сторону, не дав даже разгрузить «юнкерс». Покончив с охраной, офицеры, до того заключившие негласное перемирие, тут же занялись междоусобной борьбой, в полном согласии с теорией Дарвина. Те, что покрепче и понаглее, вскарабкались наверх и, проникнув в чрево транспортника, заняли в нем глухую оборону.
Ситуация резко изменилась, когда подъехал грузовик с полевой жандармерией. Эти прибыли с оружием и были готовы стрелять. Угрозами, ударами прикладов и выстрелами в воздух, по крайней мере Лютце надеялся, что в воздух, им быстро удалось оттеснить офицеров от самолета. В салоне, наполненном взрывчатыми веществами, стрельба была весьма нежелательна, но после короткой рукопашной схватки им удалось выбить захватчиков и оттуда.
Пока вытаскивали грузы, все на время успокоились, но как только началась погрузка раненых, толпа отпускников снова заволновалась. Офицеры, решительно настроенные на продолжение службы Рейху где-нибудь в другом месте, были непреклонны, но и фельджандармы упорно стояли на своем. Они понимали, что у раненых выбор невелик – они или умрут без медикаментов, или их придется убить при отступлении, чтобы не оставлять комиссарам.
Не решаясь снова вступать в вооруженную схватку, офицеры начали усердно тыкать своими командировочными предписаниями и отпускными. Самый настырный обер-лейтенант, встав на четвереньки, даже смог протиснуться под ногами оцепления, но тут же был остановлен охраной.
– Я вам устрою бессрочный отпуск, – сердито зарычал жандарм, схвативший беглеца и, выхватив бланк отпускного свидетельства несчастного обера, порвал в клочья. В ответ на робкие попытки возмущения он заорал, не сдерживая своей ненависти: – Предатели, если бы вы не побежали от русских, они не смогли бы нас окружить! Вас всех надо вернуть на фронт!
Лишенный своего билета в жизнь, разочарованный обер-лейтенанта понуро отошел и присел рядом с контрразведчиком. Генрих окинул его быстрым взглядом и презрительно скривился: элегантное пальто, не рассчитанное на настоящую зиму, фуражка, легкие перчатки, а уж на обувь и смотреть страшно. Лакированные ботинки офицера, не предназначенные для холодной погоды, покрылись трещинами и держались на ногах лишь потому, что были обмотаны какими-то веревочками.
– Что, на прогулку по парку собрались? – ехидно уколол лейтенанта Лютце. Собеседник сердито вскинул голову, но увидев, что перед ним майор, лишь растерянно пожал плечами:
– А на родине в этом году зима очень теплая, – виновато ответил он, – даже снега не ожидается.
– И вы полагали, что в России тоже тепло?
– Нет, конечно, но очевидно же, что при таких морозах и метелях все боевые действия отложат до весны.
С отвращением посмотрев на наивного теоретика, Лютце тяжело вздохнул, вспомнив, что уже не первый раз слышит подобные рассуждения. А ведь достаточно припомнить все войны, которая вела Россия, чтобы сообразить, что русские готовы воевать и зимой. Да взять хотя бы третью войну Советов с Финляндией. Хотя провокацию с артбострелом финны провели в конце осени, но Советы, ни секунды не колеблясь, вызов приняли. Правда, вскоре русские сообразили, что к зимней войне они подготовлены плохо. Но все равно буквально за месяц смогли реорганизовать армию и в самые жуткие холода проломили укрепления Маннергейма.
От скуки Генрих оглядел летное поле. После бомбежки прежнего аэродрома два дня назад его пришлось переносить на новое место. Сначала Лютце скептически отнесся к заверениям авиационного командования о том, что за пару дней удалось развернуть полноценный аэродром. Ведь это не просто большая площадка, расчищенная от снега, а еще зенитная батарея, метеостанция, куча оборудования. Добавьте еще тягачи для самолетов, ангары, ремонтную мастерскую, штаб, жилье для пилотов и механиков, средства связи. К тому же в условиях дефицита горючего расчищать снег приходилось не техникой, а людьми. Но тем не менее самолеты сюда уже садятся, взлетная полоса довольно чистая.
– Майор Лютце со своей армией, полагаю? – вывел его из раздумий ворчливый голос. – Я лейтенант Хофер, прибыл вас встретить по поручению капитана Райха.
– Вы что, нам не рады? – искренне удивился Генрих, уставившись на лейтенанта, осмелившегося говорить с ним так неуважительно.
– Да нет, рады. Но лучше бы увидеть наши танки и еще парочку дивизий в придачу.
– Вы бы для начала удержали от бегства своих командиров, – не остался в долгу контрразведчик. – Глядишь, еще целую часть, или даже две, из них сформируете.
– А, не берите в голову, – досадливо махнул рукой Хофер. – Это лишь несколько десятков человек из всей армии, а остальные офицеры остаются на боевом посту.
– Или же у них нет связей и денег, чтобы получить место на самолете, – ехидно заметил Бонке.
– Тут вовсе не все беглецы такие уж беспринципные, – возразил лейтенант. – Зачастую командующие, наоборот, пытаются спасти самых лучших подчиненных, чтобы сберечь их для будущих сражений. Ну да ладно с ними, герр майор, пойдемте греться. Капитан Райх прибудет не раньше чем через час.
Самым теплым строением в округе оказался мобильный полевой лазарет, и Лютце охотно согласился подождать в нем, так как мороз уже начал серьезно пощипывать. Подумаешь, вонь гниющих ран и сильный запах лекарств. Настоящий солдат на такие пустяки внимания не обращает.