Найти госпиталь оказалось крайне простой задачей. Замерзшие трупы, которые никто не собирался хоронить в мерзлой земле, ясно показывали предназначение большого здания, служившего раньше свинофермой. Тут же валялись ампутированные конечности и груды бурых бинтов с торчащими кое-где черными отмороженными пальцами.
Впрочем, к удивлению Лютце, запахов лекарств не чувствовалось, вероятно, ввиду отсутствия таковых. Пахло только дымом из печек, потом от давно не мытых тел, кровью и гноем. Без электричества, воды и канализации, при почти полном отсутствии медикаментов, наваленные вповалку раненые просто медленно умирали. Впрочем, не очень-то и медленно, даже по фронтовым меркам. Штабеля замерзших трупов ясно указывали на высокую смертность. Собственно говоря, именно поэтому новый аэродром соорудили рядом с госпиталем, пытаясь дать раненым шанс эвакуироваться на Большую землю.
Разместившись в отгороженном закутке, служившем комнатой отдыха медперсоналу, солдаты притихли. Мрачное помещение, соседство с трупами, чадящие керосиновые лампы, прыгающие по углам жуткие тени и, наконец, страшные крики умирающих создавали гнетущую обстановку. Без обезболивающего, ведь морфия тоже не хватало, раненые беспрерывно кричали, стонали и молили о помощи.
Гостеприимный лейтенант Хофер быстро организовал всем горячий чай и, отсев с майором в дальний угол, завел неспешную беседу. Лютце охотно отвечал, но в то же время отмечал про себя все мелочи. Например, предложенную майором глюкозу Хофер взял сдержанно, но было заметно, как он обрадовался. Видно, даже офицерский состав здесь пайками не балуют. Но с другой стороны, на улице валялась туша лошади, у которой куски мяса были срезаны не очень тщательно, а внутренности вообще не тронуты. Значит, до настоящего голода в котле еще далеко. Это не партизанские отряды русских, в которых даже мышей едят и мерзлую прошлогоднюю картошку.
– Зачем вы держите в госпитале так много раненых? – не очень вежливо для гостя поинтересовался Лютце. – Почему ваше гестапо их так балует? Вот мои люди долго на лечении не задерживались. Чуть раны зажили, и сразу в строй.
– Здесь только тяжелые, герр майор, – резко возразил Хофер. – Мы за этим очень строго следим. Отморожены пальцы? Получи укол и возвращайся на позиции. Дизентерия или расстройство желудка? Тоже отправляйся гадить в свою землянку. С ранениями в ноги, или если пальцы на ногах уже отвалились, обратно в пехоту, конечно, не возвращают, а сажают в сани ездовыми. С педикулезом или легкой простудой сейчас вообще возиться некогда.
Не успел обещанный час пройти, как Лютце известили о прибытии капитана Райха, в чьем ведении находились все отделения гестапо на участке восемнадцатой армии.
– Кого я вижу, Дитрих! – воскликнул Генрих, увидев старого приятеля, и картинно раскрыл объятия.
– Хайнрих, да ты никак уже майор, – деланно стушевался гестаповец. – Теперь прикажешь себя на вы называть.
– Дитрих, ну какие могут быть между нами формальности. И вообще, мы из разных ведомств, так что можешь передо мной навытяжку не стоять.
– Да, а я было обрадовался, что ты на мое место в гестапо метишь. Знаешь, я за него не держусь, могу с удовольствием с тобой поменяться.
После обмена дружескими колкостями, капитан Райх, прекрасно знавший, что звание у Лютце временное, и тем более осведомленный о цели его приезда, пригласил контрразведчика в свой «хорьх». Солдатам же предложили крытый фургон, в котором сидела охрана Райха.
В «хорьхе» кроме них находился только личный водитель гауптмана, и тут уже можно было говорить всерьез, хотя о самой миссии, разумеется, не сказали ни слова. Начали беседу, как и положено светским людям, с погоды:
– Хайнрих, тебе повезло, – заметил гестаповец. – Погода нелетная, и русские штурмовики нас не разбомбят.
– Ты имеешь в виду, не расстреляют из пушек, – поправил Лютце. – Эх, если бы наша группировка «Митте» продвинулась еще хоть на сотню километров к Москве! Советы тогда бы эвакуировали заводы, на которых собирают эти проклятые Ил-2, и заодно фабрику в Калинине, где изготавливают снаряды к авиапушкам.
– Да нет, я как раз и имел в виду «разбомбят». Недавно беседовал с русским летчиком со сбитого штурмовика. Он был благодушно настроен и полон уверенности, что скоро мы с ним поменяемся местами. Так вот, я его прямо спросил, почему раньше они не любили бомбить, а тут вдруг как с цепи сорвались.
– И он сказал, что русские долго запрягают, но быстро ездят? – предположил Люце.
– Слово в слово. Летчик объяснил, что выбором целей и снабжением боеприпасов занимается не командир полка, а фронтовое командование. Но недавно Сталин издал строгий приказ о запрещении выпускать Ил-2 без бомбовой нагрузки[13]. И вот теперь штурмовики пока не отбомбятся, назад не возвращаются. Так что просто замечательно, что сегодня они не летают.
Оба офицера невольно посмотрели в окна, опасаясь сглазить, и поспешили сменить тему.
– Что вы поделываете в гестапо, небось обленились совсем? – добродушно спросил старого приятеля Лютце. – Вот, нам жалуются, что вы письма перестали отправлять. Неужели цензура не успевает проверять?
– Уже не проверяем, а сразу сжигаем. Хайнрих, ты себе не представляешь, что солдаты пишут, причем в совершенно трезвом состоянии. А ведь письма с фронта должны поднимать дух нации, а не подрывать. Я благодарю Бога, что наши солдаты так зверствовали в России. Лишь только поэтому они теперь боятся сдаваться в плен, понимая, что русские горят желанием им отомстить. Но все равно, несмотря на строжайшие запреты, многие тайком читают советские листовки.
– Построже надо с солдатами, построже. Вот возьмем, например, госпиталь. Хофер уверил меня, что там только тяжелые раненые, но наверняка среди всех этих бездельников затесались и самострельщики. Это нельзя терпеть, таких дезертиров следует расстреливать.
– Послушай, Хайнрих, за последнюю неделю и так расстреляли несколько сотен симулянтов. Но черт возьми, если выявить самострельщиков довольно просто, то как нам узнать, отморозил себе конечности солдат специально или нет. Вот, к примеру, послали недавно батальон на новые позиции. Целую ночь их везли в грузовиках по сильному морозу, и к утру половина из них оказалась с обморожениями. Как узнать, может, кто-то из них специально рукавицы снимал? Кстати говоря, потом выяснилось, что привезли их вовсе не туда. Или вот надевают сапоги практически на голые ноги, и поди потом разберись, кто виноват – интенданты, командиры или же рядовые.
– Как в испанском легионе? – снова сменил тему майор. – Ребята там довольно храбрые, но они и раньше дисциплиной не отличались.
– Тьфу ты, легион, – недовольно скривился капитан при напоминании о своей постоянной головной боли. – Пока фронт не рухнул, они держались, и даже неплохо. Но теперь им воевать резко расхотелось. Видите ли, в Испании объявлена мобилизация, и они нужны там. Хотя война с Англией пока и не началась, но ее ждут. Да еще испанцы нас, немцев, во всем обвиняют.
– Вот как, – насмешливо вскинул брови майор, – а мы-то в чем виноваты?
– Мне доносили, что у них идут такие разговоры: дескать, не высади мы, германцы, свои войска в Алжире, то англичане в ответ не стали бы захватывать Испанское Марокко.
– Ерунда, – авторитетно заявил многоопытный майор. – Уж слишком оперативно англичане сработали. Десант они, конечно, собрали с бору по сосенке, но все-таки приготовить его за сутки совершенно невозможно. Мы просто опередили их, как и в Норвегии. А войны Британии с Испанией не будет, это не выгодно ни Черчиллю, ни Франко.
– Не стану спорить. Но испанцам дай только повод побузить. Если бы не окружение, они бы уже рванули домой, а пока им волей-неволей приходится оставаться на позициях.
– Ну, с испанцами понятно. Им лишь бы мародерствовать, хотя раньше прецеденты грабежей своих собственных складов были редкими. А как наши, не трусят?
– Еще месяц назад все было отлично, – тяжело вздохнул Райх, – а теперь все чаще приходится останавливать солдат от бегства угрозами и даже оружием. Но это еще полбеды. Гораздо хуже, когда не выполняют приказы и отсиживаются в тылу офицеры, вместо того чтобы возглавить свои подразделения в бою. И что с ними прикажете делать? Расстрелять не трудно, но у нас и так некомплект личного состава. Трибуналы стараются дать им второй шанс и направляют в штрафбат. Это теперь единственное подразделение, не испытывающее недостатка в людях. Только недавно батальон потерял семьсот человек, наткнувшись на засаду в лесу[14], но теперь его боевой состав снова восстановился. Так что сам понимаешь, нам в гестапо скучать не приходиться.
– Ничего, все исправится, когда Геринг наконец-то наладит воздушный мост.
– Геринг? – прошипел капитан таким тоном, что шофер вздрогнул и дернул руль. Если бы в гестапо не набирали самых опытных водителей с мгновенной реакцией, то «хорьх» вылетел бы с дороги. – О, да ты не знаешь, чем занят наш великий рейхсмаршал, ну так я тебе расскажу. Как ты помнишь, он у нас по совместительству еще и главный охотовед рейха. Так вот, Геринг решил, что здесь мало проблем, и решил нас немного развлечь. Только представь, нам прислали приказ, требующий соблюдать все инструкции, регламентирующие охоту. Для контроля за соблюдением охотничьих правил даже приказано выделить полевую жандармерию. Не дай бог, кто-нибудь застрелит зайца, не имея охотничьего билета или нарушив еще какое-нибудь предписание имперского охотоведа. Жандармерию, естественно, никто на этот идиотизм не выделил, но официальных отчетов у нас прибавилось.
Глава 9
В штабе 28-го корпуса, куда прибыли майор Лютце и капитан Райх, их встретили неприветливо. Если в начале войны к гестаповцам относились лишь с легкой настороженностью, признавая, что они делают хотя и грязное, но нужное дело, то теперь все изменилось. Мания величия, которой немцы были заражены почти поголовно, постепенно сошла на нет. В наступившем после поражений просветлении солдаты начали задавать друг другу вопросы – зачем нас послали сюда на смерть? Вот тут-то и оказалось, что гестапо не только местных жителей умеет вешать, но очень даже не прочь разобраться и с ненадежными элементами в самом вермахте. Поэтому неудивительно, что охрана штаба, заметив знакомую машину, сразу насторожилась и встретила пришельцев хмурыми взглядами. Зато Лютце, увидев их закутанные с ног до головы фигуры, едва не прыснул от смеха. Зимнее обмундирование болталось на отощавших фигурах, как на огородных пугалах, а пилотки были натянуты на самые уши. Для утепления солдаты кутались в одеяла и шерстяные платки, а кому не хватило платков, напихивали в брюки и под шинели газеты. Когда газеты заканчивались, в ход шли листовки, причем без разницы, советские или германские. Некоторым счастливчикам еще доставались соломенные боты, считавшиеся роскошью. Шерстяных масок не было вообще, но зато лица часовых покрывал толстый слой желтого крема, делая их похожими на клоунов.