А вот нашим наблюдателям с дерева все отлично видно, тем более что мы находимся на правом, крутом берегу реки. Здесь наши войска господствуют над противником и могут вести огонь прямой наводкой. Но чтобы точно накрыть самые дальние цели, артиллерии все-таки нужны самолеты-корректировщики, а их что-то нигде не видать, хотя погода довольно сносная.
– Да вот же они, наши воздушные силы, – указал Панченко куда-то назад и вбок.
И действительно, над лесом начала подниматься громада аэростата, прежде невидимая за высокими деревьями.
– Это что за чудо? – изумился я. – На нашем фронте ни разу такого не встречал.
– Эх, ты, деревня. Это АН-540, аэростат наблюдения, – снисходительно объяснил минометчик. – Применяется для артиллерийской разведки. Неужто раньше таких аппаратов не видел?
Да уж, я действительно думал, что аппараты легче воздуха сейчас применяются только как аэростаты заграждения. А тут как в прошлом веке – воздушный шар для наблюдения за противником. Вроде анахронизм, но, с другой стороны, здесь же нет всяких там современных беспилотников и квадракоптеров. Их еще просто не изобрели. Забыв о противнике, я с любопытством навел бинокль на дирижабль, чтобы внимательно рассмотреть это чудо техники. Хотя нет. В дирижабле обязательно должен быть мотор с винтом, а тут его не видно. Значит, это просто привязной аэростат. Он представлял собой вытянутый баллон с тремя стабилизаторами, наполняемыми ветром, метрах в восьми под которым болтается подвешенная на тросах плетеная корзина, в которой виднеется долговязая фигура наблюдателя. Вообще-то, запускать наполненный водородом аэростат так близко от линии фронта очень опасно, но когда почти все огневые точки вскрыты заранее, то можно и рискнуть. Зато, глядишь, наблюдатель сверху заметит что-нибудь важное.
– Смотри, – пихнул меня в бок Панченко. – Новую цель обнаружили.
И верно, до сих пор огонь велся по заранее разведанным целям, обозначенным на нашей карте. А теперь, видимо, аэронавт что-то углядел, и артиллеристы перенесли огонь на новые объекты. Там, куда они целились, на первый взгляд ничего подозрительного не было, только маленький белый холмик, притаившийся в небольшой ложбинке. Но вдруг снежные стены, скрывавшие замаскированную огневую позицию, рухнули, и стали видны два орудия и их суетящиеся расчеты, готовящиеся к стрельбе. Поняв, что им уже не спрятаться, немцы решили ответить огнем, и необнаруженная ранее батарея гаубиц начала огрызаться. Но так как фрицы ничего не видели, кроме аэростата, то они стали обстреливать воздухоплавательный отряд, ориентируясь по тросу, на котором держался аппарат. Вокруг летно-подъемной части вздыбились разрывы, причем легшие довольно точно. Наверняка среди бойцов дивизиона появились погибшие и раненые. Жаль, первые потери в этой операции. Но нельзя сказать, что бойцы погибли зря. Если бы не корректировка с воздуха, спрятанная батарея могла бы натворить дел, ударив во фланг нашим наступающим полкам.
Однако долго немцам стрелять не пришлось, наш наблюдатель сработал отлично. Он точно определил координаты цели и умело скорректировал огонь, так что всего нескольких залпов, выпущенных по батарее, оказалось достаточно, чтобы она замолкла, а затем мощный взрыв боеприпасов полностью разметал вражескую огневую позицию.
Я помахал в сторону аэростата, хотя было понятно, что артиллерист меня не заметит, и вдруг замер. Воздушный аппарат, прежде висевший на одном месте, вдруг начал стремительно подниматься в небо, и к тому же его относило ветром к северо-западу. Видимо, осколком перебило трос, соединяющий аэростат с лебедкой, и воздушный шар унесся в свободный полет. А выпускной клапан, наверно, заело, раз он не может спуститься.
Как я успел заметить, это происшествие взволновало не только меня. Офицеры на нашем дивизионном НП вдруг не на шутку разволновались. Некоторые из них, вместо того чтобы наблюдать за обстановкой, принялись следить за аэростатом, весьма эмоционально размахивая при этом руками.
– Чего они так волнуются, ведь немецких сюрпризов тут наверняка больше не осталось? – поинтересовался я у лейтенанта. – Мы и без наблюдателя управимся.
– Так там же сын комдива летит! – воскликнул Панченко. – Ты не знал?
Порывшись в памяти, я припомнил все, что мне рассказывали о генерале, и позволил себе усомниться:
– Не, не может это быть сын Кончица. Ему же только шестнадцать.
– Так он учился в артиллерийской спецшколе, а курсантов недавно привлекли к боевой службе, потому что артиллеристов позарез не хватает.
Вот значит как, это действительно сын комдива.
– А что же он не прыгает? – прошептал я, прильнув к окулярам бинокля. – Ветер же скоро отнесет его на тот берег, а там немцы.
– Вот именно, а на аппарате секретное оборудование, – процедил сквозь зубы комбат. – И документы.
Корректировщик действительно не собирался ничего отдавать немцам. Он вскарабкался по корзиночным стропам к самому баллону и что-то начал там делать. В его руке на миг сверкнуло лезвие ножа, и широким взмахом артиллерист разрезал полотнище аэростата. Выпущенный на волю газ мгновенно расширил дыру, чуть не сдув отважного курсанта, и шар замедлил свой подъем, а затем начал падать. Корректировщик же, убедившись, что аэростат уже никуда не улетит, спрыгнул со своего воздушного судна и спокойно спустился на парашюте.
Из книги «Венесуэла – оплот свободы»
Когда я прибыл в Венесуэлу в начале восемьдесят третьего года, ситуация в регионе складывалась все более опасная. Цена нефти на американском рынке выросла в два раза, а это значило, что начались её массовые закупки для армии. Также последние месяцы в США вдруг резко выросло производство азотной кислоты. Эти, а также многие другие тревожные факты говорили о подготовке к войне.
Настораживал и инцидент, произошедший недавно над Западным Ираном. Наши истребители подбили гонконгский пассажирский «Боинг», якобы заблудившийся и отклонившийся от курса на пятьсот километров. Примечательно, что «заблудился» самолет так точно, что пролетел как раз над нашей военной базой, и по времени это событие совпало с пролетом американского разведывательного спутника. Видимо, ради этого аэробус вылетел с большим опозданием, хотя обычно самолеты гонконгской авиакомпании летают точно по расписанию. Поднявшиеся на перехват истребители передавали радиосообщение с требованием изменить курс, но никакого ответа не последовало. Авиалайнер летел безмолвный, словно «Летучий голландец», даже иллюминаторы не светились. На предупредительную очередь из пушки трассирующими снарядами нарушители также не отреагировали, и нашим летчикам в соответствии с инструкцией пришлось выпустить ракету. Она попала в один из двигателей, выведя его из строя и тем самым вынудив «Боинг» сесть на ближайшем аэродроме.
Пассажиров на самолете почему-то не оказалось, зато экипаж насчитывал аж тридцать человек. Как и следовало ожидать, и командир лайнера, и его заместитель оказались сотрудниками британской разведки. Пилоты «Боинга» принесли извинения, заявив, что у них вышла из строя система навигации, и на том инцидент был исчерпан. Правда, несколько американских телеканалов успели сообщить в новостях, что кровожадные русские уничтожили три сотни невинных людей, но шумиха вокруг лайнера быстро улеглась.
Эти и другие подобные события нагнетали обстановку в мире. Зарождавшиеся конфликты грозили перерасти в большую войну, и редакция направила меня освещать события в Южной Америке. Сразу после приезда я попытался взять интервью у главного военного советника Кончица, тогда еще генерал-лейтенанта, но он отбыл в генеральный штаб, и встретить его не удалось. Между тем в столице Венесуэлы обстановка царила тревожная. Все ожидали, что американцы вот-вот начнут бомбить Каракас, но вместо этого на улицах города прогремели взрывы, устроенные террористами. Пострадали от терактов в основном обычные жители, и лишь несколько бомб взорвалось близ военных объектов. Но в тот же день к вечеру появилось сообщение, что генерал погиб. К счастью, эта информация оказалось ложной, и вскоре выяснилось, что с Кончицем ничего не случилось.
Вскоре кризис в регионе закончился и ситуация нормализовалась. Американские наймиты, устроившие теракты, были переловлены или же спешно удрали, а развязать большую войну США так и не решились. Наконец, жирную точку в конфликте поставила Объединенная нефтяная экологическая комиссия, регулирующая добычу нефти. ОНЭК объявила эмбарго на продажу нефтепродуктов США и их союзникам, так что американский президент быстро свернул все военные приготовления, что, впрочем, не помогло ему избежать импичмента. Запрет отменили только после выборов нового президента.
Когда я все же смог взять у генерала долгожданное интервью, то первым делом достал газетную вырезку с сообщением о его смерти:
– Смотрите, Владимир Николаевич, тут пишут, что вы погибли. Значит, жить будете долго, это примета такая.
Кончиц, донельзя усталый после всех этих тревожных дней, все-таки рассмеялся и достал из ящика стола старую, еще черно-белую, фотокарточку обелиска.
– Мне уже не впервой так погибать, – протягивая мне фотографию, весело улыбнулся военный советник.
Вглядевшись в снимок внимательно, я действительно нашел среди фамилий, высеченных на обелиске, надпись «Кончиц В.Н.».
– Это еще в сорок первом случилось, – пояснил генерал, – когда нас, курсантов второй спецартшколы, бросили на передовую. Тогда мне довелось воевать в летно-подъемной части дивизиона аэростатов артиллерийского наблюдения. И вот однажды, когда мне пришлось лазить по стропам аэростата, а потом прыгать с парашютом, я потерял свой смертный медальон, а похоронная команда его нашла и меня причислила к убитым.
Генерал задумчиво помолчал, вспоминая свою боевую юность.
– Потом меня еще не раз «хоронили». В Катаре, Конго, Чили, Алжире. В Китае даже памятник успели поставить, правда, потом надпись поменяли. Высекли благодарность и мне