Конечно, ни санитаров, ни врачей немцы оставить не позаботились, поэтому оказывать помощь раненым и организовывать питание пришлось уже нашим медслужбам. Зайдя в здание бывшей управы, лишь на днях наспех переоборудованное в госпиталь, я огляделся и остался доволен. Все чисто и аккуратно. Санитары грели воду, ординатор осматривал пациентов – дюжину немцев и несколько красноармейцев, спокойно лежащих на матрацах бок о бок. Поняв, что убивать их не собираются, немчура повеселели и как заведенные повторяли любимую фразу – «Гитлер капут».
Едва в Иллука успел подтянуться весь полк, как поступил новый приказ – следовать дальше на северо-запад в направлении Ахтме. Это уже не просто поселок, а пригород большого уездного центра Кохтла-Ярве. Сам город, как и расположенный рядом с ним Йыхви, мы благоразумно обошли стороной, помня, что сейчас важнее скорость продвижения, а не победные реляции о взятых населенных пунктах.
В Ахтме немцы гостей не ждали и окопаться не успели, а вот дальше, в Кохтла-Нымме, все-таки сумели организовать оборону, и оттуда слышались раскаты артиллерийской канонады. Вот оно, началось! На ближайшем привале комбат немедля собрал ротных, и мы, развернув карты, попытались прикинуть, в каком направлении командование решит развивать наступление. Если Кохтла-Нымме не возьмут в лоб, то можно совершить обходной маневр и обойти с запада, а там еще немного, и будет Нарвский залив. Таким образом, город можно легко окружить, а учитывая, что снежный покров и лесисто-болотистая местность затрудняли движение техники, фронт окружения сможет удерживать всего один полк. Например, наш. Однако, вопреки ожиданиям, посылать нас в атаку командование не спешило. То ли передовые части и сами смогут легко разгромить противника, то ли, наоборот, оборона настолько прочная, что нет смысла пытаться её взломать. В общем, генералы предпочли развивать успех в другом направлении – на юго-запад, о чем вскоре и поставили нас в известность.
В общем-то, все правильно. Сейчас важно поддерживать темп, двигаясь по пути наименьшего сопротивления и обходя сильные опорные пункты. Но в глубине души все-таки становилось не по себе от полнейшей неизвестности. Ведь еще недавно мне были ведомы секреты большой политики и планы командования ведущих держав мира, а сейчас я ничего не знаю даже о планах комдива. Все накрыл туман войны, и совершенно непонятно, где противник, где соседи, где наш штаб дивизии, и где развернут медсанбат, если его вообще разворачивали.
Получив очередную задачу, я донес её до подчиненных, мрачно добавив от себя:
– Да уж, не наступление, а турпоход какой-то. Опять прошел почти целый день, а вступить в бой нам так и не пришлось.
– Накаркаете, товарищ командир, – вполголоса проворчал и. о. политрука Михеев. – Вы же сами говорили, что восточная мудрость гласит – «избегнутый бой – выигранный бой».
Верно, говорил. Но когда неделями сидишь в тылу и слушаешь сводки об успешных наступлениях Красной армии, то душа просто рвется в битву.
Собиралась рота недолго. Личный состав погрузился в машины, сержанты быстренько обежали место стоянки, проверяя, не оставил ли кто невзначай какое-нибудь письмо, документ или дивизионную газету, из которых враг сможет узнать о нашем подразделении, и снова вперед.
Проплутав еще пару часов по безлюдным проселкам, батальон наконец-то добрался до назначенного ему района обороны. Никаких особо важных стратегических пунктов тут, правда, не имелось, лишь развилка проселочных дорог и несколько одиноких хуторов, но оно и к лучшему. Ведь в противном случае здесь бы уже засели немцы. Собственно, вся задача заключалась в том, чтобы переждать ночь, а там уже действовать по обстановке – или снова незаметно просачиваться в тыл врага, или же держать оборону.
Нашей первой роте Иванов доверил защищать участок зимника, тянущийся с северо-востока на запад, по которому мы и приехали. Ввиду важности задачи нам даже выделили целое артиллерийское подразделение, а точнее, взвод «сорокопяток» под командованием сержанта Валикова.
Другую дорогу, идущую на юг, обороняла вторая рота, а третья защищала штаб батальона вместе со всеми тылами и грузовиками.
Так как никто не мог предсказать, сколько нас тут продержат, то к оборудованию позиций, на всякий случай, стоило подготовиться серьезно. Выставив охранение, мы с командирами взводов сразу же провели рекогносцировку, чтобы оценить обстановку. Правда, переднего края противника нигде не наблюдалось, но враг мог появиться с любой стороны, и нам следовало занять круговую оборону. Но основное внимание, конечно, уделялось западному и северо-восточному направлениям, потому что оттуда вели дороги. Совместно с артиллеристами мы наметили позиции огневых точек, позволяющие контролировать все подходы, выбрали ориентиры и определили расстояние до них. Конечно, хорошо бы еще провести пристрелку. Но пока немцы еще не знают, что мы здесь, лучше не привлекать их внимания лишней пальбой.
Комбат предложенную систему огня утвердил, и бойцы споро принялись за работу. Устройство огневых позиций много времени не заняло. Долбить твердый, как камень, промерзший грунт смысла не было, и потому окапываться мы не стали, ограничившись лишь маскировкой. Не было необходимости и в строительстве шалашей, так как в полукилометре находился большой хутор, в котором можно было расположиться на ночлег.
Условия для работы, учитывая зимнее время года, конечно, были просто идеальные. Противник не мешал, ветер притих, почти полная луна ярко светила с безоблачного неба, инструментов хватало. Впрочем, не мешало бы сгонять в усадьбу в поисках подручного материала, пригодного для маскировки. Взяв пару кошевок, грузовики-то у нас комбат забрал, чтобы они не тарахтели ночью на весь лес, я с Михеевым и с десятком красноармейцев отправился искать стройматериалы. От дороги к хутору вела почти прямая наезженная колея, и до цели мы домчались в считанные минуты. Политрук решил проинспектировать дом, а я, не ожидая подвоха, принялся копаться в сарае, выбирая жердины, куски мешковины, веревки и прочий хлам, пригодный для дела. Однако уже через минуту дикий крик, раздавшийся из дома, заставил меня подпрыгнуть, уронив фонарик.
Чертыхнувшись, ведь, судя по крикам, вопил Михеев, распекавший нерадивых подчиненных, я помчался разбираться в конфликтной ситуации. Авдеев с Леоновым, правда, проскользнули в дверь вперед меня, но предосторожность оказалась напрасной. Весь сыр-бор разгорелся из-за стопки пластинок и почти не ношеного пиджака, которые, походя, решили приватизировать красноармейцы.
– Бойцы, мать вашу, вы что творите? – от души орал на них замполитрука. – Это вам не Германия!
– Как же так, товарищ политрук, – изумился молоденький боец. – Тут все надписи не по-нашему, и морды эти по-русски не шпрехают. – Большинство обитателей хутора сбежали, осталась лишь пара стариков, возмущенно что-то лопочущих на своем языке и показывающих на мародеров.
– Это Эс-то-ния, – медленно, по слогам произнес Михеев. – Наша, советская республика! Быстро вернуть все на место, а то вас под трибунал немедля отправят.
Вещи мгновенно вернулись к хозяевам, а политрук, немного подумав, напомнил на будущее, что и за границей без разрешения командира ничего из частных домов брать не дозволяется.
Тем временем орудия и пулеметы расставили на краю опушек, там, где растительность погуще, и хорошенько замаскировали. Над «сорокапятками» стянули верхушки деревьев, к которым вдобавок подвесили бечевку с привязанными хвойными лапками. Кусты, загораживающие ствол, ломать не стали. Вместо этого ветки обвязали веревками, чтобы перед стрельбой их можно было быстро отогнуть в сторону. В довершение маскировки к орудийному щиту привязали пару толстых веток, так что в результате пушку нельзя было заметить, пока она не откроет огонь.
Закончив с маскировкой боевого порядка артиллерии, пушкари с помощью наших бойцов начали готовить ложные позиции. К счастью, макеты устанавливали в расчете на воздушное наблюдение или же дальнее наблюдение с земли, а потому особая деталировка не требовалась. Толстая жердина для ствола, кусок плетня вместо щита, тележные колеса – вот и все, что требовалось для работы. Ну, разве что в качестве бонуса, а это слово уже разошлось по всему полку, добавили найденные на хуторе осколки зеркала и кусочки блестящей жести, отблеск от которых могли заметить вражеские наблюдатели. Конечно, для виду деревянные орудия укрыли, но маскировку соорудили нарочито небрежно.
В отличие от настоящих пушек, стрелять из которых мы не решились, ложным никто не мешал провести пристрелку подступов, и потому артиллерийские расчеты намели перед стволами «орудий» вполне реалистичные задульные конусы, имитирующие следы от выстрела. Не забыли они также хорошенько вырубить кустарник в «секторе огня», чтобы подозрительное место сразу бросалось в глаза.
Конечно, макеты, как бы хорошо их ни сделали, не должны стоять в гордом одиночестве. Не потому, что им, как снежной бабе из детского стишка, будет скучно, а просто выглядит это совершенно неестественно. А значит, к ним обязательно должны прилагаться вспомогательные макеты – гильзы, ящики, штабеля снарядов, мешки, чучела бойцов и подъездной путь от дороги.
Вокруг ненастоящей огневой позиции соорудили такие же фальшивые окопы, благо что зимой отрыть ложные траншеи не составляет труда. Достаточно просто расчистить снег, накидать веток для утемнения дна, и «окоп» готов. Ну, вот так уже гораздо лучше. Меня все время не покидало чувство, что прогулка окончилась и завтра к нам в гости нагрянут «лаптежники». Сколько бы немцам ни дурили голову, но они уже должны сообразить, где отвлекающий маневр, а где главное наступление.
Трудились красноармейцы быстро. И потому, что понимали значимость работы, и чтобы не замерзнуть, и для того, чтобы поскорее завалиться на заслуженный отдых.
Казалось бы, мы ничего не упустили, но получившаяся «оборона» хотя и выглядела правдоподобной, все равно казалась мне жидковатой. Без долговременных огневых точек ей как-то не хватало солидности. Ну, хочется, так сделаем, благо как раз с западной стороны имеется замечательный заснеженный бугорок. Специально обрабатывать его не требуется, достаточно вырезать кусок брезента в форме амбразуры и уложить на скате холмика. С противоположной стороны будет вход, тут отроем в снегу выемку побольше, с расчетом, чтобы в получившийся «лаз» мог протиснуться боец в зимнем обмундировании. Вот и все, наш