- Надо еще раз поговорить с Коцко, - предложил Кольцов. - К завтрашнему утру она совсем оклемается и, может, вспомнит что-нибудь важное.
Саша был прав: в нашем положении нельзя было пренебрегать любой информацией. По своему опыту я знал, что иногда совсем, казалось бы, второстепенный факт становится решающим в розыске.
- А сейчас, - встал Дробаха, - к гражданке Сибиряк, как ее?.. - Он заглянул в записную книжку. - Василине Васильевне, двоюродной сестре Пашкевича.
Гражданка Сибиряк жила довольно далеко, на берегу Ингульца в собственном домике. От улицы усадьбу отделял низкий забор, перед ним росло тутовое дерево, ягоды только начали чернеть, но я не удержался от искушения сорвать несколько. Они горчили, однако все равно вкус был приятный, мне захотелось еще, но тут я увидел такое, что забыл и о туте, и о ее удивительно больших ягодах: на крыльцо вышел в рубашке с погонами сержант милиции. И он явно жил тут - рубашка расстегнута, без фуражки и в домашних тапочках без задников.
Мы с Дробахой переглянулись. Следователь вошел во двор, вынул удостоверение и показал сержанту.
- Здесь живет гражданка Сибиряк? - спросил он.
Сержант, увидев прокурорское удостоверение, совсем по-военному вытянулся и вместо ответа отрапортовал:
- Инспектор дорожного надзора сержант Гапочка! - смущенно улыбнулся и добавил: - А жена в гастрономе, сейчас вернется.
- Ну и ну... - покрутил головой Дробаха. - Инспектор дорожного надзора, говорите?
- Что-нибудь случилось?
- Пройдемте в дом, сержант. Имеем к вам серьезное дело. Знакомьтесь два капитана милиции: киевский Хаблак и ваш криворожский Кольцов, из уголовного розыска.
Сержант крепко пожал нам руки и ничем не выразил тревоги, но сразу как-то помрачнел и внутренне подтянулся. Открыл дверь.
- Прошу, - отступил он, давая дорогу.
Домик оказался совсем маленьким: две комнаты и кухня. Еще, правда, застекленная веранда под огромным грецким орехом. Окна на веранде распахнуты, из сада пахло какими-то цветами - горьковато-терпкий запах, и это, должно быть, понравилось Дробахе, потому что он сел у окна, показав сержанту на стул напротив. Мы с Кольцовым устроились рядом на старом, продавленном диване.
Сержант сидел на стуле, вытянувшись и положив ладони на колени, так, как надлежало сидеть перед начальством, точнее, перед начальством привык стоять, но если уж приглашают...
Дробаха с любопытством разглядывал Гапочку, наконец дунул на кончики пальцев и спросил:
- Василина Васильевна Сибиряк, говорите, ваша супруга?
- Да.
- И давно вы женаты?
- Два года.
Дробаха одобрительно кивнул, будто этот факт имел какое-то существенное значение.
- Двоюродного брата жены знаете?
- Пашкевича?
- Да, Пашкевича.
- Вот оно что!.. К сожалению, знаю.
- Давно виделись?
- Освободился из колонии в январе и сперва жил у нас. Половина домика принадлежала ему. Мать Пашкевича, - объяснил он, - сестра моей покойной тещи. Они вместе строились. Потом мы с Василиной эту половину откупили, и он ушел.
- Куда?
- Говорил, где-то снял комнату. Как съехал в январе, так больше не виделись.
- Послушай, сержант, - вмешался я, - вы не обратили внимание: может, Пашкевич прихватил с собой какие-нибудь ваши вещи?
Гапочка покачал головой.
- Хотя он и жулик, но у своих... Василина сначала даже пожалела его: костюм купила и пятьдесят рублей дала.
- В счет дома?
- Просто так. И напрасно: он с нас все, что имели, содрал.
- Сколько?
- Четыре тысячи. За эти деньги можно построить трехкомнатную квартиру в кооперативе.
- А форма? Ничего из вашей форменной одежды не исчезло?
Сержант немного подумал. Потом нерешительно ответил:
- Фуражка... Старая фуражка куда-то девалась, но я думал, что жена...
- А рубашка, брюки?
Гапочка пожал плечами.
- Вроде на месте... Кому нужна рубашка?
- Эта рубашка, - вставил Дробаха, - была использована бандитами, убившими человека.
Сержант порывисто повернулся к следователю.
- Вы сказали: убили? - Постепенно смысл сказанного начал доходить до него, он побледнел и переспросил: - Убили?
- Угу... - как-то уж слишком буднично кивнул Дробаха. - Надели вашу форму, остановили машину и убили водителя.
- Пашкевич?
- Да. Кстати, ваша форма могла подойти ему?
- Мы одного роста, он, правда, чуточку худее. И вы говорите, что Олег убил человека?
- С напарником. Таким же рецидивистом. И поэтому прошу посмотреть, чего не хватает из вашей форменной одежды.
- Жена... - ответил сержант. - Сейчас придет жена, и она... Но ведь! - воскликнул он вдруг. - Какой же мерзавец! А я еще его на работу устроил!
- Кто мерзавец? - послышалось со двора. - Чего орешь?
- Василина! - Сержант повернулся к открытому окну. - Иди сюда, Василина!
Василина Васильевна, в отличие от мужа, оказалась полной. Узнав, кто мы такие и по какому поводу пришли, обошла всех по очереди и пожала руки. Жала не по-женски крепко, что свидетельствовало о твердом характере.
Принесла из другой комнаты стул, уселась на нем, удобно опершись на спинку, и солидно произнесла:
- Слушаю вас.
Беседовать с такой женщиной для следователя - одно удовольствие: ответы, как правило, исчерпывающие и деловые, без фантазий.
Дробаха повторил вопрос: не заметила ли она в последнее время исчезновения чего-нибудь из форменной одежды мужа.
- Брюки, - ответила, не задумываясь.
- Ваш брат мог взять их?
- Только он. Я еще подумала: зачем? Попросил - сама бы дала. Богдан, - кивнула она на мужа, - как раз новую форму получил.
- А рубашки?
- Я же их не считаю. Выстираю, выглажу, а чтоб считать...
- И все же придется.
Василина Васильевна, совсем по-детски пошевелив губами, ответила:
- По-моему, семь. Да, семь. - Быстро, невзирая на солидность, вскочила, вышла из комнаты. Вернулась чуть ли не сразу. - Там, пять, сообщила она, - шестая на Богдане.
Дробаха потер руки.
- Следовательно, одной не хватает, - констатировал он.
- Да, - согласилась та. - А что?
- Ваш брат совершил тяжкое преступление, и мы разыскиваем его. Не виделись в последнее время?
- Век бы не видеть! Снова за свое взялся...
- Где он может быть?
- Если бы знать!
- У вас есть еще родственники?
- Тетка на Кировоградщине. Тут недалеко, в Долинском районе. Но Олег вряд ли отправится туда, никогда в жизни и не виделись.
- А товарищи? Знаете его товарищей?
- Какие товарищи! Его же столько лет не было...
- Может женщины?
- Погодите! - Приподнялась она на стуле. - У него же Маруська... Тут где-то познакомился, а она из Львова, он еще письмо от нее получил.
- Почему думаете, что именно от нее?
- Я же из ящика вынимала. Смотрю: из Львова. А он перед этим хвалился: какую-то львовяночку встретил, кажется, продавщицу. Или официантку... Я еще порадовалась: женится, может, хоть это ума прибавит.
Дробаха пошевелил пальцами и спросил как-то вяло, хотя глаза за стеклами очков даже потемнели от нетерпения:
- Адрес?.. Не запомнили ли случайно обратного адреса на конверте?
Василина Васильевна покачала головой:
- Зачем же он мне?
- И все же? Вы же видели:письмо из Львова... А дальше? Улица?
- Улица... Что-то там было написано... - Она потерла лоб тыльной стороной ладони. - Вертится вот перед глазами, а не вспомню.
- А вы закройте глаза, - посоветовал Дробаха, - иногда это помогает.
Женщина улыбнулась и правда закрыла глаза.
Дробаха снял очки и начал протирать стекла носовым платком. Кольцов заерзал на диване, и старые пружины уныло заскрипели. Дробаха недовольно посмотрел в нашу сторону, будто этот скрип мог помешать напряженной умственной работе женщины.
Василина Васильевна открыла глаза и сказала с сожалением:
- Не припомню... Но ведь... Вот что: название какое-то чудное, точнее, не чудное, а что-то от профессии. То ли Сапожная, то ли Портняжная... Гончарная... То ли... Погодите... Погодите... Я еще подумала. О чем же я подумала? - Снова задумалась. - Хлебная. Нет, кажется, Пекарская... Точно, хлеб люди пекут... Пекарская!
Дробаха надел очки, похвалил:
- Ну и память у вас, Василина Васильевна. Ассоциативная...
- Какая уж есть.
- Очень хорошая память, говорю. А номер дома, квартиры не припоминаете?
- Не обратила внимания.
- Маленькие цифры или большие?
- Нет, врать не хочу.
- И вы передали письмо брату?
- Положила на стол в его комнате.
- Не сказал, что пишет эта Маруся?
- Хвалился: приглашает.
- Она молодая или средних лет? Красивая?
- А кто ее знает... Но я думаю, зачем молодой и красивой Олег? Ему уже за тридцать пять и лысый.
- Все бывает... - глубокомысленно ответил Дробаха. Добавил после паузы: - Вот вы сказали: брат похвалился, что встретил львовяночку. Сказал бы так, если бы познакомился с женщиной средних лет и некрасивой? Львовяночка! Само слово какое-то красивое...
- Может быть, - согласилась Василина Васильевна. - Олег - все может! Чего-чего, а голову женщине задурить может!
- Почему вы думаете, что эта Маруся - продавщица?
- Так Олег же говорил. Она к продуктам какое-то отношение имеет. Может, продавщица или кассирша.
- Не спросили у него?
- А не все ли мне равно!
- Писем от нее больше не было?
- Так ведь Олег же через неделю съехал.
- Куда?
- Комнату где-то снял. Я еще спросила - где, но он не сказал. Мол, если захочет, сам зайдет. А мне бы век его не видеть!
Она сказала это вполне искренне, и я подумал: действительно, с таким братом не соскучишься. Но желания у нас с Василиной Васильевной в данном случае были совсем противоположные: лично мне хотелось как можно быстрее увидеться с ее малопочтенным братом. В конце концов, версия с этой львовяночкой Марусей была перспективна, и я сказал Дробахе, когда мы вышли, что, наверное, мне придется полететь во Львов. Было бы, конечно, очень хорошо, если бы и он...