— Рябов? — переспросила царица, и тоже еще раз посмотрела в окно, и даже прищурилась, а после недоверчиво сказала: — Ну, я не знаю. Рябов всегда стоял открыто и не прятался. А это кто-то другой. Кто его туда подослал? И с какой целью?
— Э! — торопливо воскликнул Иван. — Сейчас сами увидите! — Он подошел к самому окну и громко приказал: — Рябов, ко мне!
Рябов — а это и вправду был он — тотчас вышел из кустов и с ружьем на караул, парадным шагом, подошел ближе к окну.
— Рябов! — сказал Иван. — Кто тебя туда определил?
— Вы, ваше благородие, — четко ответил Рябов.
— А почему туда?
— Чтобы не пялился.
— Молодец! — поморщившись, сказал Иван. — Ступай на место! Живо!
Рябов развернулся и ушел в кусты. Иван тоже развернулся, но к царице, и по-прежнему бодро сказал:
— Вот видите, ваше величество, везде порядок. Никакая мышь не прошмыгнет.
— Мышей я не боюсь, — ответила царица. — А вот… — И тут она сделала вид, что задумалась. Потом еще раз посмотрела на Ивана и даже наклонила набок голову, чтобы было совершенно ясно, что она смотрит очень внимательно… А потом спросила вот что: — А что еще вам Питер приказывал?
— Кроме чего? — спросил Иван.
— Кроме мышей.
— Ничего! — громко сказал Иван. — Просто велел нести службу, и все. И чтобы ничего такого не случалось, никакой беды, а чтобы все было по уставу.
Царица очень внимательно посмотрела на Ивана. Иван не моргнул. Царица задумчиво сказала:
— А у вас открытое лицо. — После еще немного помолчала и спросила: — А вы давно у Питера?
— Нет, со вчерашнего, — сказал Иван.
Царица понимающе кивнула, опять села на софу, и даже взяла веер, и уже почти приветливо сказала:
— И вы тоже не стойте, любезный. Зачем это нужно? Присаживайтесь.
Иван осмотрелся, отступил и сел на стул.
— Любопытно, — сказала царица, — даже очень. То есть вы, совершенно неизвестный ему человек, и он вдруг отправил вас сюда. Вчера в первый раз увидел и сразу отправил. А как вы с ним познакомились?
— Я, ваше величество, на службе, — ответил Иван. — Я из действующей армии. Курьер.
— От Захара Григорьевича? От Чернышева? — спросила царица.
— Нет, от Петра Александровича, — сказал Иван. — От графа генерал-аншефа…
— О, конечно! — сказала царица. — И как это я сразу не догадалась. Ну и как там вам у Петра Александровича служится? Скоро возьмете Шлезвиг?
— Как будет приказано, ваше величество, — на всякий случай уклончиво ответил Иван.
— И это тоже правильно! — сказала царица. — Мы люди маленькие, это не нам решать. А вы, простите, в каком звании? Я в этом плохо разбираюсь.
Иван встал, кратко поклонился и представился:
— Иван Заруба-Кмитский, ротмистр. — После еще сказал: — Драгун, — после чего еще раз поклонился.
— Да вы садитесь, — сказала царица. — Садитесь, мы же с вами не на войне. И даже не на вахтпараде.
Иван сел.
— Вот я уже о вас кое-что узнала, господин ротмистр Кмитский, — с улыбкой сказала царица.
— Заруба-Кмитский, — повторил Иван. Царица удивленно подняла брови, и тогда он поспешно добавил: — Мы же Кмитскими стали недавно, при бабушке. А Зарубы мы давно.
Царица опять улыбнулась, сказала:
— Фамилия у вас очень военная. А вы к ней подходите?
— А это как понимать? — спросил Иван.
— А вот если нужно рубить саблей, то вы как рубите?
— У нас в строю, ваше величество, не сабли, — сказал Иван. — У нас у нижних чинов палаши, а у офицеров шпаги. Сабля, конечно, намного лучше, саблей рубить легче. Но и шпагой тоже научились.
— О! — воскликнула царица. — У вас даже глаза засверкали! Так вы, признайтесь, крепко рубите?
— Крепко, сударыня, — сказал Иван. — Верхового вместе с лошадью одним рубом разрубаю надвое.
— Не может быть!
— Может. Велите, чтобы кто-нибудь сел на лошадь, и я тоже сяду, съедемся, и я их разрублю. Вот прямо здесь, под окнами.
— Ужас какой! — опять воскликнула царица. — Нет, не надо!
— Как прикажете.
Царица помолчала, посмотрела на Ивана, а потом сказала:
— А теперь признайтесь, что вы шутите.
Иван усмехнулся, сказал:
— Немного, конечно, шучу. Но и правду тоже говорю. Потому что если рубану, тогда им будет вот что: лошадь в одну сторону, а верховой в другую.
— Понятно, — сказала царица. Помолчала и еще добавила: — Понятно. — После взяла веер и принялась им обмахиваться. Потом опять заговорила, и теперь уже вот так: — И вы, конечно, человек решительный. Вас заметили раз, вас заметили второй, затем вы отличились под Кольбергом… И это было тогда, когда они пытались деблокировать, но это им не удалось, Платен бежал… И Петр Александрович забрал вас к себе в штаб! Так это было?
— Так, — сказал Иван, с большим удивлением глядя на царицу.
Она это заметила и засмеялась и после стала еще быстрее обмахиваться веером. Потом сложила веер, сказала:
— Зарубы-Кмитские. Не помню, — и вопросительно посмотрела на Ивана.
Иван сказал:
— Я уже говорил вам, ваше величество, что Кмитские мы недавно, по бабушке. А Зарубы мы уже триста лет. Мы были писарями брянскими, хорунжими смоленскими, старостами суражскими…
— Хорошо, хорошо! — перебила царица. — Я это понимаю. Но это, скажем так, история вашего рода. А вот ваши ближайшие родственники, мне вот это хотелось бы знать.
— Извольте, — ответил Иван. — Отец мой, тоже ротмистр и тоже драгун, убит в последнюю шведскую кампанию. В отряде Стоффельда, если вы такого еще помните. И был у меня еще дядя. Он умер в Литве, в прошлом году.
— Умер? — спросила царица.
— Убит, — сказал Иван.
— А! — сказала царица. Помолчала, потом спросила: — А за кого он стоял?
— Дядя, — сказал Иван, — был человек решительный и никого не боялся. Поэтому он всегда стоял только сам за себя.
— А кто тогда его убил? — спросила царица.
— Там, ваше величество, говорят об этом всякое, — сказал Иван.
— Понятно, — еще раз сказала царица. После совсем тихо сказала: — Простите.
Иван молчал. Царица поднялась с софы. Иван тоже поднялся. Царица приложила веер к подбородку и сказала:
— Получилось, что я зря вас потревожила. Я же не знала, что это Рябов. Рябова я не боюсь! И теперь я и вас не боюсь. Мне теперь, даже наоборот, с вами будет спокойнее. Вы сюда надолго?
— Нет, — сказал Иван. — Может, всего на один день.
— Как жаль! А что потом?
«Ат, — подумал Иван, — дурень, дурень!» А вслух сказал:
— Пока не знаю. Государь сказал, что сам это решит.
— Значит, он сегодня собирается сюда?
— Возможно.
— Ой! — воскликнула царица. — И что это я вас допрашиваю? Кто мне дал такое право? Вы же человек военный, и вы давали присягу, я все понимаю. Поэтому если у вас есть какие-то дела, то я вас не держу.
И тут она даже слегка поклонилась. „Иван совсем растерялся.
— Ступайте, ступайте, — сказала царица.
Иван ей поклонился, развернулся и пошел к двери. Царица вслед ему сказала:
— Но, смотрите, на обед не опоздайте. Я буду вас ждать!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ«За государя или как!»
Вернувшись в кордегардию, Иван там первым делом сразу взял свою шляпу, надел ее плотно, по самые букли, и уже только после осмотрелся. Колупаев и еще трое солдат, которые и без того уже стояли очень смирно, еще сильнее подтянулись. И глаза у них были серьезные, без блеска. Это Ивана успокоило, но не совсем — и он строго велел:
— Рябова сменить! Немедля! Потому что дурень! Пойдешь ты! — и он указал на одного из солдат, кажется, на Полушкина, если только он не перепутал, как того зовут.
Солдат отдал честь, развернулся и вышел. Иван стоял, не зная, как быть дальше. Тогда Колупаев сказал:
— Остынет, ваше благородие. Зачем вам такое?
Иван повернулся к столу и увидел, что там для него уже накрыто, то есть стоит котелок, при нем хлеб и ложка, и рядом кружка с киселем, кисель был еще горячий, от него шел пар. Иван, хоть и был не голодный, но все равно одобрительно заулыбался, прошел к столу, сел и сразу принялся есть. Солдаты вышли, чтобы не мешать. И потому что это не положено — смотреть начальству в рот. А Колупаев остался, потому что он сержант и старший в команде.
— Садись, — сказал Иван.
Колупаев сел, но не к столу, потому что это тоже не положено, а на лавку при стене… Каша была жирная и вкусная, Ивану было не до разговоров. Только съев уже примерно половину, он остановился, посмотрел на Колупаева, задумчиво облизал ложку и спросил:
— А когда у государыни обед?
Колупаев очень удивился, но ответил:
— Это еще не скоро. Но мы можем вам еще принести.
— Когда обед, я говорю! — строго сказал Иван. — Отвечай!
— В половине второго, — сказал Колупаев. — А то и в два, а то и даже позже. Но вы не беспокойтесь, ваше благородие, мы этого не прозеваем. Обезьяна Иванна не даст.
— Кто, кто?! — переспросил Иван.
— Ну, Шарогородская, кто, — тут же быстро сказал Колупаев. — Оговорился, ваше благородие, винюсь. Она не обезьяна, конечно, а Катерина Иванна. Просто очень существо подвижное, вот злые языки ее и обозвали. А так она очень приличная дама. Она же главная царицына служанка, сиречь камеристка, и ее к нам перед обедом всегда присылают. И тогда наши, по ее приказу, идут во дворец к Игнатьеву и уже оттуда несут нам и им.
— Им и нам! — сказал Иван.
— Так точно, — согласился Колупаев. — Сперва им. И это нам не в тягость, а даже в почет. А раньше этого почету не было, потому что раньше у нас, опять виноват, у них, у государыни, был свой повар здесь, в Монплезире. А потом он отравился. И это уже две недели тому.
— Как это отравился? — недоверчиво спросил Иван.
— Обыкновенно, — сказал Колупаев. — Грибами. Грибами часто травятся. И так и он. Думал, что сморчки, и не угадал. И теперь мы без повара, теперь ходим к Игнатьеву. А в вашей каше грибов нет, не беспокойтесь.
Иван пожал плечами и опять взялся за кашу. Аппетита у него уже не было, но он понимал и другое: что перестанешь есть — и Колупаев будет думать, что ты испугался.