ерьёзно, крепкие мужики, ни у кого сердце не остановилось, получили ожоги и никакого результата.
Сам я с момента как покинул кабинет подполковника, пребывал в раздумьях. Извечный вопрос. Что делать? То, что семнадцать лет я сидеть не собирался, это факт. К слову да, три неполных года Валентин Шестаков, что до меня занимал это тело, отсидеть успел, осталось семнадцать. В общем, валить нужно, но проблема в том, что у меня техника и снаряжение в основном для летнего периода. Всего шесть комбинезонов для лётчиков моего размера, для большой высоты они, где холодно, и всё. К ним подобие унт. На самом деле сбежать не сложно, проломил танком ограду и свалил, дальше самолёт, взлететь сможет с поверхности какой реки или озера, тут лютый мороз за сорок, замёрзло всё, и лечу в сторону Югов, где потеплее, забирая к столице. Я хочу знать, что произошло с местным Шестаковым, потому как правдивую информацию я тут вряд ли получу. Он действительно взорвал этого первого секретаря, или его подставили? Если и взорвал, я в себя верю, мог, то по каким причинам? Да и что происходит с историей? Тоже узнать хочу. Меня в палате положили, врач в процедурном кабинете ругался, а пока тех пятерых лечил, ещё трое появилось, один из них прапор, что меня привёл. И этот решил омолодится. Вскрыли кабинет хозяина и вот результат. Этим даже больше досталось, одного откачивать пришлось, благо знали, что делать, и сами запустили сердце. Врач от мата уже говорить не мог, охрип, и вот под эту какофонию, ко мне и заглянул тот фельдшер.
– Эй, братуха, подойди, – попросил я его.
Комната тёмной была, но снаружи горел фонарь, и этот качался, то кидая свет на окно, то убирая. Это другой фонарь
– Не спишь? Ну чего тебе? – заходя в палату, спросил медик.
– Ты знаешь, я память потерял. Три года тут, наверняка есть те, кто меня хорошо знает, чтобы просветили меня насчет того, как я сюда попал, за какие грехи? И вообще кто я?
– Не знаю, я из первого отряда, и ты из третьего, мы не пересекаемся.
– У меня есть сгущённое молоко, целая банка.
– У беспамятного? Ври больше. Или ты не терял память?
– Терял, тут нашёл, видимо нычка чья-то. Две банки.
Тот сразу закрутился, включил свет, всё обыскал, даже меня поднимал, матрас ощупывал и подушку. После чего уложив с недовольным видом и уточнил:
– Две банки?
– Получишь как приведёшь знающего человека.
– Смотри, если обманешь, будет ходо, я тут царь и бог.
– После врача?
– После врача, – согласился тот. Это так и было. – Твоих дружков я не знаю, сообщу смотрящему вашего барака, он решит. Если кто и будет, то утром, после завтрака. Это всё?
– Мне бы книгу по истории.
– Вот тут извини, я в ссоре с нашим библиотекарем. Он вор авторитетный, на ножах мы. Дружков своих попросишь.
Если дружки у местного Валентина были, то они сами придут, по сути фельдшер две банки американской сгущёнки просто так получит, но я не возражал. Информация важнее.
Уснуть удалось довольно нескоро, как-то не работала моя способность отдавать себе мысленную команду и сразу уснуть. Мысли в голове так и бродили, как посыпанные дрожжами, множась, наползая друг на друга. Блин, о чём только не на думал. Наверное, час лежал после ухода фельдшера, он кстати тут ночевал, коморка у лестницы со второго этажа на первый, в процедурном всё стихло, врач всех осмотрел и отпустил, да и сам ушёл. А я заставил себя не думать, просто сменил тему, да о бабочках задумался. Потом приказал себе уснуть, что и сделал. Вот так ночь как-то быстро и прошла. А утром, меня разбудили на завтрак. Дежурный принёс со столовой, его фельдшер пустил, началось настоящее паломничество, пока я, поднос стоял на табуретке, ел картошку-пюре с рыбой, на меня заходили посмотреть и матерно восхитится уже человек двадцать. Я так понял, из авторитетных воров, что имели некоторые поблажки, раз без конвоиров ходят, блатные так сказать, тут в принципе ходить они могут. Ну и из знакомых фельдшера были. Это уже после завтрака пришёл врач и всех разогнал, после чего почти два часа мной занимался. Даже шрам изучил на боку, ножевой. Это Валентина тут подрезали, в драке, что в бараке была. Полутора годичной давности шрам. Громкое дело, между прочим. Только после этого, делая долгие записи, тот меня вернул в палату, сообщив, что пока полежу денька два, дальше видно будет.
Посещение врач разрешил, так что вскоре ко мне зашёл фельдшер, потребовал две банки сгущёнки, мол, дружки пришли. Я честно отдал банки, достав их из-под подушки, а на самом деле из Личного кармана. Тот с некоторым удивлением изучив иностранные этикетки, убрал их в карман, после чего вышел, и почти сразу зашло трое. Я двоих ждал, но трое даже лучше. Все лет двадцати пяти примерно, плюс-минус год-два. У одного, с широким приплюснутым носом, я такие у негров видел, а тут белый парень, виден свежий багровый шрам на подбородке. Запоминать как их зовут, я не стал, свалю с колонии в ближайшее время. Я хоть и мало что знаю об этом мире, но то что тут советская власть, с их поиском шпионов везде, то банки сгущёнки с иностранными надписями, точно местных оперов заинтересуют. Фельдшер же и сдаст, наверняка стукачок, иначе бы не посадили на такую хлебную должность. В общем, пообщались. Узнал где находится колония. В посёлке Уптар, в сорока километрах от Магадана. Я думал в самом городе, но оказалось нет. Видимо неправильно понял подполковника. Ладно, теперь знаю, хоть как Валентин попал в колонию. История довольно занимательная, и не особо меня шокировавшая. Для начала, отца я опознал, а вот мать нет. Сразу попросил принести зеркало, один из собеседников метнулся за карманным к фельдшеру, и я изучил себя. Это я и не я, видимо сказалось то, что у меня другая мать. Была Алевтина, стала Татьяной. То есть, это другой Валентин Шестаков. Пребывая в немалом шоке, вот тебе и растоптанные бабочки, я продолжал слушать парней. В общем, гнилая там история была.
Глава 23
«Мы оправдываем необходимостью всё, что мы сами делаем. Когда мы бомбим города – это стратегическая необходимость, а когда бомбят наши города – это гнусное преступление».
Отец у Валентина в этой истории был не инженером на заводе, а инженером-строителем, причём довольно известным. Имел звание заслуженного строителя. Строил дом в Москве, выявил многочисленные хищения и вызвал прокуратуру, сообщив, что он за этот дом отвечать не собирается, потому как не уверен, что тот долго простоит. Цемента там почти не было. В принципе, молодец, успел соскочить. Сели люди, и немало, но не он. Вот только зам отца, который в основном хищениями и занимался, прикрывал за откаты, оказался ни много ни мало, а зятем того самого первого секретаря. Отца предупреждали, уймись, не доводи до суда, но тот упёрся. А потом на его всё и посыпалось, даже уволили без пенсии. Довели до сердечного приступа, а после него и мать, Татьяна которая, ушла. Вроде как не сама. Таблеток наглоталась. Сам Валентин в армии служил, сапёром был, срочник, долго выяснял все подробности после возвращения из армии, ну и… Кстати, тот не признавался, хотя улик не нашли, но алиби у него не было. Объяснение, что отдыхал на берегу реки, куда с ночёвкой уехал, не прошло. Кстати, пока тот в армии был, квартиру в Москве, его родителей, где тот прописан был, отобрали и уже отдали другим жильцам. Тот только вещи забрал. Зато гараж и машина остались. Но Валентин их продал, купил домик на окраине столицы, и устроился, с трудом, на учёбу, в университет. На строителя. По стопам отца решил идти. Также устроился на полставки в одну из столичных организаций системным администратором и ремонтником электроники. Только один год проучился и проработал, и вот арест, суд и севера. Взяли по сути по мотиву, мотив был, сапёром служил, и неплохим подрывником, плюс алиби нет. Не особо советские менты усложняли себе жизнь дедукцией. Есть вариант для ареста, вот и сработали. А Валентин даже в тут на зоне говорил, что не виновен и не того взяли, сделав козлом отпущения.
Зная себя, но не бывшего хозяина этого тела, могу сказать. Лично я бы вполне сработал чисто, а алиби бы обеспечил, а потом на зоне говорил, если бы взяли, что я невиновный. Тут на зоне все так говорят. А вот местного Валентина я не знал, поди знай каким его вырастили. Может амеба бесхребетная? Уточнил у парней, вполне нормальный парень, драки не боится, но тихий. Тихушник. Тут такие самые опасные. Точно он этого секретаря сработал. Да уверен, чую. Что по семье. От родителя родственников не осталось, есть младшая сестра Анна, двенадцать лет, живёт с бабушкой по материнской линии, в Подольске. Рядом с Москвой. Потом тётка, родная сестра матери, но та от Валентина отказалась, такой родственничек портил её карьеру. Всё, больше родственников нет. Посылки шли только от бабушки с сестричкой. Раз в две недели приходили стабильно. В принципе всё. Ах да, служил Валентин во Франции, в стрелковой дивизии что там дислоцируется. Да, наши войска в Европе вполне себе стоят и границ по сути нет, любой житель Европы или Союза по внутреннему паспорту может проехать от Парижа до Владивостока. Книгу по истории мне пообещали принести, а на словах так. Европа вся наша, как и часть Северной Африки, Дания и Норвегия под союзниками. Японию США разбомбило и начало уничтожать население, теперь в Японии новый штат, а Аляску те всё же отбили. Наш старший опер тоже японец. Эта новость меня удивила, я же Берии всё описал? Видимо так им было нужно. Тут бомбардировка была не в сорок шестом, а в сорок седьмом, но и ответка от японской молодежи будоражила штаты ещё три десятилетия. Горели фабрики, взрывались плотины и мосты. С огоньком работали. Не из-за этого ли наши не стали вставать между японцами и штатовцами? Вполне может быть, ответку японскую я тоже описывал в красках.
Я узнал кто был правителем после Сталина, да и когда война закончилась. Тут она закончилась в сорок четвёртом, в июле. Шестого Июля. День Победы. А вот Якова среди правителей не было. Один из сидельцев, морща ум, воспоминая, припомнил что да, был у Сталина старший сын, но погиб во Франции. Причём от бомб союзников в Нормандии. Те там целую колонну разбомбили на дороге. Мол, извините, ошиблись. Сам Сталин на них потом за это сильно осерчал. Вот такой случай на уроке истории был рассказан, тот и запомнил. Всего час пообщались, после чего фельдшер выгнал парней, всё же колония трудовая, работа есть, хм, не выяснил что тут производили, а я отдыхал на койке. Чую скоро мной заинтересуются, хотя я итак прославился своим омоложением на всю колонию. Потеря памяти не так интересна была. Парни ушли, я тоже начал собираться, оставаться в колонии, задерживаться, и не думал. И книжка по истории мне не нужна, найду на воле. Погода мне только помогала. Пурги как ночью не было, но снег имелся, он и скроет мой побег. Довольно шумный замечу. Врач ушёл в столовую, тот проверял меню, фельдшер куда-то ушёл, видать к дружкам чай со сгущёнкой пить, поэтому сходив в туалет, одежду не стал брать, в сортире надел утеплённое бельё, советскую форму, поверх неё утеплённый немецкий комбез лётчика. Ремень застегнул, шапку-ушанку на голову, ботинки тёплые, и не портянки, а тёплые и толстые носки. Оружие в карман, на ремне не вешал. После э