Вот уже почти два года прошло с того дня, как Тоты съехала со своей прежней квартиры, в которой прожила почти двадцать лет, и теперь одна занимала просторную квартиру из шести комнат улучшенной планировки в доме, выстроенном для обкомовских руководителей еще в советские времена. Эту квартиру ей выделили после того, как она заняла руководящий пост.
Прежде в этой квартире до самого развала СССР и переезда в Москву жила семья полновластного хозяина области — первого секретаря обкома партии Дмитрина.
Это кресло Дмитрин занимал долго, гораздо дольше положенного, благодаря регулярным поставкам в Москву каспийской красной рыбы и черной икры. Каждый раз, когда местные руководители пытались сместить его с этого поста, из Москвы раздавался окрик: "Надо работать, как Дмитрин, если бы секретари и других ваших обкомов работали, как Дмитрин, республика в числе первых приблизилась бы к коммунизму!" После такого звонка всем все сразу становилось понятным. В народе метко подметили: "Пока в Каспии не закончится красная рыба, не найдется силы, которая сможет убрать Дмитрина с этого места".
Приехав домой, Тоты переоделась в просторную и мягкую домашнюю одежду, не стала спешить с ужином, легла на диван, вытянув ноги и прикрыв глаза, какое-то время отдыхала в комнате с выключенным светом. У нее не было аппетита, хотя она и знала, что на кухне ее ждет приготовленный домработницы вкусный ужин.
И все же надо было как-то пересилить себя и хоть чтонибудь поесть, чтобы потом, к ночи, не разыгрался аппетит, который вынудит ее наесться перед сном. Вот уже много времени в этом доме регулярно питались только тогда, когда из Ашхабада на каникулы приезжала младшая дочь или же когда гостила старшая дочь с детьми. В другое время у нее была тоскливая, как звуки давно не бравшегося в руки музыкального инструмента, жизнь, которая состояла из бесконечных командировок и совещаний.
Тоты и раньше, придя с работы, любила полежать на диване, давая отдых ногам и голове, и, бывало, засыпала и спала на нем до утра.
Сейчас, лежа на диване, она мечтала принять ванну.
Знала, что стоит ей принять ванну, и она почувствует, как по телу разливается благость, как силы возвращаются к ней, словно она заново народилась на свет.
После приема ванны она всегда чувствовала себя по-другому. После купания ее грудь снова становилась упругой, с торчащими как у девочки сосками, а талия словно делается тоньше. У нее поднимается настроение, она начинает с аппетитом есть, с удовольствием просматривая по телевизору фильмы об отношениях мужчины и женщины.
Она верила, что и у нее еще будут такие же отношения с мужчиной.
В самом деле, разве она могла подумать, что Хасар, который еще вчера был для нее таким недосягаемым, сегодня у нее же придет просить работу. И вообще, как могло случиться, что известный хирург Мамметханов вдруг опустился до Красноводской больницы? Но ведь это так и было. Появление на пороге ее кабинета известного доктора напомнило Тоты сказку, в которой царь, по какой-то причине прогнавший свою жену, потом был вынужден унижаться перед ней и приходил о чем-то просить.
На какой-то миг она представила себя на месте той царской жены, и в ее душе снова вспыхнули обида и желание быть отмщенной.
В тот момент она еще не знала, возьмет его на работу или нет, поэтому и посоветовала наведаться к ней через неделю, чтобы у нее было время хорошенько все обдумать.
Поначалу она собиралась не брать его на работу даже после вторичного прихода. Например, она могла сделать вид, что озабочена его проблемой и переживает за него, сказать:
— У меня пока что работы для вас нет, — и для приличия начинать звонить в разные места, чтобы он видел, что она и в самом деле хочет ему помочь. Тоты знала о негласном распоряжении не брать на работу людей старше сорока пяти лет, поэтому была уверена, что Хасару и в других местах откажут.
От этой мысли Тоты испытала чувство мстительного удовлетворения и гордости за свою должность.
Вот уже много лет она связывала свои неудачи в личной жизни с той первой неразделенной любовью к Хасару и жила с чувством обиды. Нередко, вспоминая о Хасаре, она заново переживала те же чувства.
Зайдя в ванную комнату, Тоты сняла домашний халат и повесила его на крючок справа от входа. Затем она включила горячую воду, чтобы немного согреть воздух в ванной, а через некоторое время, когда пар окутал все пространство, открыла холодный кран и смешала воду до нужной температуры.
Мощной струей воды из душа она массировала тело, испытывая приятную истому и ощущая, как усталость покидает ее. Затем намылила мочалку и старательно вымыла ею все тело.
Намыливая груди, она вдруг вспомнила один эпизод из далекого прошлого, он был связан с ее малыми детьми. Тоты улыбнулась.
Когда в дом принесли вторую малышку, старшая дочь Тоты ревностно отнеслась к появлению сестры. Вначале она говорила: "Она плохая, плачет!" А потом висла на шее матери и требовала, чтобы та не кормила грудью новорожденную.
"Отнесите ее обратно!" — заливаясь слезами, требовала дочка. Мать с отцом тогда весело рассмеялись. Отец взял девочку на руки, стал целовать и гладить ее, убеждать в том, что сестричка еще совсем маленькая, что она не может ходить, вот когда вырастет и начнет ходить, они обязательно отведут ее обратно в магазин, в котором купили. Отец сумел успокоить ребенка, внушив маленькой дочери, что они с мамой любят ее больше, чем сестричку.
Выйдя из ванны, Тоты надела банный халат, закуталась в него с головой, вытерла лицо, шею, грудь, и вернулась обратно в комнату.
Проходя мимо серванта, увидела за стеклом фотографию внука, остановилась и стала с нежностью разглядывать любимые черты.
На фотографии ребенок сидел и тянулся ручками кверху, словно просясь на руки к бабушке.
Тоты вынула снимок из-за стекла и поцеловала его. Ей страстно захотелось увидеть внучка, взять его на руки и расцеловать. Фотография ребенка напомнила ей, бабушке, про родителей и младшего брата, она вдруг поняла, как скучает по ним.
Старшая дочь Тоты с головой ушла в свои семейные заботы. Обычно она по три-четыре раза на год приезжала погостить к матери, но после рождения второго ребенка ей не удавалось приезжать больше двух раз. Прежде она оставалась у матери и на неделю, и на десять дней, а теперь уже через пару дней начинала проситься обратно: "Мама, ты отпусти нас, без нас наш папа чувствует себя дома как в гостях!"
Как мать она радовалась, видя, как быстро ее дочь вошла в новую семью и прижилась в ней. Считала, что ее привязанность к мужу и дому у нее от отца, который тоже был настоящим семьянином, не мог долго находиться в разлуке с семьей. Если его ребенок простывал или еще что-то, он не ленился еженедельно приезжать даже из Мары, а это не ближний свет…
Сейчас, видя, как ее дочь старается быть хорошей невесткой для родителей мужа, Тоты с благодарностью подумала о своем бывшем муже. В свое время и сама Тоты, потеряв голову от любви, желала себе такой же счастливой жизни, как у дочери.
Фотография внука в этом доме была не единственной.
Их было много, и Тоты развесила снимки в разных местах квартиры, чтобы постоянно видеть их, — в гостиной, на кухне, в спальне. Они висели на стенах рядом с ее собственными портретами, а также портретами ее родителей, брата и дочерей. С одной фотографии на нее смотрела дочь, державшая на руках и обнимавшая сынишку двух-трех лет с пушистыми волосиками.
Зачастую эти снимки напоминали Тоты родных, по которым она всегда очень скучала. И тогда она снимала трубку телефона и звонила в Мары, чтобы услышать родные голоса.
Тоты решила поужинать. Её взгляд упал на стоявший в углу комнаты трехколесный велосипед, который ждал ее внука, и вид у него был скучающий. Настроение велосипеда, грустившего по своему маленькому хозяину, передалось и самой Тоты. Она вспомнила, как во время недавнего приезда из-за внука обидела свою дочь. Внуку было уже три года, а он не был приучен проситься на горшок, каждое утро его постель оказывалась мокрой. Увидев это, Тоты нахмурилась и выговорила дочери:
— Если он постоянно писает в постель, надо показать его врачу или еще что-то делать. Они током лечат таких детишек. Если и дальше так пойдет, скоро мы все задохнемся от запаха мочи.
Дочери не понравилось, что ее мать выговаривает ей за ребенка.
— Свекровь говорит, что когда он вырастет, это само по себе пройдет. Говорит, кто из вас не писался в детстве? Да и папина семья относится к этому спокойно, ни разу не упрекнула меня. Напротив, они, и даже новая жена отца, увидев нас, радуются, встречаясь с нами, отнимают у меня сына: "К нам в гости приехал Гайгысызджан!" — вот как радуются они. А ты, хоть и моя мама, упрекаешь меня из-за ребенка!
В тот день, вернувшись с работы, она узнала, что дочь, которая должна была уезжать через три дня, собралась в дорогу. "Мама, а я поменяла билет!" — сообщила она матери и в тот же день уехала.
Тоты пожалела об обиде, нанесенной ею дочери, ей хотелось плакать, ком подступил к горлу, на глаза навернулись слезы. Она не смогла проглотить кусок хлеба, который был у нее во рту. Понимая, что без них она никто, сидела и со слезами на глазах представляла дочерей и внуков.
"На что мне одной эта огромная квартира, если вас в ней не будет?" — Тоты наконец-то дала волю слезам. "Как же я люблю тебя, дитя моего дитяти!" — она прижала фотографию внука к своей груди. Мысли Тоты о детях плавно перетекли в мысли о Хасаре. И она поняла, что все ее обиды на этого человека рассеиваются, как дым, как утренний туман. Все, сказала она себе, завтра же позвоню к ним домой и расставлю все по своим местам.
Вечер пролетел незаметно, и уже настала глубокая ночь. Вспомнив, что завтра с утра надо снова отправляться на работу, Тоты стала собирать небольшой сачак, который каждый раз расстилала, собираясь поесть.
И снова на нее нахлынули тоскливые мысли. У нее две дочери, двое внуков, а она как безродная, проводит время в одиночестве. Но в этом виноваты не ее дети, а ее собственный неуживчивый характер. Ведь ездила же и довольно часто к ней старшая дочь с детьми и мужем, наполняла этот дом жизнью? Да, она снова почувствовала себя брошенной, и обида захлестнула ее. Уткнувшись лицом в подушку, она долго и горько плакала о своей не сложившейся судьбе.