Слова про алкашей и наркоманов задели Хасара за живое, он не намерен был продолжать этот оскорбительный разговор, поэтому, не дослушав, перебил бывшую жену:
— Вот что, Дунья, ты не ходи вокруг да около, а говори прямо, зачем пришла? В той толпе не было ни алкашей, ни наркоманов. И вели себя эти люди достойно, не в пример хякиму, подкупленному твоим начальником. Кстати, среди тех людей был и я!
— Вот это-то меня больше всего удивило!
— Что именно тебя удивило?
— То, что ты участвовал в заговоре.
— Вот что, бывшая жена, я не только участвовал, но и был одним из руководителей этого мятежа.
Этот ответ должен был бы удивить Дунью, но не удивил, напротив, она посмотрела на Хасара недовольным взглядом.
— И поэтому, Хасар, нам надо поговорить! Во-первых, вот что тебе следует знать. В том, что я сегодня выступаю посредником, есть и твоя выгода. Нам надо поговорить и объясниться, расставить все точки над "и".
— О какой выгоде ты говоришь? — удивленно спросил Хасар, не понимая, чем вся эта ситуация может быть выгодна лично ему.
— Хасар, я являюсь совладельцем той спорной земли, так почему же ты не должен иметь с этого выгоду? Разве моя недвижимость не принадлежит и твоим внукам тоже? Я ведь не заберу ее с собой на тот свет, мое добро они получат по наследству. Мы сейчас взяли к нам на работу и вдову Арсланджана… Разве все это не является заботой и о твоем завтрашнем дне?
Хасар смотрел на Дунью широко раскрытыми глазами, не веря ушам своим. Невольно потянулся за пачкой сигарет, лежавших в сторонке, закурил, даже не пытаясь узнать мнения Дуньи на этот счет. Слова Дуньи вызвали в нем непонятные мысли. "Ничего себе, жена, да ты дипломатом стала!" — недовольный пафосным выступлением Дуньи, подумал он про себя.
Больше всего его поразило то, как переменилась Дунья за столь короткий срок. Он с ужасом думал о том, что все эти годы обнимал не любимую женщину, а змею подколодную.
Удивленно слушая речи Дуньи, Хасар временами бросал на нее взгляды из-под нахмуренных бровей. А Дунья распалялась все больше и больше, мысленно она уже расправилась со всеми мятежниками.
— Мы, конечно же, не оставим этого так, все, кто выступил против нас, будут наказаны. Но я бы не хотела, чтобы среди них был и ты.
Хасар понял, что Дунья снова говорит не своими словами, а повторяет то, что говорят ее подельники. Говоря это, она была похожа на голодную волчицу, готовую загрызть любого, кто встанет у нее на пути.
В ее тоне были и просьба, и требование одновременно, злость и хитрость, и даже песчинки правды. Но высокомерной властности было гораздо больше. Это не были слова человека переживающего, слова, выпалив которые, человек испытывает облегчение. Нет, это были слова, требовавшие ответа, и Хасар это понимал.
Он ни на минуту не забывал о том, кто сидит перед ним — не случайно встреченная женщина, а та, с которой он прожил лучшие годы жизни, завел сына и дочь, заимел внуков, но которая сегодня верила, что лучшее поменяла на еще лучшее.
Хасар видел, что Дунья ждет от него ответа, но не спешил отвечать.
Видя, что Хасар задумался, Дунья поняла, что настал решающий момент, и сейчас она получит ответ, которого ждет. Она поверила, что, заговорив об интересах внуков, сумела убедить бывшего мужа в своей правоте и радовалась этому. Дунья знала, что Хасар любит внуков больше жизни своей, что после гибели сына Арслана еще больше переживает за его мальчишек и постоянно думает о них.
Решив, что сейчас самое время перейти в атаку, Дунья произнесла требовательно:
— В интересах внуков уйди с дороги, Хасар!
Только теперь Хасар до конца понял, для чего к нему пришла Дунью. Он не сразу нашелся, что ответить ей.
— Что за разговоры ты ведешь? — только и сказал он, а в голосе его отчетливо прозвучала тревога.
— Ты только скажи, мы поможем тебе с покупкой квартиры в городе! — упрямо стояла на своем Дунья, надеясь выбить из Хасара обещание больше не участвовать во всякого рода разборках, поэтому и сделала последнее предложение, считая, что Хасару оно будет приятно.
Наконец-то Хасар понял, что Дунья окончательно отдалилась от него, но если сейчас он не даст ей положительный ответ, его обвинят в том, что он ставит крест на счастье своих внуков. Несмотря на это, Дунья не смогла убедить его в том, что его отказ от борьбы пойдет на пользу внукам, как и в том, что, занявшись бизнесом, она хоть что-то в жизни выиграла, разбогатела и стала аристократкой.
Ему стало ясно, что их сердца уже никогда больше не будут биться в унисон.
Хасар решительно посмотрел на Дунью. И были в этом взгляде и недовольство, и удрученность.
Зная, что Дунья ждет от него конкретного удовлетворительного ответа, он все же не спешил. И лишь когда Дунья встала, собираясь уходить, он тоже встал и тогда ответил ей:
— Дунья, твоим подельникам показалось мало, что они прогнали меня из моего дома, так теперь они и оттуда хотят согнать? Я и так ушел на свой последний рубеж. Больше мне идти некуда. А вы, я вижу, никак не хотите оставить меня в покое. Ну да ладно, чему бывать, того не миновать, посмотрим, что из вашей затеи выйдет. Только вы не думайте, на свете нет ничего вечного, и ваше сегодняшнее благополучие в один прекрасный день может уйти так же, как и пришло. Не стоит размахивать палкой и кидаться на людей, как ни говори, а палка имеет два конца, и одним концом может ударить и по вам. Это же бумеранг, помните об этом!
После этих слов Дунья поняла, что Хасар не только не отрекся ни от одной своей мысли, он попросту не захотел ее услышать.
— Ну что ж, смотри сам, мы-то хотели помочь тебе… — уходя, с обидой в голосе разочарованно произнесла Дунья.
А на работе Хасара ждала другая новость…
После прошедших волнений мнение людей на этот счет разделилось надвое. Большинство было на стороне мятежников, считало, что люди поступили правильно. "Что же будет, если каждый новый руководитель начнет делить город по своему усмотрению, да распродавать землю! А на людей им что, наплевать?" Другая часть людей считала, что просто народ никак не может привыкнуть к новым порядкам, ведь капитализм свалился на них, как снег на голову, вот они и растерялись.
— Раз наступил капитализм, он заставит всех жить по его правилам. Иначе и быть не может, мир капитала стоит на купле и продаже. Они будут скупать все, что им захочется, точно так же и продавать будут все. Мир капитала не сегодня появился, испокон веку богатые еще больше богатели за счет эксплуатации бедных, ну а бедные, они как были бедными, так ими и остались…
Правда, один раз Ленину удалось дать капиталистам по башке, но потом снова наступила власть денег, и последующие руководители оказались в подчинении этой власти. И они начали кричать: "Социализм — плохой путь!"
Короче, в городе только об этом демарше несогласных и говорили. Те, кто все еще занимал высокие посты, вместе со своими приближенными горячо поддерживали хякима.
Несмотря на это, этот случай заставил задуматься и тех, кто работал в самом хякимлике. Сам хяким на какое-то время отложил подписание бумаг, связанных с приватизацией. Завоз стройматериалов в дачный поселок был также приостановлен. В городских организациях прошли собрания, на которых происходило коллективное осуждение мятежников.
На одном из таких совещаний в городском хякимлике при рассмотрении этого вопроса Гасан Алиевич узнал, что среди выступавших был и его работник. Боясь, что его могут по старости отправить на пенсию, он сразу же взял слово и выступил с резким осуждением поступка Хасара, после чего спешно уехал оттуда.
— Такому человеку не может быть места в нашем дружном коллективе. Этот человек, которого отовсюду изгнали, к нам пришел совсем недавно. Мы взяли его, не зная, кто он такой! — захлебываясь, говорил он наполовину по-азербайджански, наполовину по-туркменски. Он поспешил в свой кабинет, чтобы как можно скорее избавиться от Хасара.
Он надеялся, что, прогнав Хасара, завоюет доверие хякима, который учтет его личную преданность и не станет отправлять на заслуженный отдых, даст еще немного поработать.
И вот теперь он с нетерпением ждал возвращения Хасара из Ашхабада, чтобы заставить его написать заявление об уходе по собственному желанию.
Увидев вошедшего Хасара, Фатимат Алиевна вскочила с места и пошла ему навстречу. Вид у нее был расстроенный. На ходу, словно куда-то торопясь, коротко рассказала Хасару о событиях, произошедших после его отъезда в Ашхабад, поделилась впечатлениями, передала разговоры коллег.
Оказывается, в коллективе прошло собрание, на котором коллеги гневно осудили поступок Хасара, принявшего участие в волнениях. Фатимат Алиевна попыталась смягчить удар, рассказав, что после собрания зашла к Гасану Алиевичу и постаралась успокоить его.
Возможно, благодаря предупреждению Фатимат Алиевны вопрос с увольнением Хасара, после того как он поднялся на второй этаж к начальнику, был решен менее чем за полчаса. Гасан Алиевич сообщил, что он сожалеет, что им приходится расставаться, но у него нет другого выхода, пусть Хасар не обижается на него. Они расстались как друзья, пожав на прощание друг другу руки. Собрав вещи и прощаясь с коллегами, Хасар сожалел не о том, что уходит с работы, а о том, что своими действиями заставил этих людей волноваться и переживать.
В один из тех дней вопрос о прошедших волнениях был рассмотрен и в городском отделе здравоохранения. Первым слово взял заведующий горздравотделом, он говорил, стараясь не смотреть в сторону Тоты. Заведующего звали Ханджик Янджиков, ему было за шестьдесят, передняя часть черепа у него была абсолютно лысой, а на затылке рос клок длинных волос. Он был круглым, как мячик, со смуглой кожей лица. Чеканил каждое слово, подчеркивая этим свое недовольство, да еще в такт словам раскачивал головой, как китайский болванчик. Заведующий недавно вернулся из хякимлика, поэтому и собрание началось на час позже намеченного. Понятно, что там он получил "по шапке", потому что среди мятежников были и его работники.