Да, судьба…
Хасар и прежде, вспоминая поэтов, много думал о случившемся, но так и не смог найти объяснения, которое бы устроило его.
Проехали еще немного, вдруг Ходжа, посмотрев влево, охнул и снизил скорость. Там, подняв два колеса кверху, на боку лежала машина Арслана. Один милиционер ходил вокруг нее и время от времени делал какие-то пометки в своем блокноте.
Там были еще два человека, у одного в руках была лопата, а другой держал ведро. Они лопатой соскребали оставшиеся кое-где следы крови, убирали их из-под ног.
Милиционер, увидев подъехавших людей, понял, что это родственники пострадавшего, и подошел к ним с печальным лицом, всем своим видом показывая, что у него нет хороших вестей. Он только сообщил, что парня увезли в районную больницу, что только что тут проехал прибывший из Ашхабада джип и сразу же отправился следом. Хасар догадался, что это Дунья, и понял, что они приехали вовремя, до того, как она увезет тело сына в Ашхабад.
* * *
Чем ближе они подъезжали к больнице, тем сильнее билось сердце Хасара. От горя лицо его почернело.
Ему даже в мыслях было трудно представить, как он, отец, обнимет мертвое тело своего сына. Для него это мгновение было сродни концу света.
В таком же отчаянии был Хасар и после смерти отца. Получив сообщение о его кончине, он пересаживался с самолета на самолет и прилетел в Красноводск, тогда он едва успел к похоронам. Но нынешняя утрата была несравнима с той, и сердце в груди сжималось и болело еще сильнее, чем в тот раз.
Подъехав к больнице и узнав, где находится морг, они увидели сидевшую в сторонке закутанную в черный платок согбенную Дунью. Врач в белом халате и еще какой-то парень по очереди о чем-то говорили с ней. Услышав звук подъехавших машин, они обернулись, и тогда Хасар узнал в парне своего зятя, мужа дочери, и понял, что Дунья приехала вместе с ним.
Выйдя из машины, Хасар поспешил в больницу, Ходжа и другие родственники последовали за ним, чтобы быть рядом, когда потребуется их помощь.
Зять пошел навстречу Хасару и стал объяснять:
– Дайза увидела его и упала в обморок. Доктор сделал ей укол, мы вывели ее на свежий воздух, чтобы она хорошенько пришла в себя. А Арслана уже подготовили в дорогу. Как только дайза оклемается, можно будет трогаться....
На ходу кивнув зятю, Хасар вместе с сопровождающими вошел в палату, где лежал его сын.
Будучи врачом и повидав много разных смертей, на этот раз Хасар не смог взглянуть на сына как на обычного покойника. Всхлипнув, он крепко обнял холодное тело сына, лежавшее на металлическом столе – «Что же ты наделал, сыночек?!»
Видно, сильный удар пришелся в голову, кровью из раны была залита часть лица покойного, а потом кровь стекла ему и на грудь.
Находившийся здесь же врач попросил: «Останьтесь два человека, чтобы помочь, а остальные подождите на улице», но он не спешил отдавать тело сына родственникам. Зная, что Дунья собиралась увезти тело сына в Ашхабад, попросил родных: «Посоветуйтесь и с матерью покойного!», давая понять, что у нее свои планы.
Плача и всхлипывая, Ходжа сразу же понял, что к чему, и отправился к гелнедже (жена старшего брата). Хасар, занятый мыслями о сыне, не совсем хорошо понял, о чем идет речь, он просто молча вышел на улицу вместе с дядей.
Когда Ходжа ушел, он подумал, что тот пошел к машине, чтобы принести саван, в который они должны завернуть Арслана.
Но тот стоял около своей гелнедже и пытался ей что-то внушить.
Даже не слыша их голосов, по тому, как горячо говорил Ходжа, жестикулируя руками, как отрицательно качала головой Дунья, Хасар догадался, что они о чем-то спорят и не могут прийти к согласию.
Он подозвал брата.
– О чем речь?
– Я говорю, что мы увезем Арсланджана и похороним его у себя, а гелнедже говорит, что надо выносить его из его собственного дома.
Только теперь до Хасара дошло, о чем они переговаривались. Нахмурив брови, он недовольно посмотрел в сторону Дуньи, как бы говоря ей: «Что ты такое придумала?», а затем командным голосом распорядился:
– Мне лучше знать, что делать с моим сыном. И потом, сейчас не время для споров. Ты, Дунья, позвони матери, пусть она возьмет невестку и внуков и едут к нам. Сегодня Арсланджан будет гостем дома, мы дождемся их приезда!..
Думали, что Дунья станет упрямиться и настаивать на своем, но после решительного заявления Хасара она не посмела открыть рот.
Видя, что вопрос уже решен, Ходжа вместе с товарищами вынес завернутое в белое тело племянника и аккуратно, чтобы ему было удобно, уложил его на заранее подготовленное сиденье своей машины. Хасар подошел с другой стороны и устроился на заднем сиденье, рядом с телом Арслана, лежащим с вытянутыми в его сторону ногами. Перед отправлением он подозвал к себе растерянного зятя и дал ему указания:
– Ты сядешь рядом с тещей. Присмотришь за ней, если вдруг по дороге ей станет плохо. Следуйте за нашей машиной, а если будет совсем плохо, сообщи, у меня с собой есть уколы.
Когда машины одна за другой стали выезжать с больничного двора, Дунья вскочила с места, вид у нее был как у овцы, у которой только что отняли ягненка. Ей не оставалось ничего другого, как последовать за отъезжающими.
Дунья ехала сюда с мыслью о том, что заберет сына с собой, поэтому о такой развязке и подумать не могла.
Она и после долго не могла понять, правильно ли поступила, отдав тело сына отцу, который одним лишь взглядом решил все так, как считал нужным он.
В голове ее роились противоречивые мысли. С одной стороны она чувствовала себя обделенной, человеком, у которого отняли сына, а с другой, она даже была благодарна Хасару, что тот взял на себя эти трудные хлопоты, сняв с нее и переложив на свои плечи этот тяжкий груз.
Помня, что Хасар уже ей не муж, с которым в мире и согласии, любя друг друга, они прожили тридцати лет, она пожалела о том, что не настояла на своем и всю дорогу оплакивала сына, которого сегодня у нее отняли окончательно…
* * *
Тоты стояла возле ограды небольшой площади перед железнодорожным вокзалом, с которой уходили автобусы дальнего следования. Она провожала на учебу младшую дочь, всего на один день приезжавшую из Ашхабада, чтобы повидаться с матерью. Скоро автобус будет отправляться, он уже стоит на своей стоянке, готовый тронуться в путь. В автобусе сидят несколько пассажиров. Каждый раз, когда приезжали дочери, Тоты сама провожала их на автостанцию, на вокзал или в аэропорт, чтобы хотя бы еще немного побыть с ними.
Мать и дочь стояли немного в стороне от автобуса, о чем-то говорили и не могли наговориться, расстаться друг с другом.
Девушка беспокойно озиралась по сторонам, потом она попросила: «Мама, поправь мне воротник пальто!» – и повернулась к матери спиной. Тоты отметила про себя, как выросла и похорошела ее дочь, совсем взрослой девушкой стала, вон и крылышки выросли, скоро вылетит из родного гнездышка. Тоты любовалась и по-матерински гордилась ею. С любовью поправила воротник пальто, а потом обняла дочь со спины. Она вдруг заметила, что ее дочь все время куда-то напряженно смотрит, и, повернув голову в ту сторону, заметила на углу вокзала высокого симпатичного юношу, пальцами нервно расчесывавшего волосы, то снимавшего, то надевавшего кепку, которую сжимал в руках. Он делал вид, что не смотрит в сторону автобуса, хотя не мог оторвать от него взгляда. «Мать дочери глазами ищет зятя!» – есть такая поговорка у туркмен, вот и Тоты обратила внимание на парня, которого высматривала ее дочь.
«Если не считать, что тощ, совсем даже ничего, этот юноша», – подумала она, не придавая своим мыслям особого значения. Но потом, заметив, как беспокойно ведет себя дочь, даже находясь в ее объятьях, как смотрит в ту сторону, где стоит юноша, своим материнским сердцем поняла, что это не просто юноша, а суженый ее дочери. И стала думать о том, что этот парень не простой пассажир…
Обнимая дочь и нюхая ее волосы, дала ей понять, что она обо всем догадалась:
– Он?
– Кто? – дочь сделала вид, что не понимает вопроса матери.
– Не притворяйся! – требовательно произнесла Тоты, желая знать всю правду. – Да ты посмотри на него, он же глаз от тебя оторвать не может… – а дальше в ее тоне можно было услышать: а ты пытаешься делать из этого секрет, скрыть от меня.
– Он, – тихо и нежно произнесла дочь, заливаясь краской стыда от того, что ее тайна оказалась раскрытой, и еще больше прижалась к матери.
– Это он вчера вечером звонил тебе?
– Да.
– Вы вместе учитесь?
Младшая дочь ничего не рассказывала, но от старшей дочери, недавно приезжавшей к матери на побывку, Тоты узнала, что в Ашхабаде ее сестренка встречается с юношей, с которым они вместе учатся.
– Значит, ты вместе с ним приехала из Ашхабада?
– Да.
– А где он был вчера вечером?
– В гостинице. Оттуда и звонил.
– Тогда почему же ты не пригласила его к нам домой? Могла бы сказать, что он твой однокурсник, приехал сюда повидать родственников, но их не оказалось дома, и привела бы к нам. Неужели не сообразила?
– Но он стесняется…
– И что, так и уедешь, не представив его мне?
– Ну, мам, всему свое время.
– Откуда он?
– Какая разница?
Тоты поняла, почему ее дочь избегает открытого ответа, она помнила, как обиделась на мать ее старшая сестра, когда та пыталась пристроить ее к своей родне.
– На местных ребят он не похож.
– Тогда откуда же он, как ты думаешь?
– Неужели и он марыйский?
– Нет, он из Иолотани.
– Симпатичный юноша, видный!
– А как же? – гордо произнесла девушка, давая матери понять, что ее дочь не станет встречаться с первым попавшимся.
Тоты еще раз тайком бросила взгляд на юношу, который старательно делал вид, что не знает их, внимательно рассмотрела парня, набивавшегося в ее будущие зятья.
– Если вы любите друг друга, если он умный парень, тогда ничего.
– Мама, он очень хороший!..
Как мать Тоты поняла свою дочь и только улыбнулась в отве