Так в тревожных раздумьях я проворочалась часов до четырех, пока, наконец не заснула.
Утром меня разбудили сигналы точного времени, транслировавшиеся по громкоговорителям на весь лагерь. С трудом разлепив глаза я, наконец, увидела содержимое вожатской. Два стола стояли, сдвинутые в центре тесной комнатки. Образуя букву "Т" торцом к ним был приставлен третий, письменный стол, со множеством выдвижных ящичков. К одной стене был придвинут коротенький, очень низкий, вероятно снятый с ножек, диван и кресло, в котором расположилась я. Другую подпирал забитый пухлыми папками шкаф. На верху шкафа пылились свернутые в рулоны плакаты. Оставшееся пространство занимали вплотную притиснутые друг к другу стулья: расставленные вдоль стен, задвинутые за столы и сгрудившиеся в проходах. Я удивилась, как мне удалось пройти вчера через всю вожатскую, не налетев ни на что в полной темноте.
В помещении вовсе не было окон, но свет свободно проникал внутрь сквозь многочисленные щели в стенах. Доски, из которых был сколочен этот сарайчик, прилегали друг к другу очень неплотно.
Я выглянула в одну такую щель. Хотя задорный детский голос вёл зарядку, командуя через громкоговоритель: "ноги на ширине плеч, руки на пояс, повороты в стороны. И раз! И два!" — лагерь совершенно очевидно спал.
Встав, заправив пледом продавленный диванчик и поставив на место стул, я медленно пошла вдоль стен, завешенных стенгазетами, плакатами, почетными грамотами и фотографиями. Речевки, стихи, детские рисунки, весело улыбающиеся детские лица. Я тоже улыбалась, глядя на них. Вчерашние тягостные раздумья показались напрасными и пустыми. А когда с очередной фотографии на меня глянули вдруг знакомые лица, я поняла, что моя поездка уже не была напрасной.
Толпа людей в одинаковых комбинезонах с известными по всему обитаемому космосу эмблемами первопроходцев на груди и рукавах — устремившийся к солнцу Икар — стояла на фоне длинного двухэтажного здания, на котором крупными буквами было написано "Блок 1". Среди этих людей были и мои родители. Обнявшись, широко улыбаясь, они смотрели прямо в камеру.
Комок подкатил к горлу.
Я подняла руку с браслетом и отсканировала изображение себе на КПК.
В замке щелкнул проворачиваемый ключ. Я резко развернулась, спрятав руки за спину.
— Доброе у-у-утро! — с характерной интонацией педагога, много лет проработавшего с детьми, протянула Любовь Викторовна, входя. — А, вы уже встали! Отлично. Пересменка тоже уже приехала, так что вы пока знакомьтесь, а я приведу остальных.
И развернувшись, она тут же вышла вон. Зато в освободившийся дверной проем, согнувшись в три погибели, чтоб не удариться головой, вошел светловолосый молодой человек под два метра росту, облаченный в форму курсанта военно-космического училища.
— Здрас-с-сьте, — сказала я, оглядывая его с головы, покрытой серебристым беретом, до обутых в высокие берцы ног.
— Доброе утро, — поздоровался он, окидывая меня ответным, цепким взглядом бледно-голубых глаз. Было в этом взгляде что-то оценивающее. — Мы будем работать на одном отряде, — добавил он.
— А как же, — я сделала неопределенный жест в сторону закрывшейся двери. Число людей, собиравшихся работать со мной, начинало зашкаливать.
— Маргарита Михайловна моя мама, а Елена Степановна её подруга. — Очевидно, это были имена тех двух женщин, с которыми я так и не успела вчера познакомиться. — Они остались в корпусе. Здесь и так народу будет предостаточно. Мы возьмем два отряда на четверых.
— На шестерых, — поправила я. — Одному отряду полагается один воспитатель и два помощника воспитателя. Минимум. — Должностные инструкции я знала на зубок.
— Думаю, мы прекрасно справимся сами, — ответил он, проходя и садясь за стол. — К чему нам лишние люди?
"Лишние люди?", хотела переспросить я, но не успела. Дверь открылась и в вожатскую вошел Ильсур Айсович.
— Здравствуйте, — сказали мы с курсантом одновременно.
Ильсур Айсович скользнул по мне безразличным взглядом и, шагнув к курсанту, протянул тому руку.
— Ильсур Айсович, детский дом "Улыбка", луны Минеры.
— Артур, — встал, отвечая на рукопожатие, курсант.
— Военная академия Ареса, я полагаю? — Ильсур Айсович кивнул на нашивку на рукаве.
— Так точно, — ответил Артур, присаживаясь, и улыбнулся скупо.
Ильсур Айсович сел рядом. Я обошла стол и заняла место напротив.
— Как устроились? — спросила я, глядя в глаза человеку, так демонстративно игнорировавшему моё присутствие.
— Да уж лучше чем вы, — он усмехнулся, обвел выразительным взглядом вожатскую со всем её бедным убранством, — спали в кроватях.
"Один ноль в вашу пользу", подумала я, улыбнувшись кисло.
Курсант глядел удивленно, явно не понимая, что происходит.
— Кстати, Артур только что сообщил мне, что мы будем работать вместе, — добавила я.
— У вас большой педагогический опыт, Артур? — тут же обернулся к нему Ильсур Айсович.
— Нет, — ответил тот, несколько смутившись. — Но армия, это в некотором смысле школа жизни, — продолжил он увереннее и, переведя взгляд на меня, завершил, выразительно нажимая на каждое слово, — и я надеюсь привить детям кое-что хорошее.
"Два ноль", подумала я, понимая, что только что испортила отношения с еще одним человеком, своим напарником, сделав его пешкой в личных разборках.
И прежде чем я успела окончательно продуться в сухую, дверь снова распахнулась, и вожатская начала наполняться народом. Нагруженные рюкзаками, чемоданами, сумками, прибывшие быстро заполняли тесное пространство комнатки, рассаживались вокруг стола, а когда все места были заняты, то и вдоль стен и, наконец, кто-то так и остался стоять в дверном проеме, поскольку ему не хватило места.
— Извините, разрешите, позвольте, — замдиректора с трудом протискивалась по заставленному вещами проходу к своему месту во главе Т-образной конструкции из столов, где сидел уже молодой человек, такой же высокий, как и курсант Артур, но, в отличие от курсанта, худой как жердь. — Ваня, — Любовь Викторовна произнесла это с такой укоризной, что молодой человек тут же, спохватившись, вскочил из-за стола и ретировался назад. Стал, ссутулившись у стены. Его макушка скребла потолок.
— Приветствую вас в "Аквамарине", — сказала замдиректора, присаживаясь. — Согласно штатному расписанию ежедневные планерки проводятся дважды, в половину восьмого утра и в пол двенадцатого ночи и длятся двадцать пять минут ровно. Но поскольку сегодня ситуация не штатная, мы закончим гораздо быстрее.
Начавшееся было перешептывание стихло, когда Любовь Викторовна обвела аудиторию взглядом.
— Поскольку лагерь не в состоянии оплачивать рейсы, в распорядке нашей работы периодически имеют место быть некоторые… накладки. — "Проблемы", скорректировала я мысленно. — Нынешняя пересменка вожатых идет в середине потока. Это значит, что сегодня вы заступаете на отряды, которые неделю до вас вели другие, уехавшие этим утром вожатые.
Поднялся возмущенный гул голосов, и Любовь Викторовна хлопнула по столу раскрытой ладонью, требуя тишины.
— Я понимаю, что это вызовет некоторые трудности, но решить эту проблему лагерь пока не в состоянии, — крикнула она, и выдержала паузу, дожидаясь, пока замолчат все. — Лагерное расписание на сегодня скорректировано с учетом сложившихся обстоятельств. — Выдвинув верхний ящик стола, она достала оттуда пачку листов. — Все мероприятия, кроме отбоя, сдвигаются на час. Дискотека, соответственно, на сегодня отменяется. Расписание вы можете найти на стендах перед каждым из корпусов. Через пятнадцать минут, — она бросила взгляд на наручные часы, — подъем и зарядка, через полчаса завтрак. Дежурит сегодня старший отряд, ребята уже накрывают столы в столовой. После того, как я зачитаю списки распределения по отрядам, вы отправляетесь в свои корпуса будить детей. Сегодня же к вечерней планерке вы должны сдать мне полные списки отрядов. В двух экземплярах.
— А разве предыдущая смена не сдавала уже эти списки? — спросил кто-то из толпы у дверей.
— Это работа, которую вы делаете для себя, — ответила Любовь Викторовна и, надев болтавшиеся на шее очки, принялась громко читать. — Первый отряд. Рыбальченко, Галкин, Михайлюк…
Глава 9Утро первого дня. Знакомство с отрядом
— Два отряда, дети десяти-одиннадцати и двенадцати-тринадцати лет, — рассказывал курсант по пути к нашему корпусу. — Первый этаж. Младшие в правом крыле, старшие в левом.
— А кто на втором? — спросила я, задыхаясь. Курсант, скоро вышагивая на своих длинных ногах, задал такой темп, что я едва поспевала за ним.
— Отряды постарше. Старших всегда размещают наверху. Во избежание несчастных случаев. Знаете, чтоб с перил не свалился никто, с лестницы не упал.
— Ага, — ответила я, — останавливаясь и окидывая взглядом корпус.
Просторный вход на первом этаже вёл в общую рекреационную зону. Лестницы справа и слева вели на второй этаж. Два длинных балкона опоясывали здание. На перилах кое-где были развешаны полотенца.
— Надо будет запретить сушить вещи на улице, — пробормотал Артур, проследив мой взгляд, и добавил, поясняя, — детдом.
— Н-да, — согласилась я, вспомнив историю разобранного на запчасти автомобиля.
— Ну, я пошел будить мальчиков, вы будите девочек. Вещи можно пока оставить в холле, все равно сейчас вам будет не до того.
Я кивнула, прикидывая, как скоро смогу я сегодня добраться до душа.
В холле обнаружился круглый пластиковый стол кислотно-зеленого цвета и стопка сложенных друг в друга кресел, возвышающаяся под самый потолок. Две двери вели в правое и левое крыло корпуса, другие две, расположенные прямо напротив входа, могли похвастаться табличками с извечными буквами "М" и "Ж". Холл, казавшийся просторным с улицы, на самом деле был тесен. Иллюзию пространства создавали зеркала на стенах. Я скинула рюкзак, бросила его прямо у входа и, взбежав по коротенькой, в пару ступенек лесенке, открыла дверь в правое крыло корпуса, где обнаружился длинный коридор, одна стена которого была завешена шторками. Приподняв одну, я увидела затемненную еще спальню. Детская ладонь упиралась прямо в стекло. Ребёнок спал на втором уровне двухъярусной кровати. "Мальчики", вспомнила я короткий рассказ Артура о внутреннем убранстве корпусов, и прошла дальше по коридору, ко второй двери. Прежде чем войти стукнула по косяку раз.