– Ну, это… не знаю… как бы это сказать… мне кажется, что с твоей стороны это героизм, без преувеличения…
– Ничего, – ответила она наконец. – Я ничего не чувствую.
– Правда? – Он глотнул виски и удивленно посмотрел на нее. – Почему?
– Не знаю, – уклончиво ответила она, а сама подумала: потому что цена оказалась слишком велика, потому что я не проявила особой храбрости, а была скорее ребенком, втянутым во взрослые игры, потому что вся эта история в итоге показалась мне скользкой, потому что я потеряла из-за нее Доминика… Все это промелькнуло в ее голове.
Клив покачал головой с видом педагога, жалеющего, что у одаренного ученика пропадает даром его талант.
– Ну, – ворчливо заметил он, – конечно, не мне тебя учить, но на твоем месте я бы оценил такую честь.
– Ты мне вот что скажи… – вырвалось у нее, прежде чем мысль приобрела законченную форму. – Это действительно стоило тех жертв? Или это делалось, потому что так полагается делать? Что чувствуют люди, попавшие в подобную ситуацию? Особенно когда по их вине погибают другие?
– Я не понял твой вопрос.
– А надо бы понять или хотя бы попытаться это сделать.
Он осушил свой бокал.
– Тише, Саба, – предостерег он ее и смерил очень странным взглядом – осторожным, недобрым и уязвленным. – Нет, серьезно, нажми на тормоза, потому что у меня есть для тебя и другие новости, – а ты можешь сейчас ляпнуть то, о чем потом пожалеешь.
Она тяжело вздохнула и уставилась в узкий фужер. Успокойся, Саба, не его вина, что все так вышло.
– Правда?
Он понизил голос, потому что пианист перестал играть.
– Правда.
– Какие новости?
Он набрал в грудь воздуха и позвал официанта.
– Еще виски, пожалуйста. А для мадемуазель?
Она накрыла ладонью фужер.
– Нет, Дермот, пожалуйста – заказывай только себе. Я скоро уйду.
– Саба, я думаю, что ради такого известия ты останешься.
Он наклонился к ней и облизал губы.
– Его нашли, – прошептал он. – Твой бойфренд – он в Алексе.
– Какой бойфренд? Кто?
Он смотрел на нее так серьезно, что на мгновение – безумное мгновение – ей показалось, что он имел в виду Северина Мюллера.
– Твой пилот.
– Мой пилот? – По выражению лица Клива нельзя было подумать, что он приготовил для нее хорошую новость. – Йенке?
– Нет, не Йенке, – сказал он наконец. – Доминик Бенсон. Он остановился в отеле «Ватерлоо». Это маленький частный отель возле вокзала. Он жил там почти две недели.
– Ты шутишь? – Она онемела, одеревенела, окаменела, словно разом отказали все ее рецепторы. – Откуда ты знаешь?
– Потому что я искал его. По просьбе Озана.
– Но ведь ты говорил мне, что не можешь или не станешь это делать.
Он погонял пальцем кусочек льда в бокале виски.
– Мне так приказали. Перед концертом тебе нельзя было сказать – это вышибло бы тебя из колеи на сто процентов. Но ради бога, Саба, не говори никому, что ты узнала об этом от меня.
– Это правда?
Он кивнул со вздохом.
– Я сам видел его вчера на улице. А он видел, как я разговаривал с тобой. Так что, Саба, – он залпом допил виски и придавил окурок, – как говорит добрая фея, «моя работа закончена». В один вечер я сообщил новости об оказанной тебе чести и о твоем бойфренде. Или, пожалуй, в этой антрепризе я скорее вдова Туонки[150]. Кстати, если у тебя будут проблемы, ты знаешь, как меня найти. Скоро я вернусь в Англию.
Он встал, все еще улыбаясь, и попытался надеть плащ, но долго не мог попасть в рукава. Потом осоловело поглядел на часы.
– Надо же… tempus fugit. Время летит. Думаю, тебе не терпится поскорее добраться до «Ватерлоо». Боюсь, что не смогу тебя подвезти – меня ждут в другой части города. Вот адрес. Передай ему от меня, что он счастливчик.
Пока он царапал на листке бумаги адрес, новость наконец-то просочилась в ее мозг, оттуда в кровь и по позвоночнику добежала до нервных окончаний.
– Дермот. – Она одарила его сияющей улыбкой. – Это правда?
Он поднял кверху два пальца.
– Честное слово скаута.
– В самом деле?
– Угу.
Она вздохнула с облегчением.
– Спасибо тебе, от всего сердца спасибо. – Она уже простила его за то, что он молчал про эту новость и сообщил ее только после концерта. Ясное дело, ведь Озан четко дал ей понять, какие у него приоритеты.
– А если у тебя что-то не заладится… – Он положил на стол несколько грязноватых купюр для официанта и сунул ей в руку листок. – Позвони своему старенькому дядюшке Дермоту. – Он взял шляпу. – Это адрес моей сестры в Англии. В принципе, я не должен давать его тебе, но черт с ним. Я все равно сомневаюсь, что ты им воспользуешься.
Живой! Она вышла на улицу, взглянула на адрес и не знала, смеяться ей, кричать от радости или плакать. Дом живой! Он в Александрии. Улицы вокруг нее пульсировали весельем – играли уличные музыканты, люди пели, танцевали, кричали. В одном из парков горел костер, искры летели в ночное небо. Никаких шансов поймать такси. Она торопливо шла по улице, полная воодушевления и одновременно ужаса. Вдруг она упустила свой шанс? Вдруг у него появилась другая и он не захочет ее видеть?
Она остановилась возле статуи Мухаммеда Али-паши; ее грудь тяжело вздымалась.
– Отель «Ватерлоо», – прочла она в записке, которую ей написал Клив. – В районе улицы Наби Даниэль, вблизи вокзала.
После получаса отчаянных поисков в грязноватом переулке она нашла отель, вклинившийся между парикмахерской и сирийской пекарней.
В пустом вестибюле ночной портье читал вечернюю газету.
– Где он? – спросила она, еле переведя дыхание. – Доминик Бенсон. Он остановился тут.
Мужчина удивленно глядел на нее. Богиня в серебристом платье и грязных туфлях? Потом он узнал ее.
– Мадам, мадам? – У него загорелись глаза. – Вы очень хорошо пели. Напишите ваше имя, мерси. – Он сунул ей листок бумаги. – Специально для меня.
Она торопливо нацарапала свое имя.
– Помогите мне, – попросила она. – Пожалуйста. Помогите. Я ищу одного человека.
– Кого? – Он озадаченно нахмурился.
– Доминика Бенсона. Он ваш постоялец.
Портье выдвинул ящик стола, вытащил пыльный гроссбух и мучительно долго искал страницу и день.
– Нет, мадам, – с сожалением сообщил он, качая головой, – его у нас нет. Уже нет. Сегодня ночью… – Он изобразил, что несет тяжелые чемоданы. – Он уехал в Каир.
– Когда, когда? – Она схватила его за руку и показала на часы. – Когда поезд?
Он пожал плечами.
– Один час. – Снова пожал плечами. – Может, два часа. Поезд специально для тех, кто был на концерте. Мне очень жаль.
Главный железнодорожный вокзал Александрии, Миср, находился примерно в миле от отеля. Она взяла такси, выскочила из него, когда они застряли в пробке, и побежала к вокзалу, не обращая внимания на мусор, конский навоз, выбоины и камни.
У вокзала стояли лошади, запряженные в экипажи, и ели зерно из мешков, надетых им на голову; это придавало им сходство с узниками перед казнью. Хватая ртом воздух, она пробежала мимо них и влетела на набитый людьми вокзал. Поискала в толпе европейские лица и увидела возле билетной кассы группу солдат-шотландцев.
– Каирский поезд, – выпалила она.
– Не сломай ногу, милая, – предупредил ее парень в килте. – Поезд ушел, только что… Подожди-ка… подожди. – Он вытянул шею, огляделся и махнул рукой. – Нет, он еще там…
– Где? Где? – закричала она.
– Платформа номер два, – в унисон ответили солдаты.
Она побежала туда, мимо спящих попрошаек, подвыпивших гуляк, юных влюбленных, солдат, крестьянина с одеялом на спине, и увидела последний вагон поезда, уходившего в переплетение проводов, в разбитые предместья, а потом в никуда.
Она стояла на платформе в красивом серебристом платье, испачканном грязью; ее белая накидка трепетала на ветру.
– Остановите проклятый поезд! – заорала она зычным валлийским криком, каким ее предки переговаривались из долины в долину. – Остановите! Остановите! Остановите! Немедленно! – Она побежала за поездом по полутемной платформе, споткнулась и чуть не упала. Поезд продолжал медленно удаляться в ночь, но в самую последнюю минуту носильщик, стоявший на тормозной площадке последнего вагона, заметил орущую гурию в светлом платье, которая бежала сквозь паровозный дым.
Он тоже закричал, вбежал внутрь вагона и дернул за красный шнур срочной остановки. Поезд со скрежетом остановился.
В обычное время за такие вещи грозит наказание, но в ту ночь у всех было праздничное настроение. Люди высунулись из окон, смеялись, шутили, а она вскочила в поезд, все еще шипевший тормозами и протестовавший против своей остановки. Она стремительно шла по набитым людьми проходам, звала Доминика и глядела сквозь стеклянные двери на пассажиров: мужчин в фесках, котелках и тюрбанах; на семьи, готовившиеся ко сну; на весело махавших солдат.
Доминик сидел у окна в предпоследнем вагоне. Сначала она даже не узнала его, так он похудел и постарел. Но он оглянулся и увидел ее. И вздохнул.
– Дом. – Она подошла к нему и дотронулась до его щеки. Локомотив уже пыхтел, готовый продолжить свой путь. Перекликались проводники. – Пойдем скорее отсюда.
– Саба. – Он смотрел на нее, и в его глазах были лишь боль и смятение. – В чем дело?
– Ради бога, Дом, пойдем скорее. Поезд уже тронулся. – Под ногами постукивали на стыках колеса.
– Нет, – ответил он. – Ни к чему все это.
Она вскочила на сиденье, схватила с полки его чемодан и выбросила в окно на платформу.
– Я все тебе объясню, – закричала она, когда платформа поплыла мимо окна. – Пойдем скорее отсюда!
Несколько солдат высунулись из окон уходящего поезда и с интересом смотрели, как красивая девушка в дивном платье спорила на платформе со своим парнем.
– Я не вижу никакого смысла, – кричал Дом сквозь грохот локомотива. – Для меня это просто глупая игра.
– Дом, пожалуйста, – молила она. – Замолчи и иди со мной.