Он рассказывал ей довольно много о Захарове и о его поведении в сеансе. Он упомянул, что бывший король вооружений вложил миллион долларов в Бэдд-Эрлинг Эйркрафт. Но все это дело Отто Кана было совершенно ново для Ланни, и он размышлял об этом, решив, что это может быть то, что она узнала от своего дяди Реверди. Вполне возможно, что владелец Ориоля мог быть клиентом Куна-Лёба, или, действительно, сама Лорел могла встречать Кана в Нью-Йорке. Он играл в Мецената со многими писателями, музыкантами и художниками, чьи работы привлекли его внимание. Он жил в согласии с парижской традицией, с красивой оперной дивой как своей amie и с сыном, который стал дирижером джаз-банда. Ланни будет интересно поспрашивать у Лорел Крестон об этих вещах.
Он заснул на мысли, что он должен предупредить ее, чтобы она не была слишком успешной, иначе они не захотят её отпустить!
VIII
На двери гостевых комнат Бергхофа были вывешены правила. Одно из них заключалось в том, что нельзя курить в общественных помещениях, коридорах или в присутствии фюрера. Другое заключалось в том, что на приём пищи необходимо прибыть в течение двух минут после звонка колокола. Итак, этим утром 23 августа Ланни присоединился к процессии генералов и государственных деятелей, у многих из них были красные глаза, и они зевали, проспав только два-три часа. Они немного поворчали, но утешали друг друга утверждением: "Es ist Krieg". Вскоре после того, как они сели, они узнали о ещё одной победе. Вошел Гесс, призвал к вниманию и закричал: "Achtung, meine Herren!" Затем: "С удовольствием сообщаю вам, что только что в Москве приземлились два самолета Кондор с нашей дипломатической и военной миссией. Heil Hitler!"
Послышался крик, и они вскочили на ноги и вытянули руки перед собой. – "Heil Hitler! Sieg heil! Sieg heil!" В результате этого величайшего дипломатического переворота начался крик, поздравления, ликование. Это был Der Tag, день дней, к которому они готовились, тренировались все дни своей жизни. Это был мастерский удар, который бы парализовал их врагов и освободил генеральный штаб от кошмара немецкой военной мысли войны на два фронта. Ланни Бэдд хайлил изо всех сил, и никто так широко не улыбался, как он. Когда он сказал: "Отличный день для нас", некоторые могли бы подумать: "А тебе что из этого?" Но они не спрашивали. У фюрера, должно быть, была веская причина иметь в такое время здесь иностранца, иначе его здесь не было бы. Никто не спрашивал, что делает фюрер.
После еды Ланни спросил Гесса: "Когда вы ожидаете Гендерсона?" Ответ был, что он должен был покинуть Берлин через час или около того, и должен быть здесь вскоре после полудня. Ланни сказал: "Я не думаю, что у фюрера будет время для мисс Джонс. Если с тобой все в порядке, то я отведу ее на прогулку и покажу ей горы".
У женщины, чьё всё имущество состояло из одного сине-белого платья и заимствованных щётки и гребня, нельзя было ожидать очень оживленного вида по утрам. Но Гесс сказал, что ее миссия была очень интересной, поэтому она спала. И с помощью кофе и тостов с маслом и мармеладом, у них американские вкусы были смешанны с английскими, она была готова ко всему. Ей принесли утреннюю газету из Мюнхена, и в ней она могла прочитать об ожидаемом прибытии британского посла в Бергхоф, и так ей дали знать, что она была в центре великих событий. Кроме того, она могла прочитать о том, что немецкие беженцы убегают из Польши, рассказывая с ужасом о жестоком обращении, и, следовательно, можно быть уверенным, что до войны остаётся не так много дней.
Пришла служанка и сообщила, что герр Бэдд пригласил ее прогуляться. Ей показали путь к двери, в которую она вошла. Ланни был там, сияющий и улыбающийся, и они прогуливались, не привлекая большого внимания. Охранники, которые были повсюду, следили за ними, но на почтительном расстоянии. Они шли по дорожкам, усыпанным коричневыми и скользкими сосновыми иглами, и время от времени останавливались в каком-то месте, где не было деревьев. Оттуда можно было увидеть пейзажи с горами, покрытыми бескрайними зелеными елями, а за ними сверкали белым еще более высокие пики. Ланни указывал на достопримечательности. В долине под ними лежал Зальцбург, прекрасный старый город с горным потоком, мчащимся через него. В старые времена здесь каждое лето проводились музыкальные фестивали. Но теперь Австрия стала Остмаркой, и фестивали закончились. Они были международными, в них участвовали еврейские артисты, которые были личным оскорблением нацистскому людоеду в его горном логове.
IX
Ланни сказал: "Мы можем говорить, но тихо, и только пока мы движемся. Лучше не называть важных имен. Время от времени мы должны останавливаться и громкими голосами восхищаться пейзажем. Прошлой ночью ваша аудитория была удовлетворена".
"Я боялась, что я была слишком хороша", – ответила она.
– Вот почему вы перешли на Захарова?
Ее ответ заставил его остановиться, несмотря на правила, которые он только что установил. "Захаров?" – сказала она. – "Что вы имеете в виду?"
– Я имею в виду длинный диалог между Захаровым и Отто Каном.
– Но я не делала такого диалога, я никогда не упоминала об этом.
"Как удивительно!" – воскликнул он. – "По какой причине ваш клиент мог выдумать такую сложную историю?"
– Я не знаю. Но я уверена, что я не думала об этих двух людях.
Ланни упорно продолжал: "Ваш клиент рассказал о длинном разговоре. Ему не надо было ничего выдумывать о двух мертвецах, которые не представляли интереса для его начальника". Еще до того, как он закончил говорить, в его сознании зародилась другая идея, и он почувствовал, как дрожь пробежала по его спине. – "Скажите мне, могли ли вы потерять сознание во время этого дела?"
– Я никогда не думала об этом. Как это могло произойти?
– Расскажите мне, что вы можете вспомнить. Сначала вы говорили об охраннике, а потом о бароне и профессоре. Что дальше?
– С ними была довольно сложная сцена, и это все.
– Что именно произошло в конце сцены с ними?
– Я помню, что мне она очень понравилось. Я видела, что мой клиент был доволен, и я подумала: 'Я могу все сделать правильно, и поэтому я в безопасности'.
– Тогда вы почувствовали себя расслабленной, не так ли?
– Да, да, я так полагаю.
– Ты лежали, откинувшись назад, с закрытыми глазами, и комната была полутемной, вы чувствовали себя спокойным и расслабленной. Вам не приходило в голову, что при таких условиях вы могли бы заснуть?
– Я никогда не думала об этом. Я была слишком напугана в начале, чтобы такая идея пришла мне в голову.
– Что вы еще помните?
– Ну, я подумала: 'Пора прекратить это. Больше нечего рисковать'. Поэтому я сделала то, что вы мне сказали, я застонала, а потом открыла глаза, один раз вздохнула и сказала: 'Вы получили что-нибудь стоящее?'
– Разве вы не понимаете, что произошло? Вы вошли в настоящий транс.
– У меня от вас перехватывает дыхание, мистер Бэдд!
– Вы - медиум и хороший, и они такие же редкие, как белые дрозды.
– Ради бога! Что я должна сказать?
– Я не думаю, что может быть какое-то сомнение в том, что вы рассказали. Ваш клиент не знал этих фактов, и в них не было ничего, в чём он мог быть заинтересован. Кроме того, это одна из областей, к которой он относится честно. Он верит в духов, и, возможно, немного боится их. Более, чем он боялся бы любого человека. В таких вопросах он становится ребенком". Ланни рассказал ей историю сцены, и она прислушалась. Мысль о том, что она произнесла такие слова, была совершенно невообразимой. Имя Захарова ничего не значило для нее, пока Ланни не рассказал ей о причиняющей беспокойство привычке короля вооружений приходить на сеансы и рассказать о своих проблемах. Что касается общительного Отто Кана, она сказала: "Однажды я встретила его у дяди Реверди и была поражена его добротой и обаянием. Это было несколько лет назад, и я была довольно молода и романтична, я помню, что подумала: 'Теперь, если такой человек попросит меня выйти за него замуж, то это было бы замечательно'. Но у меня не было никаких представлений о его деловых контактах или что он когда-либо встречался с Захаровым или рассказал какому-нибудь правительственному агенту о делах Захарова".
– Возможно ли, что вы когда-нибудь слышали, как ваш дядя говорил об этих вещах?
– Ну, конечно, я не могу сказать о том, что я забыла. Я слышала упоминание деловых вопросов, на которые я никогда не обращала внимания. Я знала, что мистер Кан является одним из банкиров моего дяди и что у них были важные сделки. Но это все, что я знала. Я не уверена, что когда-либо слышала, что он умер. Как давно это было?
– Мне нужно об этом справиться. Мы попытаемся больше узнать у духов, если вы не возражаете против экспериментов.
– Мне будет очень любопытно, но сначала я хочу путешествовать. Вы понимаете.
"Конечно! " – улыбнулась ее компаньон. – "Я думаю, что вежливость потребует от нас остаться еще на одну ночь и дать еще один сеанс. Я предлагаю вам на этот раз не повторить ошибку прошлой ночи. Были случаи, когда контроли много рассказывали о медиуме, с которым были связаны".
"О, Боже!" – в ужасе сказала этот "белый черный дрозд".– "Никогда. Я буду щипать себя!"
X
Весь этот критический день гости приезжали в Бергхоф и покидали его. Высокопоставленные офицеры и другие персонажи были вызваны на случай, если они, возможно, могут понадобяться их фюреру. Он был человеком внезапных настроений, и им приходилось приспосабливаться к нему. В основном они сидели в большой приемной, разговаривая вполголоса. Легко было догадаться, что они были в тревожном состоянии, потому что они не знали, что куда идёт их страна, и им не разрешалось спрашивать. Американский друг фюрера не стал расспрашивать их, тем более он мог предположить, что знает больше, чем они. Но когда они узнали, что он знал ключевых людей в Лондоне, Париже и в других местах, они искали возможность вызвать его на разговор.