XIV
Он пошел прямо в комнату Гесса, в которой бывал в прошлые времена. Он прочитал молчаливую молитву, чтобы заместитель был на месте. А потом вздохнул с облегчением, когда это оказалось так. "Это срочно, Руди", – сказал он, когда вошел.
Нацист снял свою форму, вероятно, собираясь отправиться в постель. Его лицо выразило беспокойство, когда Ланни спросил: "Ты слышал, что случилось?"
– Что ты имеешь в виду?
– Наш друг хотел, чтобы женщина осталась, и я думаю, что он был слишком горяч, он испугал ее почти до безумия.
– Pfui Teufel!
– Что делает всё очень неудобным, Руди, ты должен понять, что она моя женщина.
– Herrgott, Lanny! Почему ты не сказал нам об этом?
– Ну, я не думал, что тебя интересует моя сексуальная жизнь. Я привёз тебе медиума.
– Ты знаешь, как фюрер. Когда он чего-то хочет, он этого очень хочет.
– Конечно, и я знаю, что он сейчас в сильном напряжении, и, вероятно, не совсем в себе. Несомненно, он не хотел отказаться от этого медиума. Как сеанс?
– Абсолютно чудесный, Ланни, а затем фюрер сказал мне уйти, и я принял это как должное, что он попытается заставить ее остаться, предложив ей деньги. Я не думал... Гесс остановился.
– Я знаю, это очень неудачно, и я надеюсь, что он не будет слишком раздражен. Беда в том, что Эльвирита чуть не потеряла голову, и я боюсь, что я должен немедленно ее увезти.
– Ты не думаешь сегодня вечером, конечно, в этот дождь!
– Боюсь, что я это сделаю. Трудно понять поведение этой женщины, Руди. Ее не воспитали, как национал-социалистскую Mädchen, она стала жертвой пуританского воспитания, в стыдливости и сексуальной подавленности. Я забыл предупредить ее, потому что я знал, что если я это сделаю, она откажется приехать. Но я должен был предупредить тебя, я чувствую себя виноватым за то, что не сделал этого.
– Это очень плохо, Ланни. Фюрер, возможно, не знал, что она всё так воспримет.
– Это особенно печально, потому что она медиум. Такие люди почти всегда плохо уравновешенны и сверх эмоциональны. Эта девушка находится на грани истерики, она говорит, что выпрыгнет из окна, если я ее не увезу. Должен попросить тебя пойти к фюреру и попросить его извинить ее, и разрешить наш отъезд.
– Это будет чертовски неудобно, Ланни.
– Я понимаю это, но что я могу поделать? Мы же не хотим иметь сцен и быть источником ненавистных сплетен.
– Нет, конечно, нет. И если ты так чувствуешь, я полагаю, что мне придется с этим пойти к фюреру.
– Не надо этому мешать нашей дружбе, прошу тебя. Это всего лишь один эпизод, и никто не виноват.
– Я понимаю, Ланни.
– Скажи фюреру, чтобы он не слишком беспокоился об этом, я знаю, что у него сейчас заняты все руки, и что это для него не может значить много. Скажи ему, что я прекрасно понимаю, что он не знал, что это была за девушка, и как она будет себя вести.
– Главное, я уверен, было то, что он не хотел, чтобы сеансы были прерваны.
– Я не сомневаюсь в этом, и мне жаль, что я не мог всё уладить дела, но я не мог бы привезти ее сюда без обещания быстрого возвращения. Попроси фюрера простить меня и забыть все это. Девушка будет в порядке, когда она преодолеет свой страх.
Вот так всё было. Они обменялись рукопожатием, а затем, как запоздалую мысль, Ланни сказал: "Между прочим, Эльвирита потеряла свой багаж, и ее паспорта были в нем. Полагаю, она может получить carte d’identité в Швейцарии, но нам обоим понадобятся что-то вроде разрешения на выезд".
"Это верно". – Заместитель задумался. – "Я поручу Рейхенау дать вам военный пропуск. Он будет хорош для любого южного района".
– Вы хотите разбудить его в это время утром?
– Он, возможно, еще не спит. Если он спит, я поручу это начальнику его штаба.
– Мне подождать здесь?
– Я принесу пропуск в твою комнату.
XV
Ланни вернулся и три раза быстро постучал в дверь, а затем еще три раза. Стул был убран, и дверь открылась. "Все в порядке", – сказал он и приложил палец к губам.
Он пошел методично по комнате, укладывая свои вещи в сумки. У неё не было никаких вещей, и она сидела, глядя на стену перед собой. Обдумывая, без сомнения, лично полученную информацию о нацистах, об их поведении и образе жизни. Когда в дверь постучали, она вскочила и в ужасе посмотрела на нее. Ланни подошел к двери, открыл ее достаточно, чтобы выскользнуть наружу, и закрыл ее за собой.
"Вот ты где", – сказал Руди, и отдал маленький клочок бумаги. – "Свет у Рейхенау все еще горел, поэтому я заставил его во всём разобраться. Я объяснил, что вы задержались по моей просьбе. Я приказал подать вашу машину к двери".
– Большое спасибо, Руди. И еще раз не поминай лихом.
– Конечно, нет, почему я должен? Будь осторожен, и я надеюсь, что у девушки тоже не будет никаких трудностей. Как медиум она удивительна, и если ты привезёшь ее в Берлин, я могу гарантировать, что повторения такой ошибки не будет.
– Я поговорю с ней об этом чуть позже. Надеюсь, это не война, Руди, но если это произойдет, я обязательно приеду через Швейцарию.
– Приезжай, во что бы то ни стало. Информация, которую ты нам приносишь, очень полезна. Они тепло пожали друг другу руки, и Гесс ушел. Ланни снова вошел в комнату и сказал: "Все О.К." – Он взял свои две сумки и пишущую машинку. – "Вы пришли в себя?"
"Я бы убежала", – не благоразумно ответила она.
Он заставил ее надеть пальто поверх светлого платья. Затем они спустились по боковой лестнице и вышли через незаметную дверь, через которую она вошла. Машина уже была там, и рядом стоял эсэсовец, несмотря на дождь. "Heil Hitler!" – сказал Ланни, и салют был возвращен.
Эсэсовец внёс сумки, Ланни сел в кресло и пассажирка села рядом с ним. Он запустил двигатель и сказал: "Gute Nacht". Машина покатилась по дороге, и перед ними подняли шлагбаум. Все в поместье фюрера действовало автоматически, включая мужчин и женщин.
Когда они спустились по склону горы, Ланни заметил: "Так заканчивается мой четвертый визит в прибежище дикой ведьмы Берхты".
Ответ был: "Возможно, ее призрак все еще здесь бродит". Голос Лорел немного хрипел, и он превратился в плачущее заклинание. Он оставил ее в покое, потому что он был воспитан среди женщин и понял, что это было то, что ей необходимо.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
На горах — там свобода!
54
I
ДВИЖЕНИЕ ночью на автомобиле имеет определенное сходство с пребыванием в кинотеатре. Со всех сторон темнота и тайна, а луч света показывает небольшую сцену впереди. Если дорога прямая и час после полуночи, то шоу будет монотонным. Но если машина свертывает в горную сторону, то перед глазами водителя пробегают большие участки пейзажа. Открываются пропасти, волшебным образом возникают покрытые деревьями склоны, разрастаются, а затем исчезают в ничто. Это захватывающе, но может быть и опасно. Когда идет дождь, осторожный водитель переключится на вторую передачу, чтобы не использовать тормоза на поворотах. "Если мы ушли от гестапо только для того, чтобы свергнуться в пропасть! То это не лучший выбор" – заметил Ланни. Он подумал, что лучше избавить свою пассажирку от прежних неприятных впечатлений созерцанием свежих.
Они свернули из Оберзальцберга и въехали в город Берхтесгаден, теперь погружённый в крепкий сон. "Здесь делают очаровательные игрушки", – проговорил водитель. – "И добывают каменную соль, и мне сказали, что эти шахты с длинными туннелями служили для бегства от нацистов. В Германии и Австрии были входы, а рабочие, которые не любили свастику, проводили по ним своих друзей. Но теперь все кончено, потому что Германия и Австрия одно и то же".
Аншлюс, по его словам, был удобен для них, поскольку их пропуск был подписан генералом Вальтером фон Райхенау, командующим вооружёнными силами в южном районе. – "Это теперь означает Австрию, а также Баварию, поэтому мы можем въехать в Швейцарию через Долину Инн, самым коротким маршрутом, и который уведёт нас от Мюнхена и главного автобана, что будет безопаснее для нас".
"Скажите мне", – сказал собеседница, – "Гесс сказал Гитлеру, что я собираюсь уехать?"
"Конечно, он обязан. Гесс не посмел бы даже подумать о том, чтобы сделать что-то, что могло бы вызывать недовольство его фюрера. Но я не думаю, что Гитлер изменит свое мнение. Если это вас беспокоит. Он знает, что вы мой друг". – Он не сказал ей о фразе, которую он использовал, "моя женщина". Этот предмет скандала, наряду с другими, будет полностью исчерпан, как только мисс Эльвирита Джонс пересечёт границу с Нацилэндом. Это не повредило бы Ланни Бэдду в глазах любого нациста и исключало бы возможность попытки Ади удерживать американского медиума против ее воли.
До выезда Ланни вздремнул, так он сказал ей, и был готов к долгому вождению. Она, со своей стороны, хотела только одну вещь в мире, чтобы выехать из области, подвластной фюреру. Их дорога вилась через альпийские предгорья, иногда отворачивая их от цели. Дождь продолжал идти, но он мог ясно видеть и привык к вождению в любую погоду. Она не хотела спать, сказала она, но просто сидела и наблюдала за огнями автомобиля, играющими за занавесом серого тумана.
II
Когда наступил рассвет, они были в долине Инн, которая идёт на север и на восток к Дунаю. В ней находится деревня Браунау, в которой сын Алоиса Шикльгрубера вошёл в мир, который он ненавидел. Но путь Ланни был лежал на запад и на юг, вплоть до истоков реки в высоком Энгадине. Они остановились в деревне и купили еду, и она кормила его, пока он был за рулём.
После этого, чувствуя себя веселее, она включила радио, бывшее перед ней. Швейцарскую станцию, от которой они узнали, что Британия подписала пакт с Польшей, заявив о военных действиях в случае нападения. Затем они выслушали мюнхенскую станцию, осудившую этот акт провокации, почти войны. Обозреватель продолжал ругать премьер-министра Чемберлена за заявления, сделанные в Палате общин. Потом французская станция, какой-то комментатор, имя которой Ланни не знал, обсуждал, что сделала бы подвергнутая опасности Польша, если Гитлер объявит аншлюс с Данцигом. Человечество использовало эти новые изобретения по передаче информации на расстоянии очень странно. По всей земле со скоростью света неслись угрозы и ругательства на многих языках. Различные длины волн не мешали друг другу