Старое население Новой Англии было тем, что его имя накладывало на его речи, манеру и чувства. Оно верило в свободные институты и не одобряло нацистов, за исключением того, что они могли потребоваться для удержания коммунистов в России. Теперь, когда нацисты заключили сделку с Россией, старое население Новой Англии больше не видело от них никакой пользы и категорически заявляло, что так называемый "Закон о нейтралитете" действует в пользу Германии, которая и так не могла получать никаких американских товаров. Их аргументы были поддержаны поляками, которые составляли большую долю иммиграционного населения города. Им противостояли ирландские католики, которые видели наибольшее удовольствие в жизни во вреде Британской империи. Все ирландцы превратились в воинствующих пацифистов, к которым присоединились немцы и большинство итальянцев, а также франко-канадцы, которые скорее были католиками, чем французами.
II
Ланни выслушал эту полную неразбериху мнений и сравнил родной город своих предков с содержимым яиц, попавшим на сковородку, но еще не превратившимся в омлет. Однако под сковородкой был разведён такой горячий огонь, самый горячий когда-либо разведённый в этом мире. Весь день и половину ночи люди Ньюкасла слышали по радио и читали в газетах ужасные подробности уничтожения в течение восемнадцати дней страны, не совершившей никаких нарушений. Её армии понесли полное поражение и обращены в бегство. Города превратились в пылающий ад или кучи щебня. Бегущих мирных жителей бомбили и расстреливали из пулемётов на дорогах. Вторгшиеся варвары везли с собой целые поезда ученых, специально обученных уничтожить национальную культуру. На улицах этого маленького города Новой Англии люди смотрели друг на друга и восклицали: "Боже мой, что это значит для нас? И что это будет означать, если они сделают это во Франции и Англии? Может быть, этот Закон о нейтралитете был ошибкой после всего этого!"
Немногие из них были готовы отказаться от своей решимости держаться подальше от войны. Но они проявили изобретательность в разработке методов продажи продукции Оружейных заводов Бэдд и Бэдд-Эрлинг Эйркрафт без риска или, во всяком случае, не слишком большого риска. У Великобритании и Франции было много кораблей. Почему бы не заставить их прийти на своих собственных кораблях и получить товар и тем самым уменьшить шансы на неудачи в море? Мы могли бы дать Германии заверения в том, что американские корабли будут перевозить только товары, не относящиеся к войне. Такие корабли имели бы четко обозначенные признаки, и поэтому не могло быть никакого оправдания их торпедирования. И тогда возник вопрос о кредитах, в решении которого мы так сильно застряли в последний раз. У Великобритании и Франции было много золота. Также у них были бумаги американских корпораций, не говоря уже о железных дорогах в Аргентине и других объектах по всему миру. Почему бы не заставить их пустить эти активы в оборот? Ведя продажу вооружений за наличный расчёт без доставки на дом, так объединяется спасение цивилизации со здоровой деловой сделкой!
Таков был ортодоксальный взгляд среди зажиточных слоёв населения в Ньюкасле. А неортодоксальные вскричали: "Ага! Те же торговцы смертью планируют превратить человеческую кровь в прибыль!" У этих эксцентричных людей, по-видимому, возникла мысль, что производство вооружения должно осуществляться себе в убыток. Или они думали, что прибыль должна быть разрешена только нацистским торговцам смертью? Ортодоксы задали этот вопрос с горьким сарказмом и подлили масло в огонь. Споры будут продолжаться до тех пор, пока спорящие не прекратят больше разговаривать между собой, и, возможно, размолвка будет продолжаться до конца их жизни. Таков был обычай в Новой Англии. Были пожилые Бэдды, которые не входили вместе в одну комнату одновременно в течение полувека, за исключением семейных похорон.
Весть распространялась со скоростью молнии по телефонным проводам, что Ланни был в Европе и разговаривал с Гитлером, Даладье и Чемберленом. Поэтому все хотели встретиться с ним и послушать его рассказ. Им нужны не только его факты, но и его мнения. И это было очень неудобно для агента президента, который не мог ожидать, что кто-то поверит, что он был полностью поглощен сделками со старыми мастерами в такое время. Ему нужно было придумать новую "байку". Он сказал: "Проблема такая сложная, я действительно не знаю, что и думать. Остается только ждать, пока ситуация не прояснится". Это звучало как у государственного деятеля и выглядело разумно. Остальные были удовлетворены, чтобы рассказать Ланни, что думают они.
III
Тот, кто имел право все знать, был отцом Ланни, и их разговор в кабинете Робби не отличался от того, который произошёл между ними в отеле Крийон четверть века назад. Робби никогда не мог отказаться от мечты, что его первенец может войти в его дело и помочь ему. Очевидно, что Ланни не мог продолжать вести свой кочевой образ жизни, когда воды кишели подводными лодками. А что может быть более важным для патриотического гражданина, чем видеть свою страну, оснащённой быстрыми и смертоносными истребителями? Это оружие обороны, поскольку их радиус действия был коротким, и они должны базироваться дома. Поэтому они заслуживали восхищения и уважения каждого пацифиста, гуманитария, идеалиста - всех, кем первенец Робби Бэдда называл себя в настоящий тревожный момент.
Ланни вряд ли мог бы внятно объяснить, почему он планирует рискнуть жизнью в море или в воздухе только для того, чтобы добавить еще несколько старых мастеров в американские коллекции. Тогда бы Робби спросил: "Как ты собираешься получить паспорта?" Если бы его сын ответил: "Я хочу, чтобы ты заявил военному департаменту, что я помогаю Бэдд-Эрлинг Эйркрафт за границей", то его отец вряд ли правильно оценил бы такую просьбу.
Ланни пришлось посвятить своего отца в свои тайны, по крайней мере, отчасти. Поскольку сам Робби работал на правительство, его едва ли могло встревожить, что его сын делает то же самое. Ланни сказал очень серьезно: "То, что я тебе скажу, не должно уйти ни одной живой душе, даже Эстер. Я сам дал клятву, и это серьезный вопрос. Информация, которую я собирал в Европе последнюю пару лет, была передана кому-то очень важному и используются для серьёзных целей. Я только что предложил свою отставку, но меня попросили продолжить. Вопрос был поставлен таким образом, что я не смог отказаться от этого. Я не могу сказать тебе больше ничего, а ты никогда не должен давать ни малейшего намека на это".
"Это довольно серьезное дело", – был комментарий отца. – "Ты планируешь отправиться в Германию в военное время?"
– Я буду руководствоваться обстоятельствами. Утечек не было, и я думаю, со мной все будет в порядке.
– Могу ли я спросить, тебе платят за это?
– Мне предложили деньги на расходы, но я сказал, что мне этого не нужно, и я никогда не принимал их. Позволь мне сказать тебе для твоего спокойствия, что я не получаю и не отправляю военную информацию. Я вроде независимого эксперта, Гитлер говорит мне, что он хочет сказать англичанам, французам и нам самим. Я говорю это, и они говорят мне, что ответить, и я отвечаю.
– Так не будет продолжаться, теперь, когда они находятся в состоянии войны, Ланни.
– Я уверен, что ты ошибаешься в этом. Я предполагаю, что они пойдут на прямые разговоры, даже когда они разобьют друг друга в лепёшку. Война когда-нибудь закончится, а между тем, обе стороны будут развивать идеи. У каждой страны есть свои друзья в стране врага, и они не теряют связь. Возможно, у тебя будет что-то, что ты хотел бы сказать Герингу. Ты можешь быть уверен, что у Шнейдера будет что сказать, что Геринг будет рад услышать. Конечно, ты не думаешь, что картели перестанут обсуждать сделки в обе стороны, или, что их посланники будут в опасности!
– Нет, я полагаю, нет, если ты получишь такую поддержку, и если у тебя не будет никаких бумаг, которые могли бы тебя скомпрометировать.
– У меня нет документов, кроме моего паспорта, и тех, относящихся к моему бизнесу с картинами, который служит мне прикрытием. Все остальное я держу в голове, и я никогда не отправлял почтой свои отчёты из Германии.
– Сейчас ты не сможешь отправлять их почтой в Британии или Франции из-за цензуры.
– Все это предусмотрено. Я не могу сказать, как, но ты можешь быть уверен, что ничто никогда не носит мое имя или, что есть что-то, что могло бы идентифицировать меня. Я стараюсь использовать другой вид бумаги и конвертов для каждого отчета, и я никогда не делаю копии и не вожу никаких конвертов или бумаги, подобных тем, которые я использовал при отсылке отчета.
"Все это очень интересно, конечно", – сказал отец. – "Но я имею очень смутное представление об этом, и я не хотел бы вмешиваться в чужие дела".
"Я дал слово, и я должен был его соблюсти", – ответил сын. Он добавил с улыбкой: "Я никогда не делал никаких сообщений о твоём бизнесе или о тебе. Теперь, когда ты работаешь на правительство, мы находимся в одной лодке. Я договорился, что мы оба должны иметь привилегию путешествовать по военным зонам всякий раз, когда мы захотим. Это должно быть оформлено через военное ведомство, чтобы авиационный бизнес послужил моим прикрытием. Если бы распоряжения были бы переданы в Государственный департамент, то это поставило на меня метку как агента правительства, и многие люди узнают об этом. Но если я представляю Бэдд-Эрлинг Эйркрафт, то этого ожидают немцы и все остальные. Я был уверен, что ты не будешь возражать, чтобы я использовал тебя таким образом. Моя информация действительно будет полезной для тебя, и нет причин, по которым я не могу представлять тебя на переговорах в Лондоне и Париже".
"Я не думаю, что мне это понадобится", – ответил президент Бэдд-Эрлинг Эйркрафт. – "Они прибудут ко мне за тем, что они хотят. Но, конечно, путешествуй как мой сын, задавай вопросы и приноси мне любые новости, которые ты получишь. Я всегда полагаюсь на твою осмотрительность".