IV
Ганси и Бесс собирались отправиться в концертное турне, на этот раз по Соединенным Штатам. Европы больше не будет. И как долго, знает только Бог. Ланни поехал, чтобы побыть с ними. Он отвез их в город на концерт в Карнеги-холл. Они сыграли сонату Цезаря Франка, которую Ганси играл под аккомпанемент Ланни в Семи дубах, поместье Эмили Чэттерсворт под Парижем. Бесс слушала её с изумленным видом, и это было началом их стремительной любви. Прошло пятнадцать лет, и они сыграли эту композицию публично несколько сотен раз по их собственным оценкам. Для них она имела тайные смыслы. И Ланни, знавший каждую ноту, знал и все секреты. Это была добрая и, тем не менее, грустная музыка, которая становилась все грустнее.
Эти полтора десятилетия для Гансибесс были годами стресса и страданий, которые разделяли все гуманные и ранимые люди. Все эти годы эта пара работала и стремилась, имея своей целью не только совершенствование искусства, но и совершенствование человечества. Неподатливый материал, который хуже принимает форму и управляется, чем вибрации скрипки и фортепианных струн. Мировой оркестр отказался играть, как мечтали Ганси и Бесс. Не братство, а бурная ненависть, не доверие, а злодейская козни, не мир, а война, была программой, которую исполнял этот оркестр. Пара боролась, твердо веря, что они знали путь искупления для человечества. – "Вставай, проклятьем заклеймённый, Весь мир голодных и рабов!"
В это они верили, и поэтому они это проповедовали в течение пятнадцати лет вкупе и влюбе. Но теперь, казалось, даже их гармония звучала нестройно. Бесс все еще была верным членом партии, решительным, даже фанатичным. Никакие действия партии никогда не могли поколебать ее веру, и она продолжала верить в заключительное пророчество коммунистического гимна: "С Интернационалом Воспрянет род людской!" Но Ганси, увы, не был таким стойким. Ганси, нежный, добрый, не желающий причинять вред мухе, был измучен зрелищем своего любимого Советского Союза, игравшего в то, что ему казалось ужасной игрой Machtpolitik. Сделка с нацистами и разделение Польши, которые он теперь видел, беспокоили его совесть, и он не мог удержаться от выражения своей тревоги. Эта музыкальная пара собиралась совершить путешествие по семи миллионам квадратным километрам родной земли Бесс и приёмной земли Ганси, споря о том, оправдывает ли цель средства, и какую цель, и что она означает, и можно ли знать меру, если однажды признать иезуитскую доктрину, что необходимо совершить зло, чтобы добиться доброй цели? И настанет время, прежде чем закончится их путешествие, когда им придется читать газеты и слушать радио и никогда не говорить друг с другом о том, что они узнали. Никогда не обсуждать события, которые они оба считали самыми важными в истории человечества.
Все левое движение было таким. Ральф Бэйтс написал: "Я схожу с поезда", и его чувства эхом подхватили тысячи. Все яростно спорили. Рушились браки и пожизненная дружба. Некоторые потеряли веру и никогда не возвращались к ней. Некоторые из них умерли от сердечных приступов, а некоторые покончили с собой. Истинно, как сказала Труди Шульц, – "плохое время, чтобы родиться"!
V
Ланни перебрался в Нью-Йорк и пошел навестить своего друга Форреста Квадрата в квартире последнего на Риверсайд-драйв, полной книг, фотографий с автографами и эскизов. Он обнаружил, что этот зарегистрированный нацистский пропагандист находится в состоянии лихорадочной деятельности, работает, как он объявил, двадцать часов в сутки. Ибо это был поворотный пункт его трудов, это был час решения для американского народа. Подлый заговор отмены Закона о нейтралитете, если бы он удался, означал бы абсолютную уверенность в том, что Америка будет втянута в войну. Очевидно, что Германия никогда не позволит так называемым нейтралам служить источником поставок вооружений для своих врагов. Несомненно, немецкие подводные лодки должны были атаковать все суда, идущие в Великобританию и Францию, поскольку в это время все товары были военными товарами. Когда идёт стрельба, надо держаться подальше от этого района, чтобы не попасть под огонь. Неужели это не ясно для каждого разумного человека?
Ланни Бэдд, сын торговца смертью, поспешил согласиться с этим мнением. Он рассказал о своих резких спорах со своим отцом и о том, как он покинул дом своего отца, возможно, чтобы никогда туда не вернуться. Форрест Квадратт пылко ухватился за него и хотел, чтобы он произносил речи в гостиных, отправлял телеграммы конгрессменам, собирал средства среди богатых, которых он знал. Ланни сказал Нет. Он никогда не выступал. Его талант заключался в беседах с важными людьми, в тихих словах, произнесённых в разных местах, которые, как семена падали в мягкую и хорошо политую почву. Он рассказал о Шнейдере и де Брюине, о Даладье и его маркизе, о Рейно и его Элене, о Марселине и ее молодом Герценберге, о Курте Мейсснере и Отто Абеце.
Ланни не сказал: "Я был в Бергхофе за неделю до начала войны". Нет, ничего такого неосмысленного. Он сказал: "Мир никогда не узнает, как долго фюрер колебался, и как неохотно он был вынужден совершить этот роковой шаг. Даю слово, что я видел муку на его лице, когда Кейтель и Браухич торопили его принять решение из-за плохой погоды в Польше в следующем месяце". Тогда, разумеется, Квадратт стал задавать вопросы и тащить детали из этого искусствоведа, который, казалось, совершенно не осознавал важность того, что он должен был раскрыть. Если бы немецкий пропагандист смог бы добиться того, что он хотел, то он бы вытащил бы сына президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт на сцену в Мэдисон-Сквер-Гарден. И там он рассказал бы эту историю двадцати тысячам настоящих американских патриотов, которых Квадратт смог бы собрать с помощью бесчисленных организаций, которые он и его друзья создали и финансировали в Нью-Йорке и окрестностях. Услышав такую самую вдохновляющую историю, взамен Квадратт говорил без утайки. Все настоящие американские патриоты работали день и ночь, как он, чтобы сохранить Закон о нейтралитете в действующем законодательстве. Они созывали митинги по всей стране и готовили к отправке буквально миллионы обращений в Конгресс тем конгрессменам и сенаторам, которые не слышали голоса народа или отказались прислушаться к нему. Только вчера вечером Квадратт вышел из самолета после полета в Детройт, чтобы представить новую идею отцу Кафлину. Это были матери Америки, которые пострадали бы больше всего в том случае, если бы Америку втянули в чужую войну, и именно матери Америки собирались обратиться в Конгресс, чтобы спасти своих мальчиков от этой ужасной судьбы. Материнские организации собирались спонтанно возникнуть по всей стране, и приведённые в боевую готовность матери собирались внезапно напасть на Конгресс в тот момент, когда он соберётся. Этот мастер-пропагандист лукаво усмехнулся, изображая крики и вопли, которые он создавал бы в офисах тех государственных деятелей, которые осмелились поддержать программу правительства.
Конечно, Ланни не должен был верить всему, о чём Форрест Квадратт рассказал ему. Нельзя верить любому нацисту. Но не было никаких сомнений в том, что внутри этой маленькой головы и за этими очками с толстыми линзами действовал хитрый мозг, почти такой же способный, как у хромого маленького доктора Юппхена в Берлине. У Квадратта был, как он утверждал, список адресатов в сто пятьдесят тысяч имен, и редко приходил день, когда он не писал речи для какого-нибудь сенатора или конгрессмена. Затем речь будет напечатана как часть Congressional Record по номинальной стоимости правительственной типографией и отправлена по почте на эти имена, а также по другим адресам, предоставленным нацистскими или почти нацистскими организациями, разбросанными по всей стране. Кроме того, Квадратт издавал статьи под своим именем, а также разные книги, издаваемые под псевдонимами. Плодовитый автор показал Ланни ряд из них, и они были действительно смешными. Квадратт - это немецкое слово "Квадрат". Но когда этот германо-американский крестоносец прибег к камуфляжу, то он выбрал самые модные английские имена, которые когда-либо выходили из под пера Уиды или Мари Карелли, а он всегда объединял их сразу по три. Перси Монморанси Рейли или Сесил Нортумберленд Оглторп. Ланни не мог удержаться от смеха, и его друг присоединился к нему, восприняв это как комплимент его сообразительности.
VI
Взяв одну из машин из гаража своего отца и уложив на заднем сиденье тщательно обернутые картины генерала Геринга и другие картины, Ланни отправился в один из тех туров, благодаря которым он зарабатывал себе на комфортную жизнь. Сначала он отправился навестить своих друзей Мерчисонов в Питтсбург. Он проезжал по горам Аллегейни в самое приятное время года, когда бережливая мать-природа убирала драгоценный хлорофилл в ветки деревьев и изменяла цвет листьев с зелёного на ярко-желтые, красные и оранжевые цвета. Когда он прибыл в этот город большой стали, ему не пришлось размещаться в гостинице или нанимать торговый зал. Он развесил свои товары в гостиной своих друзей и пригласил их друзей посмотреть на них. И это было не коммерческое, а художественное событие. Ланни не оказывал никакого давления, но поучительно рассказал о старых мастерах, которые были представлены, и разрешил своим слушателям понять, что такая возможность случается редко в жизни.
Цены были ошеломляющими. Но что значили деньги для стального магната или жены стального магната в такой момент, когда две самые богатые страны Старого Света торгуются за все, что у них есть или может быть произведено? Жители Питтсбурга преодолели крайнюю волну беспокойства, вызванного эмбарго. Он должно быть отменено. У них были лоббисты в Вашингтоне, и эти компетентные господа уже сообщили, что они смогут сделать. Поклонники нацистов, усиленные красными, подняли потрясающий шум, но не смогли сдержать новый поток процветания, который хлынул в Америку. Что думает мистер Бэдд? Старые мастера из Флоренции и Севильи были забыты, пока мистер Бэдд рассказывал, чего хочет Гитлер, и что могут сделать Англия и Франция.