На полпути к берегу он увидел приближающиеся фигуры, Томми помогал раненому приятелю. Они остановились, когда подошли, и Ланни замаскировал свой американский акцент и сказал: "Там есть лодка, которая возьмёт вас, если вы сможете ею управлять".
– Я могу только колоть, приятель.
– Я возьму медицинские принадлежности. Будет еще одна лодка, немного позднее, так что не ждите меня.
"Я возвращаюсь по ранению!" – заметил Томми.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Влезть в самое орудия жерло
92
I
ФОНОМ пляжу и сценам, которые в течение пяти или шести дней стояли перед глазами Ланни, служило огромное длинное здание, которое он считал казино или павильоном Дюнкерка, или, возможно, Мало-Ле-Бэн, поскольку эта часть пляжа так называлась. В мирные дни оно насчитывало шестьдесят окон на длинном фасаде. Он представил себе, что там было в более счастливые времена. Обеды, танцы и азартные игры, которые составляли жизнь бомонда на континенте. Теперь здание стояло мертвым, его окна были темными, и в каждом окне стекла были разбиты осколками или взрывной волной. Все ли люди убежали? Куда, море с одной стороны и полукруг пламени и стали с другой? Или они прячутся в подвалах, подвергая себя риску при разрушении здания или при пожаре?
Ланни обнаружил, что эспланада так же сильно замусорена, как и пляж. Он не осмелился использовать карманный фонарик, но споткнулся в быстро собирающейся темноте, а когда он прошел мимо павильона, то повернул в переулок. Нигде не было света, но по виду зданий он посчитал это улицей многоквартирных домов и пансионов. Некоторые были частично разрушены, другие нетронуты. Он остановился у одного из последних и позвонил в звонок, затем постоял некоторое время. Когда ему не ответили, он попробовал дверь и обнаружил ее незапертой, вошел и закрыл ее за собой. Он рискнул включить свой фонарь и узким пучком света обшарил всё вокруг. Он был в несколько претенциозном заведении, с просторной прихожей и гостиной за ней. Там были тяжелые портьеры и сложная резьба по дереву.
Это вполне соответствовало цели агента президента, и ему не хотелось встречаться с хозяином. Он тихо поднялся по широкой лестнице, толстые ковры способствовали этому. На втором этаже он снова зажег фонарь и подошел к ближайшей двери, попробовал её, и когда она открылась, вошел и снова зажёг фонарь. Там была гостиная в отличном состоянии, за исключением того, что осколки оконного стекла были разбросаны по поверхности ковра, и дул холодный ночной ветер. Ланни решил, что дальше там будет спальня и ванная, так оно и было. Ни одного человека в поле зрения, как он этого и хотел. В дверях был ключ, и он заперся.
Он так устал, что едва мог удержаться, чтобы не улечься в кровать. Но на прошлой неделе он задумал точно, что хотел сделать, и сделал это автоматически. Он разделся в ванной, приняв меры предосторожности, не сняв мокрую обувь из-за осколков стекла. В кранах воды не было. Он налил часть воды их своей канистры в ванну, намочил полотенце и начал тереть себя. Если хорошо тереть, то можно добиться хороших результатов с очень небольшим количеством воды. Он развернул свой драгоценный пакет и надел чистое нижнее белье, сухие носки и новые туфли. Затем он вылил ещё воды и тщательно побрился, используя фонарь для последних штрихов.
Он надел чистую рубашку и завязал галстук в темноте и осмотрел это при свете. Он причесал свои волнистые каштановые волосы и с удивлением заметил, что некоторые из них выглядели серыми у корней. Разве это сделал Дюнкерк? Он надел брюки и убедился, что они не слишком сильно измялись при морском путешествии. Он надел пиджак и сероватую шляпу Хомбург. И вот он, идеальный джентльмен, готовый к лучшему обществу. В спальне было огромное зеркало между окон во всю стену, и он зажёг фонарь и осмотрел себя. Джентльмен должен быть респектабельным, иначе он вообще не может быть джентльменом.
Он взял свою рваную одежду и повесил её в шкафу, который был полон элегантных дамских костюмов. Он сложил лист клеенки и бросил его на полку шкафа. Он хорошо напился водой, а затем выбросил из окна пустую канистру. Без сомнения, это вызвало шум, но его не было слышимо среди звуков войны, которые, казалось, приближались каждую минуту. Во внутренний карман своего нового серого костюма Ланни положил свой бумажник, свой паспорт и несколько писем от американских миллионеров. Одно из них от Эдселя Форда, касающееся покупки старых мастеров. Теперь он был готов встретиться с Вермахтом.
Он снова нащупал свой путь вниз. Он не хотел встречаться с Вермахтом в темноте, и пока тот воюет. Он хотел спать, и он хотел этого больше всего на свете. Он видел так много разрывов снарядов и бомб, что стал к ним довольно равнодушным. Он хотел испытать судьбу, надеясь, что на них не будет его имени. Он вошел в гостиную с мягкой мебелью, но в окнах не было стекла. Снаружи были взрывы, и при их свете он обнаружил диван с большим количеством подушек. Он подошел к одной из портьер, встал на стул и сдёрнул её. Портьеру он положил на диван. Потом лег на спину, чтобы не слишком мять одежду. Он натянул портьеру на себя, и через полминуты был потерян для мира и всех его злых дел.
II
Когда он снова открыл глаза, то уже было светло, и солнце глядело в разбитые окна. Первое ощущение озадачило Ланни. С миром было что-то не так. Там было тихо! Больше никаких оглушительных взрывов, никакого чудовищного грохота Чикагских пианино, даже стрекота пулеметного огня. Пришла мгновенная мысль, и он понял, что настал момент, которого он ждал. Британский арьергард был вывезен военно-морским флотом, и немцы, без сомнения, идут по пятам. Настал момент перейти к действию.
Он встал и осмотрел себя в зеркале. На его одежде были морщины, но не слишком серьезные. Он провел маленькой карманной расческой по волосам, а затем надел шляпу. Ему не хотелось разговаривать с людьми в этом месте, поэтому он быстро подошел к входной двери и вышел, закрыв её за собой. Рядом с дверью была латунная табличка с надписью "Пансионат Альбертина". Он поблагодарил его в своих мыслях и отправился по усыпанной обломками улице. Не так далеко, как он ожидал. Полдюжины одетых в зеленое нацистских солдат медленно продвигались вперед с оружием в руках и готовые к действию.
Это походило на встречу с собаками. Первое, что необходимо, это не проявлять страх. Ланни продолжал идти, и когда люди были рядом, он вытянул правую руку и ладонь. – "Heil Hitler!" Возвращение салюта было обязательным, и это сделало их друзьями на данный момент. Ланни не стал дожидаться допроса и спросил: "Bitte, wo ist die Kommanditur?"
"Weiss nicht, Herr". – Обычные солдаты посреди битвы не обладают такой информацией. Они знают только их непосредственные задачи. Ланни спросил, где он может найти их начальника, и они сообщили, что он где-то там. Ланни пошел дальше.
Он повторил тот же спектакль с еще двумя группами. Фельдфебель направил его к лейтенанту, и этому последнему он объяснил: "IchbineinamerikanischerKunstsachverständiger, FreundderRegierung". Он не хотел тратить слишком много времени, чтобы иметь дело с подчиненными. – "У меня есть информация, и я прошу вас попросить кого-нибудь сопроводить меня на ваш ближайший командный пункт".
Посыльный случайно прибыла на мотоцикле с коляской, и Ланни пригласили стать пассажиром. Когда он занял свое место, он вспомнил, что ефрейтор Адольф Гитлер, управлял такой же машиной, как эта, и принимал участие в боевых действиях здесь в Дюнкерке в последней войне. Ланни проезжал через наступающую немецкую армию, танки и грузовики и солдат, измученных, грязных, небритых. Некоторые из них были окровавленны. Они сражались почти месяц и шли, не прислушиваясь к чему-либо, почти так же, как если бы они спали. Рядом с дорогами были все остатки войны, точно такие же, как на пляжах. Англичане держали эту территорию всю прошлую неделю. Мёртвые были погребены, но не мертвые лошади. Ланни решил, что на море было приятнее сражаться, там трупы сразу исчезали.
III
Они остановились у группы палаток, к которым тянулись телефонные провода, а рядом стояли штабные автомобили. Очевидно, это то, о чем просил приезжий. И некоторое время спустя он сидел на складном стуле перед молодым штабным офицером с бритой головой и в очках. Ланни представился и добавил: "Я старый друг генерала Эмиля Мейснера, и мне сказали, что он где-то на этом фронте. У меня есть информация, которая, как я знаю, важна для него, и я был бы признателен, если бы Вы свяжетесь с ним и сообщите ему, что я здесь".
"Это было бы несколько сложно, герр Бэдд", – был ответ. – "Соединение генерала Мейснера находится на этом фронте, но я не знаю его позиции, и мне следует доложить дело в Штаб корпуса. Могу ли я спросить, имеет ли ваша информация военный характер?"
– Не военный, а политический, герр Гауптман. Я прошу генерала Мейснера, потому что он хорошо меня знает, и поверит истории, которую такой незнакомец, как вы, может воспринять с трудом.
"Я вижу, что вы джентльмен, герр Бэдд", – сказал офицер. – "Кроме того, вы знакомы с нашей страной и нашим языком. Не могли ли бы вы мне рассказать мне немного о себе? Мы находимся в разгар жесткой кампании, и наши средства коммуникации перегружены, также в это время".
Поэтому Ланни объяснил, что с детства он был другом брата генерала Мейснера, композитором Куртом Мейснером, и помогал Курту в его работе на рейхсвер в Париже сразу после последней войны, так и перед нынешней. Также он был другом Генриха Юнга из Гитлерюгенда. – "Судя по вашему возрасту, герр гауптман, вы, возможно, принадлежали к этой организации и могли знать Генриха. Он был другом фюрера и навещал его, когда он был заключенным в крепости Ландсберг. Так случилось, что меня взяли очень рано послушать фюрера, а затем представили ему меня в Берлине".
– О, вы знаете фюрера лично?