– Это то, что вы, немцы, называете Tüchtigkeit.
Монку хотелось узнать: "Видели ли вы что-нибудь в газетах по этому поводу? Я читал всё, что мог получить".
– До того, как я уехал, ни в Германии, ни в Лондоне не было ничего, и я пришел к выводу, что это, должно быть, кража в организации, совершённая своими же сотрудниками, и что кто-то заинтересован в том, чтобы не поднимать шума.
– Можете держать пари на это. Но это стоило немалых денег, я должен был пообещать привезти пятьдесят тысяч марок.
– Что же, вы сможете сдержать свое обещание, конечно, предполагая, что устройство настоящее.
– Если это не так, я никогда не смогу убедить этих людей, что я не получил деньги.
"Будем надеяться на лучшее, мой отец всё понимает, и я знаю, что он никогда не нарушит свое слово". – Затем Ланни добавил: "Расскажите мне о своей поездке".
– Там нет ничего особенного, чтобы рассказывать. Эта леди молодчина. Я полагаю, что вы, американцы, это так называете.
– Не женщин, как правило. У вас не было проблем?
– Она была обеспеченной туристкой, ее документы были в порядке, у нее был шофер, и у него тоже было все в порядке. Мы прошли, как и все туристы. Но она отличается от других. Она не оставила себе машину.
– Дьявол, что вы говорите!
– Она не умела водить машину, и не хотела заморачиваться этим. Она привезла её к торговцу подержанными машинами и получила двести семьдесят фунтов, взяла сорок, чтобы покрыть свои расходы в Лондоне и свою поездку обратно в Берлин. Она сказала: 'Используйте остальное на дело'.
"Ну, я буду проклят!" – заметил сын президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт. – "Я не предполагал, что она что-то знала о деле".
– Я не думаю, что она знала, когда начинала. Aber, Herrschaft! Конечно, это произошло, когда мы приехали в Лондон. Она просидела на заднем сиденье той машины около двенадцати часов и задавала мне вопросы, как из пулемёта. Сначала о подполье и о том, как оно работало. Я не мог рассказать ей много, но я рассказал, что мог. А потом о Социал-демократической партии, о том, как она развивалась, и какой силой она обладала перед Гитлером, и о коммунистах. И почему мы не могли работать с ними, а затем, во что верят социалисты. И как это будет работать. Вы знаете, все то, что мы узнали тридцать лет назад, и считаем само собой разумеющимся, что это каждый знает. Но каждый не знает. Кто будет делать грязную работу, и какие могут быть стимулы в коллективистской системе, и будет ли общественная собственность на зубные щетки. Все это, пока мы приближались к границе и знали, что нацисты могут захватить нас обоих!
"Ну, это отвлекло вас от ваших проблем!" – усмехнулся Ланни.
– Было приятно отвечать, потому что она получила то, что вы говорили. Она хотела названия книг для прочтения и хотела записать их, но я не позволил, пока мы не выехали из Германии. Я на самом деле полагаю, что она намерена достать и прочитать их.
– Разве вы не знаете женщин, которые берут книги и читают их?
– Не часто, как правило, они просто хотят иметь возможность сказать, что они их прочитали, но это хорошая девочка, и вы обязательно увидите от нее больше.
– Я подумал, может быть, вы это имели в виду, когда дали мне её адрес в Лондоне, я попросил ее пообедать у Симпсона.
"Я имел в виду", – прямо сказал капитан, – "что вы могли бы попросить ее выйти за вас замуж".
Бывший плейбой снова усмехнулся. – "Я тоже об этом подумал, но вместо этого я привел ее к Тёрнерам в галерее Тейт". Через мгновение, подумав, что это может показаться снобистским, он добавил: "Что мне делать с женой, старик, мне, прыгающим по миру?"
– Ну, я не очень часто вижу свою жену, но она знает, что я работаю ради дела, а не обманываю других женщин, и поэтому она терпит.
Ланни ответил тоном, который никто не мог принять за снобизм: "Труди терпит меня, Genosse. Нет дня, когда я не думаю о ней, и когда мне нужно принять трудное решение, то она как будто всегда со мной высказывает своё суровое мнение. Я уверен, что она никогда не позволит мне ослабеть в битве с фашизмом".
– Вы хотите этим сказать, что верите в жизнь после смерти?
– Я никогда не мог решить этот вопрос, но память, это своего рода выживание и очень странная вещь. Мы только обманываем самих себя, если думаем, что понимаем это. Память существует только в нашем сознании, или Вселенная также имеет память? Физики прошли долгий путь со времен, когда вы изучали материалистический монизм в воскресной школе марксистов. Они говорят нам, что время может быть тем, что наш ум навязывает реальности. И если это правда, то может быть то, что когда-либо существовало, существует всегда в какой-то другой форме.
"Если бы я попытался думать о таких вещах", – заявил серьезный социалист, – "я бы не знал, стою я на ногах или на голове".
Ланни с улыбкой сказал: "Именно так все говорили, когда Коперник начал рассказывать им, что мир сферический!"
IX
Сын президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт должен был остаться в Нью-Йорке, пока вопрос о нагнетателе не будет урегулирован. Но его нельзя было видеть со своим коллегой-конспиратором, потому что здесь было много нацистских агентов, и некоторые из них знали Ланни, а некоторые могли знать Монка. Агент президента ушёл в себя, думал о Лорел Крестон и о том необычном факте, что она отказалась от платы за помощь подпольщику бежать от гестапо. Ланни сам делал такие вещи, но он не ожидал, что другие будут делать их, по крайней мере, не члены того, что он назвал "буржуазным" миром. Но здесь, по-видимому, был товарищ, женщина-социалистка в процессе становления, что-то неожиданное и удивительное. Это было похоже на распускание плотно закрытого бутона, поставленного в вазу с водой. Все время роза была в бутоне, и никто не знал и не мог догадаться, какого она цвета, белого, розового или красного. Столетия назад в Англии были Войны Роз. Теперь были войны этих политических окрасов по всей Европе, да и по всему миру!
"Почему бы вам не попросить ее выйти за вас замуж?" – Ланни думал об этом раньше, и теперь он еще раз подумал об этом. Она собиралась читать книги, которые читал он, и размышлять о том, о чём думал он. И он мог бы сыграть ту маленькую драму, которую предложила жена Рика. Он мог бы задавать ей вопросы и позволять ей объяснять ему их и воспитывать его, как воспитывал ее таинственный герр Зиберт. Она была бы счастлива сделать это и гордилась бы этим. Она могла бы испытать по отношению к своему подопечному те же теплые чувства, что сейчас испытывал Ланни при мысли о ее собственном обращении.
Но потом появились старые возражения. Если он женится на ней, он расскажет ей о Ф.Д.Р.? Без сомнения, он должен получить разрешение президента на это. Тогда она помогла бы в его работе, но как? Отказалась бы она от своего писательства, или она возьмет псевдоним и попытается сохранить его в секрете? Очень трудно, потому что редакторы, знавшие ее работу, вряд ли не узнают ее под новым именем. И что она будет делать со всеми своими родственниками и друзьями, которые знали ее как свободного критика их и их установлений? Притворится ли она, что Ланни переубедил ее, и что она стала ярым нацистом-фашистом, близким к Nummer Eins, Nummer Zwei, und Nummer Drei? Очень трудно организовать это или даже представить себе это!
Нет, нет, это был сон. Приятная и душераздирающая мечта, но далекая от реальности. Долг, суровая Дочь Голоса Бога,31 зовущийся Ланни Бэддом. Труди, его убитая жена, звала его. Труди не ревновала и не стала бы возражать против его женитьбы. Но она напомнила ему, что его работа была чем-то, что никто другой не мог сделать. Разве он только что не написал речь, которую должен был произнести самый важный человек в мире? Ф.Д.Р. сам сказал Ланни, насколько полезны его услуги, и это должно решить вопрос раз и навсегда.
Хорошо, тогда приступай к работе. Была работа, которую надо сделать прямо здесь, в Нью-Йорке. Агенту президента нужно было знать, что делали нацисты в Новом Свете. Ф.Д.Р. сказал, что для этого у него есть другие люди, но Ланни знал, что марионеточные нити тянутся между Берлином и Нью-Йорком. А связи, которые он завёл здесь, были полезны в Германии, и наоборот. Глава отдела нацистской пропаганды в Новом Свете познакомил его с людьми, которых он встретил впоследствии в Старом. Кроме того, что делают теперь агенты Гитлера в Мексике, Центральной и Южной Америке, показало, что он собирается делать после того, как закончит с Польшей, Украиной и Балканами.
X
Ланни посмотрел в телефонную книгу и позвонил в дом Форреста Квадратта. Прошел год со времени их последней встречи, и Ланни сказал: "Я встречался с нашими главными друзьями за границей, и у меня много новостей". Мягкий, притягательный голос ответил: "О, хорошо! Подходите к обеду. Я жду гостя, с которым вы захотите встретиться, с сенатором".
Ланни поехал еще раз на квартиру на Риверсайд-драйв, полную книг и литературных призов. Этот хитрый человечек с мягким извиняющимся поведением и очками с толстыми линзами был в своё время декадентским поэтом без малейшего таланта и культивировал литературную дружбу между двумя континентами. Он родился в Америке, но хвастался тем, что был побочным внуком одного из кайзеров. В своём сердце он был прусским аристократом, тонким и бесконечно безнравственным. Прожив большую часть своей жизни в Америке, он знал грубых и доверчивых идеалистов этого Нового Мира, и ему нравилось обводить их вокруг пальцев и заставлять их делать противоположное тому, что они думали, что они делают.
Теперь он пытался это сделать с американским сенатором по имени "Боб" Рейнольдс из графства Банкомб в штате под названием "Севе'ная Ка'олина", крупного общительного джентльмена на шестом десятке лет в черной галстуке и в вечернем костюме. Его волосы были скудными спереди и свисали по бокам, его нос был широким, а на его пухлом лице была приятная улыбка, слегка напоминающая циркового клоуна. Как сказали Ланни, он был зазывалой на уличных шоу, обычно включавших "мгновенное исцеление", что означало, что у него был дар болтуна, и он знал, как вести себя в любой компании, странная комбинация деревенского хитреца из "дегтярного штата" с детской наивностью, беспомощной в руках веками практикующей тонкости Европы.