Но никогда не надо пытаться решать, что делать с этой трагедией, потому что тогда они начнут спорить! Нужна ли диктатура в качестве переходного этапа в коллективный мир, или же демократические страны, такие как англосаксонские и скандинавские, могли бы национализировать промышленность с помощью народного волеизъявления? Маркс говорил, что это возможно, но очень немногие марксисты знали, что он это сказал. Ленин сказал, что это невозможно, и все коммунисты приняли его слова за божественное откровение и возмущались выражениями, что крайности сходятся, и что коммунистическая тактика помогла нацистам установить власть в Германии, и что стремление диктатур увековечивать себя и признавать свое сходство с другими диктатурами.
О, ересь, о, двойная квинтэссенция раскола! Anathema maranatha! Ланни сообщил своим родственникам, что Гитлер в это время упорно искал понимания с Советским Союзом, который предоставит ему свободу действий в отношении Западной Европы. Ланни заявил, что, похоже, есть шанс, что эти усилия увенчаются успехом, и это замечание почти вызвало слезы на глазах двух музыкантов. Ланни прекратил эти обсуждения, сев за фортепиано и исполнив полонез Шопена.
Это была счастливая супружеская пара, что не так часто встречается среди современных интеллектуалов, страдающих от множества новых теорий. У этой пары была своя религия. Даже слово могло оскорбить их. У них было их искусство, которое стремилось в бесконечность, и в котором совершенство нужно было искать, но никогда не нельзя достичь. Они могли заработать все деньги, какие хотели. И делали это, а затем отдавали почти всё их делу, так что им приходилось планировать еще один концертный тур. У них было два прекрасных ребёнка, и это была их ответственность. И причина для их четырех родителей продолжать убеждать их, что надо что-то сэкономить.
Двое еврейских родителей жили рядом, и это был еще один дом для Ланни Бэдда каждый раз, когда он появлялся в этих краях. Йоханнес Робин, бывший миллионер спекулянт, хорошо справлялся с должностью менеджера по продажам в компании Бэдд-Эрлинг Эйркрафт и учил себя умеренности в своих желаниях. Его хорошая добрая жена, которую все называли Мамой, была счастлива, как любая старая женщина, узнавшая столько горя и страха. Это был злой мир, совершенно непостижимый для нее, и все, о чем она просила, это найти тихий уголок, чтобы спрятаться с её любимыми. Тот факт, что их не пригласили стать членами местного деревенского клуба. Ach, du Lieber Gott, какое это имело значение для женщины, чей муж был избит в старой тюрьме из красного кирпича на Александерплац в Берлине, и чей дорогой младший сын был замучен до смерти в концентрационном лагере Дахау? Wenn wir nur unsere Ruhe haben!
По правде говоря, Мама никогда не была счастлива в Германии. Иметь так много денег, жить такой дорогой жизнью, это было за пределами разумного и не могло не вызвать неприятностей. Все эти высокомерные богатые люди, посещавшие их, не испытывали настоящей дружбы. Они смотрели на евреев свысока и завидовали их слишком большим успехам. Мама никогда не испытывала удовольствия от их общества, потому что она знала, что не похожа на них, и если портнихи ее исправят, то её вид не изменит её сущность, и что ей делать с ее еврейским акцентом? Теперь мы сбежали, мы все, кроме бедного милого Фредди и бедного брата Рахели Аарона. Теперь, um Gottes Willen, давайте жить просто и не бросаться в глаза, и не ожидайте, что убогая унылая еврейская бабушка с кудрявыми седыми волосами нарядится, как если бы она была королевой в der hohen Welt. Давайте отправим наших детей в государственную школу, и пусть их научат говорить и выглядеть как американцы, чтобы никто не возненавидел их, и никто не захотел бить их дубинками, резать ножами или бросать их в темницы, чтобы там гнить и умирать!
Но когда внезапно появлялся Ланни, всё выглядело по-другому. Ланни был англосаксом, высоким и красивым, но он был не таким, как остальные. Он захотел, чтобы его сводная сестра вышла замуж за еврейского скрипача, и рисковал жизнью, пытаясь спасти Фредди от Дахау. Ланни приезжал, смеясь, и полный веселья. Он целовал Маму в обе щеки и говорил, что каждый день она выглядит моложе. Он играл для них на пианино. И ничего из этого ужасного джаза. Он рассказывал им о местах, которые посетил, и о людях, которых встретил. Но ни слова об антисемитизме, который распространялся как чума в Нью-Йорке, Детройте и других больших городах этого нового мира.
В доме жили Рахель, вдова Фредди, и их маленький сын Йоханнес, который был примерно того же возраста, что и дочь Ланни в Англии. Также второй муж Рахели и два их ребёнка. Взрослые из этой семьи научились смирению в школе страданий, и Ланни предпочел их людям, которые научились высокомерию в школе успеха. Сын Фредди был как раз в том возрасте, в котором был Фредди, когда он написал каракулями свое первое письмо светскому внуку президента Оружейных заводов Бэдд, которого его отец случайно встретил в поезде на железнодорожной дороге в Италии. Он приложил небольшую фотографию, которая всё ещё хранилась у Ланни в Бьенвеню. И было удивительно, насколько близко было сходство отца и ребенка. Ланни рассказывал об отце и делал все, что мог, чтобы увидеть, что дух доброты Фредди, объединенный с мужеством, мог жить в мире, который так сильно нуждался в обоих.
II
Телефонный звонок застал Робби Бэдда в Ньюкасле. Яхта Ориоль прибыла в Ки-Уэст и была готова направиться на север. Было бы приемлемо, если бы мистер Холденхерст прибыл бы в Ньюкасл и познакомился с мистером Бэддом? Мистер Бэдд ответил, что он будет весьма рад, и добавил, что Ланни находится рядом и с удовольствием и с нетерпением ожидает обещанного визита. Итак, Ланни должен был проститься с Гансибессами и ехать на восток вдоль берега пролива Лонг-Айленд, чтобы встретить судьбу, открытую ему хрустальным шаром.
У корпорации Бэдд-Эрлинг была своя собственная пристань в реке Ньюкасл, сделанная путем дноуглубительных работ. Там была достаточная глубина даже для океанских пароходов. И когда аккуратная белая яхта осторожно появилась рядом, там уже стоял Ланни, обмениваясь приветствиями с семьей и гостями, выстроившимися вдоль борта. Был яркий солнечный день, и Ланни был одет в эффектный спортивный костюм, который его тактичная мачеха выложила на его кровать. Даже когда человеку почти сорок, ему нужно, чтобы для него делались такие вещи.
Будьте уверены, что честная, но опытная и мудрая Эстер Ремсон Бэдд не забыла узнать всё о людях, которые должны прибыть на этой яхте. Сколько им было лет, и играют ли они в бридж или устраивают танцы? И эта Лизбет Холденхерст, как она выглядит и как она себя ведёт и о чем она говорит? Конечно, все совершенно естественные и правильные вопросы для Эстер, которая должна были развлекать ее и знать, с кем она хотела бы встретиться. Эстер не спрашивала: "Ты серьезно интересуешься ею?" Никогда в жизни! Она невинно спросила: "Что Бьюти думает о ней?" И: "Как ты развлекал ее?"
Можно было предположить, что одна из дам на борту посоветовала Лизбет, что надеть. Для женщины на яхте нет ничего более достойного, чем яхтенный костюм, белый с голубыми полосками на воротнике и манжетах. Костюм будет восхитительным, если он сделан из лучшей французской фланели и сшит точно по фигуре. И если на борту есть опытный персонал, кто может сделать его таким, каким он и должен быть, белым, как новый снег, нежным и мягким, но без складок и морщинок. А яхту, ее тоже нужно правильно красить и лакировать каждый год, а каждый день чистить и полировать. Тех, кто на борту, также должны быть вычищены и отполированы, чтобы вся экипировка была в порядке.
У Лизбет было что показать в этом костюме: молодость, здоровье и добродушие, прекрасные правильные черты лица, яркая улыбка, щеки, которые не требовали косметики, и все это венчали мягкие каштановые волосы, слегка потревоженные весенними бризами над заливом. У Ланни был бинокль, сквозь который он наблюдал, как медленно приближается это видение. И он видел, что путешествие из одного тропического порта в другой, высадка на берег и покупка сувениров, и между прочим игра в бридж под палубным тентом прекрасно гармонировали с ней. То же самое относилось к ее отцу и полудюжине гостей, которые теперь были выстроены в линию вдоль борта.
Когда яхта подошла достаточно близко, чтобы можно было разговаривать, не напрягая голос за пределы приличия, эта новость была подтверждена. И когда был подан трап, все дали всем остальным почувствовать себя желанными, и это рассматривалось как та отличительная вещь, за которой можно было плыть по всему миру сто восемьдесят дней, когда едва ли стоит упоминать какой-либо другой случай. Их ждали три машины, Ланни вел одну их них. Гостей везли по главной дороге завода и вдоль шоссе с заправочными станциями и киосками с хот-догами, а оттуда в светскую жилую часть Ньюкасла в верхней части города.
Там был въезд в тени деревьев и особняк с широким крытым подъездом. Всё такое же чистое и блестящее, как яхта. Опытным людям, таким как Холденхерст и их гости, нужно было всего лишь несколько взглядов, чтобы убедиться, что внутри и снаружи этого дома всё в порядке. Хорошо обученные слуги, дамы этого дома любезны и изящны. Эстер, седая и величавая, ее две невестки, лидеры группы молодых матрон из Ньюкасла, совершенно корректные от самой верхней волны их волос до кончиков их туфель с открытыми носами. Еще раз приятно иметь деньги и иметь их так долго, что правильное обращение с ними стало второй натурой.
Был приготовлен ужин и приглашены почетные гости. Пришел Робби и его два других сына, чтобы потенциальный инвестор мог видеть, в какие руки попадёт будущее корпорации Бэдд-Эрлинг. Решительные и энергичные молодые бизнесмены. Этих двоих сводных братьев Ланни с детства учили, что им нужно делать. Теперь, когда им было чуть больше тридцати, у каждого была подходящая жена и несколько детей, согласно традиции Бэддов. Каждый из них был руководителем департамента, и находился на работе с восьми тридцати и до пяти, за исключением особых случаев, подобных этому. Оба были горды своим замечательным новым заводом, и у них не было никаких идей или интересов, кроме правильной работы завода и выплаты дивидендов акционерам, многие из которых были их соседями и членами загородных клубов.