Мария-Тереза обернулась, в ее волнующих глазах отражалось удивление.
– Это правда, – сказал он. – Чистейшая правда. Вот почему я был так расстроен, стоя рядом с уборной. Я не говорю, что ты моя… Лишь хочу, чтоб была.
Когда угрюмая, тоскливая музыка заполнила пространство между ними, Вин пытался придумать какую-нибудь магическую комбинацию слов, которая не даст Марии-Терезе бросить его.
Хотя, возможно, начать нужно с того, чтобы не слушать голос отца, подумал он.
Она развернулась, и он почувствовал тяжесть ее взгляда.
– Мне нужно переодеться и сказать Трэзу, что я бросаю. Подождешь?
Что… он не ослышался?
– Ты увольняешься?
Она показала бумажное полотенце.
– Я знала, что не смогу продолжать этим заниматься… Просто не знала, что сегодня наступит конец. И он наступил.
Вин шагнул вперед и обнял ее, держа осторожно, чтобы она смогла отступить, если захочет. Но она этого не сделала. Когда их тела встретились, она глубоко вздохнула… и обняла его в ответ.
– Да… да, я подожду тебя, – прошептал он. – Даже если на это уйдет несколько часов.
И, как будто он знал, в какой именно момент появиться, Трэз вышел из своего офиса в дальнем конце коридора и направился к ним.
Он протянул Вину руку.
– Значит, ты забираешь ее отсюда?
Вин поднял брови, когда они обменялись быстрым рукопожатием.
– Если она мне позволит.
Трэз взглянул на Марию-Терезу, и его карие глаза были наполнены безграничной добротой.
– Тебе стоит позволить ему.
Мария-Тереза покраснела, как открытка на День Святого Валентина.
– Я… эм… послушай Трэз, я больше сюда не приду.
– Знаю. Я буду скучать, но также я рад. – Когда мужчина протянул к ней свои огромные руки, они ненадолго обнялись. – Я скажу девочкам, и, прошу, не думай, что ты обязана поддерживать связь: иногда полный разрыв – как раз то, что нужно. Просто помни, если тебе что-то понадобиться, любая мелочь – деньги, ночлег, плечо, чтобы опереться – для тебя я всегда здесь.
Что ж, Вину нравился этот парень. Даже очень.
– Хорошо. – Она взглянула на Вина. – Я ненадолго.
После того, как Мария-Тереза нырнула в раздевалку, Вин понизил голос, хотя вряд ли это было необходимо, поскольку в коридоре, кроме них, не было ни души:
– Слушай, она рассказала, как ты разобрался с полицией. Спасибо, но если это будет чем-то чревато для тебя или для нее, ты меня сдашь, хорошо?
Парень слегка улыбнулся, а его самоуверенность была осязаема.
– Не волнуйся о копах. Просто позаботься о своей девушке, и все будет отлично.
– Она не моя девушка, вообще-то.
Если б только у него было хотя бы полшанса…
– Могу я дать тебе совет?
– Конечно.
Парень подошел ближе, и из-за своего роста Вину было непривычно, что другие смотрели ему прямо в глаза, но Трэз уж точно с этим проблем не имел.
– Слушай меня внимательно, – сказал мужчина. – Наступит время, скорее рано, чем поздно, когда тебе придется довериться ей. Тебе придется поверить, что она та, кого ты знаешь, а не кого боишься. Здесь она делала то, что была вынуждена делать, и, может быть, расскажет тебе, почему. Но подобное дерьмо, ты не скоро его забудешь… если вообще когда-либо сможешь забыть. Позволь мне убедить тебя в том, что ты уже подозреваешь. Она не такая, как некоторые здешние девочки. Если бы жизнь сложилась по-другому, она бы здесь никогда не оказалась, понял?
Вин прекрасно понимал его, только задавался вопросом, как много знал владелец клуба. Учитывая, как тот смотрел на Вина, было похоже, что он видел… все.
– Да, понял.
– Хорошо. Потому что если ты свалишь все на нее, – парень заговорил прямо над самым его ухом, – я приготовлю мясное блюдо на твоих костях.
Трэз выпрямился и одарил Вина одной из своих тонких улыбок, но это его ни на миг не одурачило, когда образы хот-догов, гамбургеров, соусов для барбекю закружились у него в голове.
– Знаешь, – прошептал Вин, – а ты хорош, мужик, правда.
Трэз слегка поклонился.
– Взаимно.
Мария-Тереза вышла примерно через десять минут, без косметики, одетая в джинсы и другую кофту из флиса, а ее вещевой сумки нигде не было видно.
– Я просто все выкинула, – сказала она Трэзу.
– Вот и славно.
Они все вместе дошли до выхода, и у двери она снова обняла босса.
– Трэз, насчет полиции…
– Если они объявятся, разыскивая тебя, я дам знать. Но я не хочу, чтобы ты об этом беспокоилась, ладно?
Мария-Тереза улыбнулась ему.
– Ты ведь обо всем позаботился.
На лице мужчины промелькнула тень.
– Почти обо всем. А теперь уходите, вы двое. И не поймите меня неправильно, но я надеюсь, что больше никогда вас не увижу.
– Прощай, Трэз, – прошептала Мария-Тереза.
Он нежно коснулся ее щеки.
– Прощай, Мария-Тереза.
Когда владелец клуба открыл заднюю дверь, Вин положил руку ей на талию и вывел ее в ночь.
– Мы можем пойти куда-нибудь и поговорить? – спросил он, их шаги эхом отдавались в тишине.
– Кафе?
– Я думал… о каком-нибудь другом месте. Вообще-то, я хочу тебе кое-что показать.
– Ладно. Мне ехать за тобой?
– Может, я просто довезу нас обоих? – Когда она оглянулась на клуб, он покачал головой. – Лучше езжай за мной. На своей машине ты будешь чувствовать себя в большей безопасности.
Наступила пауза, будто она проверяла свои инстинкты. Затем она пожала плечами.
– Нет… в этом нет необходимости. – Она взглянула на него. – Я действительно не думаю, что ты навредишь мне.
– Можешь на это поставить свою жизнь.
Вин привел ее к M6 и после того, как она оказалась на пассажирском сиденье, сел за руль.
– Мы едем в Вуд.
– Что это?
– Жилая часть города, где каждая улица заканчивается на «вуд». Оквуд. Гринвуд. Пайнвуд. – Он завел двигатель. – Будто у проектировщиков города на названия воображения не хватило, и приходится задумываться, почему Вудвуд Авеню там нет.
Она засмеялась.
– Я живу в городе примерно четыре с половиной года. Но не знаю, где это.
– Недалеко. Минут десять езды.
В пяти кварталах от клуба, он свернул на Северную дорогу и поднялся к выезду, оставляя позади северные окраины Колди. Улицу за улицей они проезжали участки с почтовыми ящиками, дома вокруг были маленькими и, чем дальше продвигался М6, тем меньше те становились.
У Вина сохранились воспоминания об этих окрестностях, но отнюдь не радужные, о безупречной счастливой семье. Район навевал воспоминания скорее о том, как он тайком выбирался из дома, чтобы оказаться подальше от родителей, встретиться с друзьями, выпить, покурить и подраться. В те дни везде было лучше, чем дома.
Боже, как он хотел, чтоб они ушли. Или уйти самому. И его молитвы были услышаны.
– Почти приехали, – сказал он, Мария-Тереза казалась рядом с ним абсолютно спокойной, тело расслаблено, и она смотрела в окно, положив голову на спинку сиденья.
– Мне кажется, ты можешь еще часами вести машину, – прошептала она, – а я буду счастлива просто сидеть здесь и смотреть, как мимо проносится мир.
Он взял ее за руку, слегка сжав.
– Когда ты последний раз была в отпуске?
– Целую вечность назад.
– Как я тебя понимаю.
Подъехав к Крествуд авеню, 116, он свернул на подъездную дорожку и остановился у крошечного домика с алюминиевой обшивкой, двумя спальнями и бетонной дорожкой, ведущей к входной двери.
Место, где он вырос, никогда не выглядело так хорошо: кусты вокруг фундамента подстрижены, и на большом дубе не было сухих веток – а когда вырастет трава, ее каждую неделю будут скашивать. Также он заменил крышу два года назад, обновил обшивку и переложил подъездную аллею. Это был самый ухоженный дом на улице, если не во всем Вуде.
– Что это? – сказала она.
Он внезапно смутился, но в том и вся соль. Девина никогда здесь не была. И никто из тех, кто работал с ним, даже не знал об этом месте. С тех самых пор, как он начал трудиться, он показывал людям лишь то, чем гордился.
Он открыл дверь.
– Здесь я… вырос.
Мария-Тереза вышла из машины к тому времени, как он подошел, и осматривала каждый дюйм дома, от крыльца до бликов на крыше.
Он взял ее за руку и повел к входной двери. Когда он открыл ее и распахнул, запах искусственного лимона ударил в нос в качестве приветственного коврика, но приветствие это было ненастоящим, такой же подделкой, как и химикаты, образующие этот запах.
Вместе они переступили через порог, Вин щелкнул выключателем в коридоре, а затем закрыл дверь и включил отопление.
Холодный. Сырой. В беспорядке. По сравнению с внешним его видом, внутри дом находился во власти бардака. Вин оставил его в точности таким, каким он был в тот день, когда родители упали с лестницы: памятник безобразию.
– Вот здесь я и вырос, – резко сказал он, глядя на единственный во всем доме свежий оТрэзок ковра – находившийся в футе от лестницы. ОТрэзок, куда они приземлились, свалившись сверху.
Пока Мария-Тереза осматривала все вокруг, он пошел в гостиную и включил лампу, чтобы она увидела жалкий диван с убогими заплатами на подлокотниках… и низенький кофейный столик со следами от сигарет… и книжные полки, больше заставленные пустыми бутылками из-под водки, принадлежавшими его матери, нежели каким-то чтивом.
Ничего себе, свет не пощадил оранжево-желтые занавески, устало свисавшие с гардин из кованого железа, или выгоревший ковер, на котором была потрепанная дорожка, ведущая от дивана на кухню.
По телу пробежали мурашки, когда он прошел через арку и щелкнул выключателем над вытяжкой.
Потрясный дизайн в духе Бетти Крокер находился даже в большем упадке, чем гостиная: на столешницах из «формайка» повсюду красовались круги от консервных банок, стоявших там неделями и покрывшихся снаружи ржавчиной. Холодильник без ручки был цвета зрелой пшеницы, по крайней мере, на день покупки; сейчас трудно отличить, что было намеренным выбором цвета, а что – гнилью и пылью. А сосновые шкафчики… какой ужас. Изначально они блестели, теперь же – потускнели, а на тех, которые находились под старой течью в потолке, полосами вздулась краска, что походило на