Иаков имел несколько жен. Кортес хотел обратиться с официальным запросом на эту тему в Мадрид, но потом передумал. Неизвестно было, как к этому отнесется Святая Церковь. Еретиков жгли по всей Испании каждый день.
Со временем он стал останавливать свой выбор на одних и тех же девушках. Когда научился различать их лица. Сначала он оставил пятерых, потом их становилось все меньше. В конце концов ему стали приводить лишь двух. Уже не каждую ночь. Только тогда, когда он сам посылал за ними. Даже бог может устать от любви.
Временами он думал о том, ревнуют ли они его. Бесстрастные лица, полная покорность. Женщины в Старом Свете на их месте давным-давно убили бы друг друга, но здесь все было иначе. Отношения между ними оставались вполне дружелюбными.
Потому что умереть должен был мужчина.
Однажды утром Кортес отправил к себе в спальню своего оруженосца. Он позабыл там важный документ, который два дня назад прибыл из Рима. Спустя минуту раздался страшный крик. Когда охрана вбежала в комнату Кортеса, они нашли тело оруженосца рядом с кроватью. Тот был уже мертв. Вокруг его босой ноги обвивалась огромная черная змея. Рядом на полу валялась соломенная корзинка.
Охранник, который стоял на посту в эту ночь, вспомнил, что корзинку принесла девушка Кортеса. После того как на рассвете тот вышел из спальни, она тоже отлучилась куда-то, а потом вернулась с этой корзинкой. Охранник подумал, что она принесла Кортесу какие-то фрукты. Он не догадался заглянуть внутрь.
Кортес немедленно распорядился доставить ему девушку и начать приготовления к казни. Он не планировал умирать в возрасте тридцати трех лет. При всем уважении к Господу нашему Иисусу Христу.
На следующий день конкистадоры…»
Примерно так. И никаких, кстати, орфографических ошибок. Где она их нашла? Насчет эротики — тоже все очень в рамках. Нормальная литература. Мне вообще нравилось сочинять. Сидишь, выдумываешь. В эту осень выдумывалось особенно хорошо. До самого Нового года.
— А где будем справлять? У Лидии Тимофеевны?
Может быть, мне и не следовало задавать этот вопрос. Но я-то ничего такого не имел при этом в виду. Мы же туда ходили. Целых две четверти. Однако Антон почему-то вдруг разозлился:
— Я не знаю. Где хочешь, там и справляй.
— А что, мы разве не вместе?
— У тебя же есть Марина.
— Ну?
— Вот и справляй с ней.
— Но мы же вроде как вместе.
— Слушай, отстань от меня. Сейчас совсем не до этого.
Интересно, что может быть важнее, когда до Нового года остается недели две? В выпускном классе.
Лидия Тимофеевна тоже так считала. Но мы никак не могли обсудить проблему, потому что стало вдруг трудно собраться. То один человек не придет, то другой. То сразу два.
— А Елена Николаевна была сегодня в школе? — спрашивала Лидия Тимофеевна Марину и при этом почему-то старалась не смотреть на меня.
— Была. У нас по четвергам сразу две алгебры.
— А Антон? — она поворачивалась ко мне.
— Был… Но он ушел с двух последних уроков. Сказал, что голова болит… Хотел полежать дома.
— Он сам так сказал?
— Ну да. А кто еще?
Я не совсем понимал, почему я врал ей. Наверное, мне не нравился ее голос. Такой глуховатый. Слегка безучастный. Как будто ей наплевать на то, о чем она спрашивает. Просто к слову пришлось. Как будто ей было привычно сидеть со мной и с Мариной. Втроем.
— Ну, как успехи в школе? Готовитесь к экзаменам?
Об этом обычно спрашивал муж маминой сестры. Дядя Петя. Круглое, как тарелка, лицо плюс свиные глазки. Воровал где-то в Министерстве легкой промышленности. На его тему я всегда думал — зачем маме вообще сестра?
— В школе все в порядке. К экзаменам готовимся. Может, мы лучше пойдем?
— Почему так рано? Давайте лучше чаю?
— Да нет, завтра у Марины по химии контрольная. Антонина Михайловна будет проверять материал за полгода.
— Тогда это серьезно.
— До свидания, Лидия Тимофеевна.
— До свидания… Ты знаешь, Саша…
— Да?
— Если увидишь Антона…
— Что-нибудь передать?
— Скажи ему, чтобы позвонил мне.
— Хорошо.
— А ты увидишь его?
— Ну, я могу специально к нему зайти.
— Да? Ты тогда зайди к нему, пожалуйста. Пусть он обязательно мне позвонит.
— Конечно.
Она наконец улыбалась.
— Пиши шпаргалки для химии, Марина.
— Нет, Антонина Михайловна если поймает — убьет.
— Антонина Михайловна может.
Она опять улыбалась.
— Ну, пока, ребята. Скоро увидимся.
Про контрольную я, в общем, тоже наврал.
Но Маринка молодец. Сообразила.
Потом они еще несколько раз не пришли вместе. Антон и Елена Николаевна. Антон сказал, что решил заняться испанским. Его отца переводили служить на Кубу. Может быть. Через два года.
А Елена Николаевна вообще ничего не сказала. То есть это нам она ничего не сказала, кто мы такие? А насчет Лидии Тимофеевны я не знаю. Может, они разговаривали на эту тему. Я не знаю, о чем они говорили без нас. Если говорили.
Потому что Лидия Тимофеевна ближе к Новому году вообще стала неразговорчивая. Иногда только начинала задавать вопросы. Странные. Хотя насчет странности — это кому как. Может, ей самой совсем другое казалось странным.
— Проходите, — говорила она, открывая дверь Антону и Елене Николаевне. — А вы опять вместе?
— Да вот, в подъезде столкнулись, — отвечала Елена Николаевна.
— Как вчера?
— Да, как вчера.
— И позавчера. И три дня назад тоже. Такое ощущение, что вы там ждете друг друга.
Лидия Тимофеевна говорила шутливым тоном, а сама все время смотрела в мою сторону, как будто я один тут должен был понимать ее юмор.
— Да нет. Просто договорились собраться в два часа, вот и пришли в одно время.
— А Саша с Мариной пришли пораньше.
— У них, наверное, часы спешат.
— У обоих?
Лидия Тимофеевна подмигивала мне, как будто выдала гениальную шутку. Как будто я вот-вот должен был покатиться от смеха.
— А у вас обоих отстают, — продолжала она. — При этом на одинаковое время. Может, вы часы покупали в одном месте? Не там, где Саша с Мариной?
Она снова смотрела на меня, и я наконец улыбался. А что мне оставалось делать? Она ведь ждала, чтобы я улыбнулся. Остальные-то все стояли там как столбы.
— Ну, хорошо. Зато мы сможем теперь обсудить планы на Новый год. А то вечно кого-нибудь не хватает. Марина, тебе чай или кофе?
— Кофе, Лидия Тимофеевна. Две ложечки.
— Это не слишком крепко?
Она уходила на кухню, а мы продолжали стоять в прихожей, как экспонаты из музея восковых фигур. Ноги, руки, лица — все как настоящее.
Один раз ушел свет. Мы все сидели за столом и, в общем, молчали, как обычно. Вдруг лампочка в люстре начала мигать и через минуту погасла.
— Опа, — сказал Антон в темноте. — Кто-нибудь меня видит?
Гелиоцентрические инстинкты. Не помню, какой номер был у того Людовика. Король-солнце.
— Может, она перегорела?
— Я ее купила два дня назад, — сказала Лидия Тимофеевна. — Какая-нибудь авария, скорее всего. Сейчас принесу свечку. На кухне где-то должна быть.
Она принесла три свечи.
— Смотрите, какое у Сашки смешное лицо, — сказала Марина.
— Нормальное у меня лицо.
— Это тени, — улыбнулась Елена Николаевна. — А хотите, поиграем в одну игру?
— В «бутылочку»? — быстро спросил Антон.
— Ты что, еще не вырос?
— Подождите, — вмешалась Лидия Тимофеевна. — У меня кое-что есть.
Она вернулась из кухни с большой тарелкой в руках.
— Апельсины, — восторженно протянула Елена Николаевна. — Ты где их взяла?
— Два часа в очереди простояла.
— Уже начали продавать? До Нового года еще неделя.
— Давка была ужасная. Одну тетеньку в «Скорую» отвезли.
— А запах какой! — сказала Марина. — Можно?
— Конечно. Я специально для вас покупала.
— Прямо как в Новый год! Когда апельсины вижу, всегда на елку хочу. У нас во Дворце пионеров каждый год подарки дают.
— Берите. Возьми один для Саши, Марина.
— Я и сам могу.
— Нет, пусть Марина тебе очистит. А Елена Николаевна пусть очистит для Антона.
— Зачем? — спросила Елена Николаевна.
— Не хочешь? Ну, тогда я сама. Тебе какой больше нравится, Антон?
— Ну как? — сказала она через пару минут. — Вкусно?
Мы все промычали что-то свое. Сама Лидия Тимофеевна не ела. Она смотрела, как ест Антон.
— Очень важно, чтобы апельсин мужчине давала женщина. Это традиция. Ева соблазнила Адама именно апельсином.
— А я думал, что яблоком, — сказал я.
Руки липкие, и на губах сладко. Только во рту немного жжет.
— Все так думают. Но это ошибка. В слове «апельсин» есть два других слова — «апель» и «син». «Апель» — это действительно «яблоко», а «син» — это грех. Если перевести с английского. Вот и выходит — «яблоко греха». Так что Ева Адаму давала именно апельсин. А никакое не яблоко.
Она посмотрела на молчавшую Елену Николаевну.
— Так в какую игру ты предлагала нам поиграть?
Елена Николаевна ответила ей не сразу. Сначала долго смотрела на нее и только потом ответила:
— Ничего особенного. Просто я думала, что при свечах это будет романтично.
— Но ты нам скажи. Может, мы захотим.
— Нет, это глупо.
— Кончай, ты сама затеяла с этой игрой. Видишь, как Антону хочется поиграть. Антоша, тебе ведь хочется?
— Да мне как-то…
— Конечно же, хочется! Я прямо вижу, как у него глаза горят. Давай, Ленка, рассказывай.
Лидия Тимофеевна еще никогда не называла при нас Елену Николаевну Ленкой.
— Давай, давай! Нам всем хочется поиграть.
— Хорошо, — сказала Елена Николаевна, и я услышал, что голос у нее изменился. — Правила будут такие…
— Подожди! — вдруг прервала ее Лидия Тимофеевна. — Антон, вкусный был апельсин?