Как только их разъединили, она заказала разговор с Марком. Подобно Кристиану, он выслушал ее рассказ о событиях этого дня без комментариев.
– Ты ведь понимаешь, Марк, что я не смогу вылететь завтра?
– Понимаю, – сказал Марк довольно сухо. – Я просто разочарован. Как долго ты задержишься?
– Не знаю. На день или два. Прости, милый.
– Понимаю. И ты прости меня. – Он помолчал и добавил: – Может, мне приехать?
– Нет. – Впервые в жизни она не хотела, чтобы Марк оказался рядом с ней. Мирека и Кристиана будет для нее больше, чем достаточно. – Я слишком занята, и тебе не понравится, что я буду уделять тебе мало внимания.
Марк рассмеялся:
– Ты права! Мне это не понравится.
– Займись лучше делами. Как у тебя, все в порядке?
– Да. Все прекрасно. Мы решили выпустить еще восемь миллионов акций «Ван Холлен Энтерпрайзис». Это должно поставить в тупик перекупщиков. – Он снова рассмеялся. – И поможет собрать деньжат.
Они говорили о делах больше часа, но потом Марка срочно позвали к другому телефону. Звонил Кэри Пауэрс из Нью-Йорка.
– Я должен идти, милая.
– Я люблю тебя.
– Я на это рассчитываю.
Их разъединили.
Кристиан прилетел в этот же день к вечеру. Катринка с нетерпением ожидавшая в номере отеля возвращения своего шофера, бросилась открывать дверь, едва заслышав звонок.
– Zlaticko, я так рада, что ты здесь. Входи, входи!
– Добрый вечер, мама, – отозвался Кристиан без особого энтузиазма и вежливо чмокнул ее в щеку. На нем были серые фланелевые брюки, черная рубашка, белый платок вокруг шеи и пиджак в черно-белую клетку. Его длинноватые волосы растрепал ветер. Выражение лица было точно таким, как она себе его представляла надутое, как у избалованного ребенка, которого родители заставляют выполнять какую-то неприятную обязанность.
– Хочешь есть? Я заказала для тебя ужин. Я сама умираю от голода.
– Тогда, конечно, я составлю тебе компанию, – вежливо ответил он.
Катринка показала сыну его комнату. Он бросил на кровать спортивную сумку и отправился в ванную. Тем временем Катринка присела на софу и принялась листать номер «Шика», изо всех сил стараясь смотреть на мир глазами сына, чтобы не слишком раздражаться. Ей оставалось только питать надежды на то, что когда-нибудь он простит свою мать, как простила своего отца Зузанка… Она надеялась, что это произойдет раньше, чем она начнет умирать. Катринка вздохнула. Ужин не обещал быть приятным.
Впрочем, Катринка ошиблась. Кристиан пришел в восторг от ресторана, еды, вида из окон, признав Прагу красивым городом. Он сообщил, что в его планы на этот уик-энд Пиа не входила.
– В конце концов, – пояснил он, – мы и так проводим вместе почти все время на вилле «Махмед». Нам нужна передышка.
Чтобы переменить тему, он попросил мать рассказать ему о Миреке. Обрадованная его интересом, Катринка снова рассказала ему, как Миреку понравились ее косички и как он предложил ей сниматься в кино; как его все любили и какой он был удачливый режиссер; как они с Томашем спорили потом о его способностях; как она снова встретилась с ним в Праге, будучи студенткой, и как он снова предложил ей роль в фильме. Как она влюбилась в него и о том, как из-за страха перед тестем, который занимал высокое положение в секретной полиции, он не развелся с женой, чтобы жениться на Катринке…
– Он тебя обманул насчет тестя, – цинично заявил Кристиан. – А ты была так наивна, что поверила.
– Ты просто не понимаешь! – возразила Катринка. – Людей тогда часто арестовывали безо всяких на то причин – просто потому, что они не нравились какому-то влиятельному лицу. Феликс Мач был очень влиятельным человеком. Мы все слишком боялись его.
Кристиан недоверчиво пожал плечами:
– Поэтому меня отдали в приемыши?
Катринка кивнула и продолжила рассказ, особенно выделяя ту часть, где Мирек помогал ей и ее родителям получить визы на выезд; что Мирек сделал все, чтобы в Мюнхене о ней позаботились; как он пытался помочь ей найти сына.
– Он позвонил врачу…
– Циммерману, – с отвращением докончил фразу Кристиан.
Доктор Клаус Циммерман был другом и деловым партнером Хеллеров. Он предоставил им ребенка, а они обеспечили его политическими услугами, что ограждало его от преследования законом до самой смерти.
– Да. – Катринка разделяла отвращение сына. – Но Циммерман так ничего и не сказал Миреку.
– На этом ваш роман и закончился?
– Да. Я думала, что никогда ему этого не прощу.
– Но простила?
– Да, в конце концов, простила. Когда встретилась с ним здесь, два года тому назад.
– А теперь ты хочешь, чтобы и я простил его? – густые брови Кристиана вопросительно поднялись, слабая улыбка тронула его губы.
– Так будет лучше, – призналась Катринка, не обращая никакого внимания на его иронический тон. – Для тебя. Миреку сейчас уже все равно.
На следующее утро Катринка первым делом позвонила Зузанке и спросила, когда можно заехать повидать Мирека.
– Сегодня с ним дежурит мой брат. Хотя, насколько я знаю, у его жены другие планы. Я позвоню им и выясню, когда можно будет приехать.
– В Прагу приехал мой сын, – сказала Катринка. – И я хотела бы взять его с собой.
– Ваш сын? – переспросила Зузанка.
– Да, мой сын. Я знаю, что Мирек будет рад его видеть.
Зузанка помолчала, прикидывая, какие осложнения может вызвать эта новость, но потом сказала:
– Я уверена, проблем не будет. Сейчас позвоню брату.
Через пятнадцать минут Зузанка перезвонила Катринке и сообщила, в какое время их с Кристианом будут ждать. Голос у нее был расстроенный, но поскольку в данных обстоятельствах это было вполне объяснимо, Катринка не придала этому большого значения, а вспомнила только тогда, когда дверь в квартиру Мирека открыл не его сын и не экономка, а сама Зузанка. Глаза ее покраснели, а лицо приняло то упрямое выражение, которое напомнило Катринке и Мирека, и Кристиана. Катринка познакомила ее с Кристианом, что было непросто, потому что Кристиан не говорил по-чешски, а Зузанка знала всего несколько фраз по-немецки и английски. Кристиан легонько щелкнул каблуками и подарил Зузанке свою самую теплую улыбку. От Катринки не укрылось, что ее сын произвел на Зузанку приятное впечатление.
– Не хотите ли выпить кофе?
– Нет, спасибо. Ничего не надо.
Спальня Мирека находилась в дальнем конце коридора, и не успели они дойти до нее, как открылась дверь другой комнаты. Человек, выглянувший оттуда, отшатнулся при виде гостей, на его лице отразилось неудовольствие и желание удалиться, не поздоровавшись. Однако хорошее воспитание взяло верх, и он направился к ним, глядя холодно и враждебно.
– Мой брат Феликс, – сказала Зузанка, выполняя свой долг и представляя их друг другу.
– Dobry den, – сказала Катринка, пожимая неохотно протянутую руку Феликса.
Ему было около пятидесяти, он был в том самом возрасте, что и Мирек, когда в него влюбилась Катринка. Но Феликс ничем не напоминал отца: это был изящный элегантный блондин, но ему не хватало жизненной силы Мирека, его сексуальности. Феликс был похож на мелкого государственного служащего, каковым являлся. Он явно не собирался прощать Катринке то, что она была любовницей отца, а их присутствие в семейном доме рассматривал, как пощечину всем приличиям.
– Dobry den, – ответил он и протянул руку Кристиану, оглядывая его с еще большей подозрительностью и неприязнью.
К удивлению Катринки, лицо Кристиана осветилось теплой ангельской улыбкой. Она и не подозревала, что он был способен на такое.
– Я так рад познакомиться с вами, – заявил он, пожимая руку Феликса. – Брат… – добавил он.
– Что? – спросил Феликс, который не был уверен, что правильно понял немецкую речь Кристиана.
– Я мечтал об этом моменте с тех пор, как еще ребенком узнал о том, что у меня – приемные родители.
– О чем вы говорите? – спросил Феликс.
Улыбка на лице Кристиана стала неуверенной.
– Неужели вы ничего не знаете? Я – сын Мирека.
– Довольно, Кристиан, – предупредила по-английски Катринка.
Она с извиняющимся видом повернулась к Зузанке, но не успела ничего сказать, как Зузанка покачала головой и сказала:
– Я этого ожидала. Мы поговорим об этом позже, если не возражаешь, – обратилась она к брату.
Не сказав больше ни слова, Феликс отвернулся и умчался по коридору.
– Извините меня, – сказала Катринка. – Пожалуй, в этих обстоятельствах лучше не говорить ни о чем.
– Нет, лучше обойтись без тайн. Мы и так слишком долго жили во лжи. – Зузанка тронула Кристиана за руку. – Пойдемте, познакомитесь с отцом, – предложила она.
Кристиан кивнул и улыбнулся ей искренней, как показалось Катринке, улыбкой.
– Простите, если я огорчил вас, – сказал он.
Улыбнувшись в ответ, Зузанка ответила на неуверенном немецком:
– Обычно я ненавижу сюрпризы. Но ваш случай исключение.
Она так и вела юношу за руку до спальни Мирека, потом отошла в сторону и пропустила вперед Катринку. Экономка снова встала со стула, кивнула в знак приветствия и, обменявшись взглядом с Зузанкой, вышла из комнаты. Зузанка осталась стоять в дверях, понимая, что ей тоже надо уйти, но была не в силах сделать это.
– Мирек? – спросила Катринка мягко. – Мирек, zlaticko, ты не спишь?
Тот медленно открыл глаза и, когда женщина попала в их фокус, улыбнулся, взял ее руку и медленно приложил к губам.
– Я кое-кого привела к тебе, – сказала она, отойдя на несколько шагов, чтобы Кристиан попал в поле зрения Мирека, который сначала даже расстроился, думая, что Кристиан мог быть каким-то его знакомым, которого он силился вспомнить. Потребовалось время, чтобы он понял, кто стоит перед ним.
– Это Кристиан, – сказала Катринка, позабыв о том, что Мирек не знал, как зовут их сына.
– Ты такой же красивый, как твоя мать, – прошептал Мирек. – Он говорил медленно и с трудом. – Но у тебя карие глаза. Жаль… – Он всегда представлял своего ребенка с ясными голубыми глазами Катринки, а не со своими – карими. – Поцелуй меня, сынок, – попросил он.