— Подымите вашу головку! — попросил он.
Она тихо подняла ее, и он нагнул свою, тогда губы их встретились и сомкнулись в долгом жарком поцелуе. Пламя страсти пронизало их обоих, давая им новые права друг над другом. Этот поцелуй был выражением долго откладываемого желания, осуществлением мечты и экстазом действительной жизни.
— Моя!.. Моя!..
Это слово заставляло трепетать каждое сердце и делало его робким.
В течение долгих минут они только целовались, затем отошли друг от друга и сели, держась за руки, в полном молчании и спокойствии. Но вдруг он схватил ее и страстно сжал в своих объятиях.
— Так мало времени! — бормотал он, целуя ее волосы, закрытые глаза, грудь. — Я так скоро уезжаю… Скажите мне… скажите! Кровь моего сердца, моя жизнь, все, что живет и чувствует во мне… Я люблю вас! Люблю!
— Я люблю вас! — повторила она.
— Когда вы узнали это, как?
Все эти вопросы имели теперь значение, и надо было получить на них ответ.
— Я думаю, это было в тот вечер… вы выглядели таким утомленным, таким измученным. Мне хотелось качать вас, как ребенка, на своих руках и успокоить вас…
— Это должно было случиться… я это знал, знал с первого раза, как увидел вас… Три года службы с тех пор… Скажите, скажите еще раз, что это правда!
— О, неверный возлюбленный, говорю вам: правда, истинная правда!..
— Это так ужасно много значит для меня, так бесконечно важно, все равно как… как отмена приговора! Не решаешься верить, боишься…
— Милый, — сказала она, проводя пальцем по его губам, — будьте же счастливы в нашей любви!
— Разве же я не счастлив?
Он поднял ее, так что ее лицо прильнуло к его лицу, и снова начал целовать ее в губы. Это были нежные, но страстные поцелуи, и ее любящее сердце поняло, что это были первые поцелуи, данные ей его душой.
О, если бы она могла прийти к нему невинной, нецелованной никем и неприкосновенной! Отчего, отчего она не встретилась с ним несколькими годами раньше?
Она нагнула его голову и глубоко заглянула в его глаза.
— Слушай! Я люблю тебя, люблю! Я готова умереть для тебя!
Снова возродилась невинная страсть ее юности. Она обняла его и стала целовать, получая и отдавая ему поцелуи с откровенностью истинного молодого чувства. Ее волосы, слегка заколотые, растрепались. Он взял одну большую прядь и провел по своему лицу.
— Мне кажется, я давно мечтал сделать это, с той минуты, как увидел вас в первый раз.
— Разве это думает мужчина, когда видит женщину в первый раз в опере?
— Я знал это, — сказал Жюльен, — знал тогда и потом, когда смотрел на вас. Я говорил себе: «Вот женщина, которую я хочу иметь своей женой».
Он сделал маленькую паузу на этих словах и затем прибавил тихо, положив руку к ее сердцу, точно желая удостовериться в ее искренности:
— Моя ненаглядная… когда же… когда?
Сара взглянула в его горевшие страстью глаза.
— После того как вы пробудете в отсутствии… Или… или я приеду к вам, если вы пробудете дольше одного года, — ответила она слегка дрогнувшим голосом.
— Целый год! — воскликнул он с глубоким разочарованием.
Сара вздохнула. Так было тяжело отказывать так скоро.
— Мой любимый, мой дорогой, я знаю… я также чувствую… Год — это долго, я понимаю это, но у меня еще столько дела здесь, столько надо устроить… а Коти был всегда так добр ко мне. Жюльен, не отворачивайтесь от меня. Разве вы уже устали так скоро смотреть на меня? Я верю вам. Я принимаю этот поцелуй, от которого у меня захватило дыхание, принимаю как залог. Вы ведь сказали мне, как вы пренебрегали своей карьерой. Ну, а я не хочу служить препятствием, я хочу, чтобы вы стали еще более знамениты, благодаря моей любви. Через год вы кончите свое испытание, и через год мы будем женаты.
— Если я доживу… если тоска не убьет меня!
— Вы такой сильный, а я такая хрупкая, между тем я не жалуюсь.
— Вы не так любите, как я.
Она приподнялась на его руках и слегка ущипнула его за ухо.
— Как вы смеете? Извольте взять назад свои слова…
Ее глаза сверкали. Она чуть-чуть прикоснулась своими губами к его губам и страстно заговорила:
— Люблю ли я так, как вы?.. Люблю ли, люблю ли?.. Разве я холодное, замороженное существо, чувства которого размерены? Отвечайте же!..
Ее мимолетный поцелуй пробудил в ней нежность к нему, которая была почти страданием. Она прижала голову Жюльена к своей груди крепко, крепко…
— Я люблю вас, люблю!.. Я была жестока, долго не сознавала этого, но теперь я знаю… Вся моя жизнь в ваших руках, Жюльен. Никто, кроме вас, не будет существовать для меня.
Он поднял голову, его руки теснее сомкнулись вокруг нее, и на его мечтательном лице снова появилось страстное, молящее, чудное выражение.
— Мы были предназначены любить, — сказал он.
ГЛАВА XIV
Большинство людей одиноко, потому что они никогда не осмеливались жить.
Жюльен, уйдя от Сары, вернулся в квартиру, в которой жил со своим отцом.
Он рассказал ей о своей ссоре с отцом, не открывая причины, но, слушая его краткий рассказ, она все же узнала из него гораздо больше, чем мог думать Жюльен. Она решила не говорить ему о визите его отца к ней.
Так было легко выказывать теперь великодушие, и она радовалась, что может быть теперь великодушной. Счастье сгладило следы прежнего горя, все то, что ей пришлось перенести, все бывшие раны — все это потеряло значение, новое чудо излечило их. Кроме того, она хотела щадить отца Жюльена еще и по другой причине. Она желала, чтобы между ними был заключен мир. Он так безжалостно нападал на нее в своей яростной речи, дал ей оружие, которое она могла бы употребить против него. Но она не хотела пользоваться им. До возвращения Жюльена она хотела избегать встречи с его отцом, хотя простила старику все…
Когда Жюльен вошел в свою прежнюю квартиру, то она показалась ему какой-то опустелой и неуютной. Он позвал Рамона и стал ждать. Послышался какой-то шорох, потом все затихло и, наконец, открылась дверь и вошел его отец.
— Здравствуйте, отец! У меня большие новости, — сказал Жюльен с ласковым выражением в голосе.
Отец ничего не ответил; он вошел в комнату, но дверь оставил открытой. Жюльен запер ее.
— Министр иностранных дел предложил мне тунисскую комиссию. Я принял ее, — объявил Жюльен.
Старик Гиз старательно вытирал свой монокль и, наконец, спросил глухим голосом:
— В самом деле?
Жюльен обошел вокруг маленького стола и, подойдя к отцу, положил руку на его плечо. Он не делал ничего подобного уже многие годы.
— Да, в самом деле, — ответил он с легкой насмешкой. — И вы, отец, так же рады, как и я!
Старик молчал, но Жюльен видел, как дрожало его лицо, и заметил также, с болью в сердце, что отец его сильно побледнел и осунулся.
Старик, наконец, заговорил. Очевидно, ему надо было делать усилия, чтобы управлять своим голосом, потому что на лбу у него выступили капли пота.
— Поздравляю, Жюльен! — сказал он.
— Благодарю вас за поздравление, сэр, даже если оно и не отличается большой сердечностью, — заметил Жюльен, улыбаясь. Он с минуту колебался, затем отошел от отца и, обернувшись к ящику с сигарами, прибавил несколько робко:
— Я надеюсь, вы не были больны, отец? Вы выглядите плохо.
Старик стоял за его спиной, лицо его подергивалось, и глаза наполнились слезами: он с трудом подавлял рыдания. Но он был слишком горд, чтобы допустить Жюльена видеть это, он должен был скрывать от него свое волнение. Ему удалось, с величайшим усилием, снова заговорить:
— Благодарю тебя, я чувствую себя совсем хорошо… Могу я спросить, знает ли Колен, что ты взял это назначение?
— Никто, кроме вас, — ответил Жюльен, но, вспомнив кое-что, покраснел и, снова подойдя к отцу, прибавил, вертя в руках незажженную сигару. — Во всяком случае, есть другая особа, которой известны все мои планы. Я должен сказать вам еще кое-что…
Отец бросил на него странный взгляд, в котором было что-то дикое и в то же время умоляющее.
— Кое-что другое? — Он выговорил эти слова с трудом, но Жюльен не обратил на это внимания.
— Это нечто более веселое, — сказал он. — Я… графиня Дезанж обещала быть моей женой.
Он опустил глаза. Странным образом ему было трудно выразить теперь свои чувства. Немного подождав ответа, он взглянул на отца, и в глазах его светилась гордость.
Старик Гиз подошел к нему, потом вернулся и проговорил:
— Снова поздравляю тебя.
— Благодарю.
Наступило неловкое молчание. Жюльен задумался. Он смутно чувствовал некоторое раздражение против отца за то, что тот так равнодушно отнесся к его великим новостям. Это вышло как-то по-ребячески с его стороны и, вероятно, было результатом его склонности все принимать с некоторой суровостью. Но все же было обидно, что к известию о браке он отнесся с такой холодностью, как будто это было только извещение об обеде.
Он посмотрел на отца с печальной улыбкой.
— Ведь должна же быть между нами какая-нибудь привязанность? Сегодня у нас должен быть праздник.
И он весело обратился к отцу:
— Не пообедаем ли мы вместе где-нибудь? Сделайте мне честь и позвольте мне угостить вас, чтобы отпраздновать сегодняшний день.
Отец держал газету так, что закрывал ею лицо. Он не опустил ее.
— Нет, Жюльен, благодарю…
Жюльен обрадовался, когда в эту минуту в комнату вошел Рамон и, увидав своего «милого господина» сидящим в кресле, радостно воскликнул:
— О, это вы, мистер Жюльен? И я этого не знал?..
— Великие новости, Рамон! Они посылают меня в Африку через неделю, — сказал Жюльен.
— Зачем же, мистер Жюльен? — Старое лицо Рамона выразило испуг.
— Ну, чтобы прогуливаться с каннибалами и со львами. И те и другие разгуливают там по улицам под ручку.
Рамон понимал шутки, и его сморщенное лицо расплылось в улыбке. Он похлопал себя в бок и вдруг в самый разгар веселья заявил торжественным тоном: