– Позвольте мне, – сказал я, вспомнив, что в кармане у меня лежат пять рублей, найденные в номере почтовой станции.
Не знаю, с чего я взял, будто они могут служить уликой. Должно быть, находился под впечатлением от «визита» призрака.
Теперь же мне хотелось избавиться от них. Я сунул руку в карман, однако там оказалось пусто. По моей спине пробежал холодок. Потерять ассигнацию я не мог, и едва ли у меня ее украли. Куда же она делась? Я вспомнил перемещение банкноты с прикроватной тумбы на пол и все то, что было связано с этим.
– В чем дело? – спросил Мериме, наблюдая за мной. – Забыли кошелек?
– Нет. Все в порядке.
Я достал портмоне из внутреннего кармана сюртука и отсчитал требуемую сумму.
Потом мы поднялись в номер доктора.
– Однако Армилов задерживается, – заметил Мериме, взглянув на карманные часы. – Он должен был привезти хозяина харчевни еще пять минут назад. Не нужно было полагаться на него. Лучше бы мы сами пошли в присутствие.
– Не будьте педантом, – сказал я. – У него сейчас много дел из-за пожара. С его стороны вообще очень любезно вызваться привезти свидетеля сюда.
– Да бросьте вы! – заявил Мериме. – Во-первых, ему не хотелось уступать вам свой кабинет. Во-вторых, он хочет сам сначала вытрясти из свидетеля все, что только возможно.
– Не думаю, что Армилову сейчас есть дело до убийств. У него вот-вот деревня загорится.
– Кстати, вы рассматриваете этого Рубашкина как свидетеля, пострадавшего или подозреваемого?
– Мы с ним еще даже не разговаривали. Пока рано судить.
– А как вы относитесь к версии Армилова о том, что убийства совершили цыгане?
– С большим сомнением.
– Я уверен, полицмейстер еще постарается продвинуть ее. Кажется, он предубежден против цыган.
– Как и многие.
– Но не вы?
– Нет.
– Почему?
– Я не раз имел с ними дело по долгу службы. А что касается конкретно тех цыган, что живут здесь, то не верю в их причастность прежде всего из-за совпадений. В Кленовую рощу в этом году приехало слишком много новых людей.
– Вы имеете в виду Ауницев?
– По правде говоря, у меня вызывают подозрения не только они. Например, Киршкневицкие. Их агент. Новый священник. И даже горничная мадам де Тойль. Все они появились в Кленовой роще в разное время, но именно в этом году. Семь человек, не считая прислуги, приехавшей с ними, о которой мы пока ничего не знаем. Возможно, есть и другие персоны, на которых мы до сих пор не обращали внимания, поскольку они не фигурировали в деле.
– Между прочим, насчет того, что рассказала нам с вами вчера Вирджини Лювье.
– Да?
– Ночью я думал об этом, и мне пришло в голову, что кресты могли быть не нарисованы, а наколоты.
– Вы имеете в виду татуировку?
Мериме кивнул.
– Именно. В таком случае убийца может оказаться бывшим каторжником. Или даже беглым.
– Или моряком, – вставил я.
– Тоже верно, – согласился Мериме. – Хорошо бы узнать, кто из людей, проживающих в Кленовой роще, был моряком или имел нелады с законом.
– Надо будет попросить у Армилова допуск в архив.
– Почему бы нам все-таки самим не поехать в участок? – сказал Мериме, выбивая из трубки пепел.
– Теперь уже мы можем разминуться. Полицмейстер с хозяином харчевни должны появиться здесь с минуты на минуту.
Так оно и вышло. Где-то через четверть часа Армилов прикатил в гостиницу сам и привез Никанора Рубашкина – кругленького человечка с большими темными глазами и аккуратно подстриженной курчавой бородой. В чертах слегка одутловатого лица хозяина харчевни застыла печаль. Я его прекрасно понимал. Потеря заведения и в обычное время грозит разорением, а уж сейчас – и подавно. Если у него нет иных источников дохода или сбережений в банке, то ему придется ой как туго.
– Мы хотели бы поговорить с вами, господин Рубашкин, по поводу несчастья, случившегося с вами. Прошу вас, садитесь, – сказал я после обмена приветствиями.
Хозяин харчевни энергично закивал.
– Большое горе, господин следователь, очень большое! Отстроиться заново обойдется недешево. Разве что смогу обернуться, пока жара не спала.
– Почему? – с удивлением осведомился Мериме. – При чем тут жара?
– Работы нет, – ответил Рубашкин. – Люди согласятся трудиться задешево.
– Понятно.
Я понял, что потеря харчевни для нашего собеседника скорее досадная случайность, нежели жизненная трагедия, и спросил:
– Скажите, господин Рубашкин, вы не считаете, что причиной пожара мог стать поджог?
Хозяин харчевни вылупился на меня в изумлении.
– А вы так думаете? Скажите, кто, господин следователь, прошу вас! Я этого мерзавца!..
– Нет-нет, вы меня не так поняли, – прервал я его. – Я лишь пытаюсь разобраться в обстоятельствах этой беды. Мне сказали, что пожар первым обнаружили вы. Это так?
– Да, господин следователь. Я встал ночью по малой нужде, вышел из спальни, почувствовал запах, а затем увидел дым. Огонь бушевал вовсю! Не проснись я, мы бы все сгорели. Благодарение Господу за то, что Он отвел от меня сон! – Никанор Рубашкин возвел очи горе и быстро перекрестился.
– Вы не скажете, где, по-вашему, возник пожар?
– Отчего же не сказать? Думаю, виноват камин, господин следователь. Больше огню взяться было неоткуда. Если только это не то, что вы говорите, конечно.
– Вы топили камин в такую жару?
– Промочил сапоги. Хотел поскорее просушить. Дров было совсем немного, даже странно, что уголек выпал.
– Вы не обнаружили следов взлома, когда покидали здание? Дверь была заперта изнутри?
Рубашкин нахмурился, припоминая, потом ответил:
– Нет, все было заперто, и даже засов задвинут.
– Накануне вы не видели в харчевне каких-то незнакомых людей?
– Да вроде нет. Но я не так часто выхожу в зал.
– Что ж, это пока все. Надеюсь, жара не спадет и у вас все образуется.
– Дай-то бог, ваше благородие! – Рубашкин снова перекрестился.
Он сделал попытку встать, но я остановил его жестом.
– Могу я задать вам еще несколько вопросов, не имеющих отношения к пожару?
Хозяин харчевни опустился на стул.
– Отчего же, задавайте. Что знаю, расскажу.
– К вам заглядывают все люди, которые направляются в Кленовую рощу?
– Вовсе нет. Есть и другая дорога, южная. Там тоже имеется харчевня. Ее содержит Василий Покровский, редкостный плут, я вам доложу. – Никанор Рубашкин вдруг помрачнел – должно быть, вспомнил, что заведение его конкурента уцелело.
– А те, кто едет северной дорогой, непременно заходят к вам?
– Опять же, нет. Ведь у смотрителя станции тоже можно столоваться. Хотя, скажу по совести, еда у него дрянная, – Рубашкин поморщился. – Да и вино тоже.
– А не припомните, заходили к вам супруги Киршкневицкие? Примерно три месяца назад.
– Поляки, что ли?
– Они самые.
– Нет, не помню. У меня ведь есть половые, они посетителей и обслуживают.
– А супругов Ауницев вы помните?
– Как же. Проезжали они, это верно. Мы все их запомнили, очень странные люди, – хозяин харчевни многозначительно покачал головой.
– Почему? – спросил я.
– Вот скажите, господин следователь, как, по-вашему, хорошая у нас земля? Я имею в виду, вырастут ли на ней цветы или еще что?
– С учетом засухи судить трудно, – ответил я, немало удивленный подобным вопросом.
– Это хорошая земля, – убежденно сказал Рубашкин. – Очень плодородная.
– Верю вам на слово.
– А вот Ауницы так не считают, видите ли. Им другую землю подавай, получше!
– Что вы хотите сказать?
Никанор Рубашкин слегка подался вперед и проговорил:
– А вот послушайте, господин следователь, что случилось, когда эти Ауницы останавливались у нас. Сидим мы, значит, с женой у себя в харчевне и вдруг слышим на улице грохот! Ну, понятно, выскакиваем. Видим целый обоз. Впереди карета четверкой лошадей запряжена, а за ней семь телег с огромными ящиками. Ну, думаю, вещей немало у людей – должно быть, богачи. Однако, когда они на следующий день уезжали, у одной телеги ось сломалась. Ящик, который на ней лежал, упал на землю да и разбился. А из него, господин следователь, земля посыпалась. Простая, как та, по которой мы с вами ходим. Ауниц из кареты выскочил и начал орать во всю глотку. Долго не успокаивался, пока люди ящик не починили, землю эту не собрали и обратно не положили. Так я вот что думаю. Они выращивать чего надумали у себя в имении – ну, садик там разбить или еще чего – и почве нашей не доверяют. Либо бедны и хотели пыль всем в глаза пустить. Вот, мол, сколько у нас вещей, на семи телегах везем. Но это вряд ли. Платить за это дорого. Тем, у кого денег нет, такое не по карману. Впрочем, кто их знает, этих аристократов? Может, они недоедать готовы, лишь бы за богатеев сойти.
– Значит, господин Ауниц не говорил, зачем нужна земля? – спросил Мериме.
Рубашкин отрицательно покачал головой.
– Нет, конечно. Да никто его и не спрашивал, такой этот барин был сердитый.
– Что ж, вы нам весьма помогли, – сказал я, вставая. – Где собираетесь остановиться, пока не поправите дела?
Рубашкин тоже поднялся и ответил:
– Пока поживу в гостинице, а затем перееду к брату. Он живет в двадцати верстах отсюда, держит галантерейную лавку.
– Остановитесь в «Дионисе»?
– Да больше негде. Гостиница-то здесь одна.
– Ах, да, – вспомнил я, – действительно. Что ж, не смею задерживать.
Мы распрощались с хозяином сгоревшей харчевни.
Когда он ушел, я обратился к полицмейстеру:
– Господин Армилов, не могли бы вы обеспечить нам доступ в архив?
– Зачем?
Я рассказал полицмейстеру о визите Вирджини Лювье и добавил:
– Хочу узнать, нет ли в Кленовой роще моряков или бывших тюремных сидельцев.
– Вот дела! – воскликнул Армилов. – И почему, интересно, она пришла со своими показаниями к вам? Можно подумать, что дорога в полицейский участок ей не знакома. Ведь, кажется, пока я представляю здесь закон, верно?