Мы поехали по основной дороге, но довольно скоро свернули на тропинку, уводившую в сторону от тракта.
– Укроемся в овраге, – пояснил Армилов. – Там нас не заметят.
– Уверены? – спросил Мериме. – Цыгане наверняка позаботятся о том, чтобы никто не увидел их ритуал.
– Я расставил часовых, не волнуйтесь, – заверил его полицмейстер. – Все должно пройти как по маслу.
Доктор вздохнул.
– Так всегда кажется поначалу, – пробормотал он.
Армилов не стал отвечать, предпочел пропустить его реплику мимо ушей.
Когда мы остановились, из кустов выбрался полицейский. Он проводил нас через лес к неглубокому, но широкому оврагу, где уже собралось полдюжины подчиненных Армилова. Все они были вооружены. На земле стояли фонари, до поры прикрытые штор-ками.
– Вижу, вы серьезно подготовились, – заметил Мериме. – А если цыгане не станут выкапывать труп?
– Рано или поздно они все равно попадутся, – ответил полицмейстер. – Не сегодня, так в другой раз.
Мы расположились на шерстяных одеялах, которые прихватили с собой из гостиницы, и стали ждать. Прошло около часа, прежде чем в овраге появился полицейский и сообщил, что на кладбище приехали цыгане. Армилов торжествующе усмехнулся и потер руки. Нас всех охватило возбуждение – словно мы были охотниками и готовились загнать крупную дичь. Впрочем, в определенном смысле, дело так и обстояло.
– У вас есть оружие? – вдруг спросил меня и Мериме полицмейстер.
Я ответил, что взял с собой револьвер.
– Хороший? Надежный?
– Думаю, многие сочли бы его модель устаревшей. Но я к нему привык.
– Позвольте взглянуть?
Я продемонстрировал Армилову свой видавший виды «смит-вессон».
Полицмейстер коротко хмыкнул и достал из объемной сумки, до сих пор стоявшей под кустом, два короткоствольных револьвера. Кажется, английской фирмы.
– Вот, – Армилов сунул мне в руку оружие, и я ощутил приятную холодную тяжесть. – Рекомендую. «Вебли марк».
– Благодарю, не нужно. Мой вполне…
– Возьмите, Петр Дмитриевич. Вещь надежная. Мало ли. Может, спину мне прикрывать будете. Не хотелось бы досадной осечки.
Я не стал спорить, кивнул и поменял свой револьвер на английский.
Мериме от оружия категорически отказался.
– Мое дело лечить, а не убивать, – твердо заявил он.
– Главное, чтобы не пришлось врачевать вас, доктор, – сказал Армилов и бросил второй «вебли марк» обратно в сумку.
Он дал знак своим людям, и они начали подниматься по склону. Мы с Мериме последовали за ним. Я опасался, что доктор не сдюжит, ведь он был уже в возрасте, но спутник мой держался молодцом. Наконец мы продрались через заросли и оказались среди деревьев, окружавших большую поляну. Полицмейстер собрал нас, чтобы обговорить дальнейшие действия.
– Будем наблюдать, – сказал он шепотом. – Здесь они проведут свой ритуал. Занимайте места так, чтобы все видеть, но не старайтесь подобраться слишком близко. Главное, чтобы вас не заметили. Когда я дам сигнал, мои люди зажгут фонари. С другой стороны поляны тоже засада, так что цыган мы обложили. Если начнут сопротивляться – стреляйте.
После этого полицейские заняли места для наблюдения. Некоторые улеглись прямо на землю. Мы с Мериме укрылись за чахлыми кустами сирени. С этой позиции открывался неплохой вид на поляну.
Долго ждать цыган не пришлось. Менее чем через полчаса они появились. Их было около дюжины. Они расставили вокруг поляны факелы, скрылись за деревьями, но вскоре вернулись вместе с другими. Теперь их было несколько десятков. Четверо вынесли гроб на середину поляны и поставили его там.
При свете факелов нам все было прекрасно видно. Мы с Мериме невольно переглянулись, заметив негра, вышедшего из-за деревьев. Гизо выглядел как самый что ни на есть настоящий колдун из первобытного племени – голый по пояс, раскрашенный белыми полосами, подчеркивающими ребра и превращающими лицо в жуткую демоническую маску. Голову его украшало сооружение из черных перьев. За неимением лучшего он использовал вороньи и, кажется, глухариные.
При появлении Гизо цыгане окружили поляну и сели на землю. У них были небольшие бубны, и они начали потихоньку, неторопливо в них бить. Негр обошел поляну. Движения его были дергаными, руки болтались так, словно в них отсутствовали кости. Из-за деревьев донеслись глухие удары. Там цыгане тоже били в барабаны. Гизо приблизился к гробу, стоявшему в центре круга, и принялся приплясывать вокруг него, тряся головой и растопырив руки. В правой я заметил мешочек с болтающимися шнурками.
Мне совсем нетрудно было представить себя в джунглях, особенно в такую жару. Я будто перенесся на Черный континент, под полог вечно влажного и пряного леса, полного блестящих хищных глаз, испускающего ядовитые болотные миазмы. Только теперь я понял, что факелы странно чадят, а над поляной стелется сладковатый дым. Похоже, в смолу были подмешаны какие-то дурманящие травы.
По знаку колдуна два цыгана подошли к гробу и сняли с него крышку. Из-за кустов не было видно, кто в нем находится, но я не сомневался в том, что там крестьянин, о котором говорил Армилов. Цыгане вернулись на свои места. Гизо опустился возле гроба на колени и начал что-то напевать – должно быть, заклинание. Бубны и барабаны застучали быстрее и громче, лес наполнился диким, первобытным ритмом, который отзывался в сердце, заставлял его биться как-то иначе. Мне делалось жутко при мысли, что сейчас на моих глазах мертвец восстанет из гроба.
– Видите мешочек у него в руке? – шепнул мне в самое ухо Мериме. – Думаю, там противоядие.
Гизо вскочил на ноги и начал выплясывать вокруг гроба, совершая нелепые, но очень энергичные и агрессивные движения. Он задирал колени, размахивал руками, запрокидывал голову и извивался всем телом. Барабаны стучали все быстрее, создавалось впечатление, что даже деревья дрожат от их ритма. В красном свете факелов лица и фигуры цыган выглядели весьма зловеще.
Негр подал одному из них знак. Тот поспешно поднялся и протянул ему какую-то бутылку. Гизо откупорил ее и принялся выливать содержимое на землю, обходя гроб и заключая таким вот образом его в круг. Затем колдун вытащил из-за пояса маленький кривой кинжал и сделал надрез на своей левой руке. Он окропил кровью землю на востоке, западе, юге и севере от гроба, а после этого принялся рисовать ею на своем теле какие-то символы. Все действия негр сопровождал пением. При этом чаще других повторялись слова «Барон Самди». Я решил, что это имя какого-то африканского божества, которого призывал колдун.
Гизо принялся развязывать мешочек. Барабаны стучали все громче. На смуглых лицах, освещенных факелами, я заметил возбуждение. Многие цыгане подались вперед и сидели в напряженных позах, не моргая и следя за каждым движением колдуна.
Негр тем временем снова встал рядом с гробом на колени и высыпал в него содержимое мешочка. Я был уверен, что в рот мертвеца. Затем Гизо вскочил на ноги и сделал несколько причудливых пассов. Цыгане затянули какую-то песню, которая сливалась со звуками бубнов и барабанов. Мне снова показалось, что я перенесся лет на сто в прошлое и нахожусь на Гаити или где-то в Африке.
Минут двадцать мы наблюдали за ритуалом. Гизо продолжал петь, а цыгане явно начинали впадать в подобие транса. Они стали раскачиваться, глаза их остекленели, а руки нервно подергивались. Мериме шепнул мне, что они, вероятно, приняли перед началом обряда какой-то наркотик. Я же подумал, что на них мог действовать так дым от факелов.
Вдруг мертвец сел в гробу. От неожиданности я вздрогнул и едва не вскрикнул.
Воскресший был крупным человеком с очень бледным лицом. Он смотрел прямо перед собой, вцепившись руками в стенки гроба.
– Это невозможно! – пробормотал Мериме.
Гизо резво подскочил к ожившему человеку и что-то громко прокричал ему прямо в лицо. Тот никак не отреагировал на это. Колдун принялся плясать вокруг него, выделывая совершенно невообразимые па. Его тело словно утратило скелет и извивалось огромной черной змеей. Вдруг он резко вскинул руки и замер. Барабаны с бубнами мгновенно стихли. Негр что-то сказал крестьянину, и тот начал медленно вставать.
За нашими с Мериме спинами раздался громкий свист, и в тот же миг полицейские бросились вперед. Прошло не более десяти секунд, а они уже выскакивали на поляну с оружием в руках. В лесу зажглись фонари. Они мелькали среди деревьев, словно глаза огромных хищников. Судя по всему, Армилов задействовал в операции чуть ли не всех своих людей. Сам он промчался мимо нас с доктором, держа ружье наперевес.
Мы несколько замешкались, но вскоре продрались через кусты и тоже очутились на поляне. Здесь сильнее ощущалось влияние сладковатого дыма. Я сделал всего несколько вдохов и почувствовал легкое головокружение.
Цыгане сопротивлялись. У них не было револьверов, но они кидались на полицейских с ножами. Оскаленные зубы, взмахи лезвий, резкие окрики, силуэты, метающиеся по поляне. Все это окружило меня как-то разом, не давало опомниться.
Наркотический транс, судя по всему, совершенно притупил у цыган инстинкт самосохранения, и они плохо понимали, что делают. Полицейские открыли стрельбу. Три человека уже лежали на земле, один из них не шевелился. У меня на глазах Армилов выпустил пулю в рослого цыгана жутковатого вида, набросившегося на него с ножом. Тот рухнул как подкошенный, растянулся в сухой ломкой траве и замер.
Зрелище, озаренное трепещущим светом факелов, производило страшное впечатление. Я стоял с револьвером в руке, дико озирался, не знал, с какой стороны ждать опасности. Палец мой оставался на курке, и я был готов стрелять в любого, кто бросится на меня. К счастью, полицейские все же обратили цыган в бегство, и те попытались скрыться в лесу. Часть приставов во главе с Армиловым кинулись в погоню. Мы с Мериме остались наблюдать, как полицейские связывают тех цыган, которые были ранены или в конце концов просто бросили оружие.
Гизо на поляне не было – вероятно, он успел скрыться. Крестьянин, воскрешенный им, во все время схватки продолжал неподвижно стоять в гробу, опустив руки по швам. Судя по всему, он не замечал того, что происходило вокруг него. Я отважился подойти и заглянуть ему в глаза – они были совершенно безумными и блестели, словно стеклянные. Это произвело на меня столь отталкивающее впечатление, что я невольно отшатнулся, чувствуя к несчастному самую искреннюю жалость. Был ли он вызван из небытия заклинаниями колдуна или ожил благодаря противоядию, но во взгляде его читался неподдельный ужас. Ему довелось побывать в самом пекле.