Мы пошли по дорожке к дому. Гравий хрустел у нас под ногами. Лакей брел молча, опустив голову. Я понял, что он относится к тому типу слуг, которые стараются максимально отмежеваться от своих хозяев и делают вид, будто ничто, происходящее с теми, их нисколько не касается. Разговаривать с подобными людьми бессмысленно. Они все равно скажут, что в чужие дела не лезут, и будут стоять на этом до конца.
Как уголовному следователю, мне были больше по душе слуги любопытные, подслушивающие и подглядывающие, а главное – готовые поделиться со мной информацией.
Когда мы поднялись на крыльцо, лакей отпер входную дверь одним из своих гротескно больших и старых ключей и пропустил меня вперед.
Я оказался в просторной гостиной, обставленной с большим вкусом и знанием современной моды. На стенах висели картины в позолоченных, но не вычурных массивных рамах. Кресла и диван, обитые красным плюшем, располагались так, чтобы из большого окна на них падал свет. Паркетный пол устилал ковер с коротким ворсом и причудливым рисунком, в котором трудно было угадать какое-либо содержание. Зато в сочетании красок и линий чувствовалась гармония, тщательно продуманная мастером.
Слуга, гремя ключами, пробормотал, что сообщит хозяину о моем приходе, и поплелся вверх по широкой деревянной лестнице, полукругом уходившей на второй этаж. Дом, судя по всему, был спланирован так, чтобы наверх можно было попасть из внутренних переходов, прихожая же представляла собой что-то вроде анфилады.
Я сел в кресло и стал ждать, заодно немного осмотрелся. Картины представляли сцены из жизни знати: охота, прогулки, праздники и карнавалы. Они были подобраны с большим, я бы сказал, женским вкусом. Кроме того, в глаза бросались весьма симпатичные безделушки, расставленные по комнате. Например, на столике в углу стояла расписная греческая ваза, на каминной полке красовались фигурки индийских божеств, вырезанные из слоновой кости. Видимо, хозяева дома были заядлыми путешественниками. Я почти не сомневался в том, что в других помещениях можно увидеть куда более впечатляющие вещицы.
Господин Ауниц появился спустя несколько минут. Он был в светлом летнем костюме, из-под которого виднелись кремовая сорочка и галстук-ленточка, повязанный с аристократической небрежностью.
Гладкие волосы, небольшие, аккуратно подстриженные усики, смуглая кожа. Фигура подтянутая, легкая и гибкая. Я подумал, что этот человек, должно быть, обладает немалой физической силой.
– Здравствуйте, господин следователь, – сказал он, улыбнулся и протянул мне руку.
Я ответил на приветствие и представился.
– Какая необычная фамилия, – заметил Ауниц. – Откуда вы? Из Болгарии?
– Мой прадед жил в Пловдиве.
Ауниц удовлетворенно кивнул.
– Я, знаете ли, изучаю антропологию и отчасти френологию. Вам, как полицейскому, последняя тоже должна быть интересна. Хотя и с другой стороны.
– Я не верю в то, что психика человека связана со строением его черепа.
– Вот как? Однако… Впрочем, не будем об этом. Вы, конечно, пришли не о науке беседовать.
– Совершенно верно.
– Может, нам будет удобнее говорить в моем кабинете?
– Как пожелаете.
– Тогда прошу, – Ауниц направился в глубь дома, и я последовал за ним. – Желаете выпить что-нибудь? – поинтересовался помещик по дороге. – Водки? Есть настойки всякие, на травах в том числе. Наша экономка их делает. Должен заметить, что выходит это у нее преотличнейше.
– Нет, благодарю.
– Ах да, ведь полицейские на службе не пьют. – Ауниц усмехнулся и спросил: – Или дело в жаре?
– Я не большой любитель этого дела.
– Это похвально. Пьянство до добра не доводит. Помнится, служил у меня в том году приказчик, так вот он, бывало… Хотя что это я опять о ерунде?
Ауниц отворил дверь кабинета, пропустил меня вперед, вошел следом, отдернул шторы, впустил в комнату свет.
– Так о чем вы хотите со мной поговорить? – спросил он, когда мы устроились в креслах, поставленных напротив друг друга. – Помнится, не так давно я уже беседовал с полицией. Или у вас появились новые версии? – В глазах помещика сквозил неподдельный интерес.
– Работа ведется, – ответил я уклончиво. – Разумеется, убийца еще не найден, но я приехал из Петербурга совсем недавно, так что говорить о результатах рано.
– Мне хотелось бы получить тело жены, – сказал Ауниц, вынимая из небольшого продолговатого ящичка сигару. – Вы курите?
– Нет. Очень скоро вы сможете совершить обряд погребения, не беспокойтесь. Патологоанатом, прибывший со мной, провел необходимые… э-э-э… действия. Он полагает, что тела ему больше не понадобятся.
– Хорошо. – Ауниц кивнул, затушил лучину, от которой прикурил сигару, выпустил густой дым и осведомился: – Вам не мешает?
– Нет, многие мои коллеги курят, и я привык. Кроме того, это ведь ваш дом.
– Всегда следует быть гостеприимным, – заявил Ауниц и пожал плечами.
Я смотрел на него и никак мог понять, опечален ли он смертью супруги. Горе действует на людей по-разному. Одни замыкаются, другие ведут себя, как обычно. Кто-то даже шутит, пытаясь отвлечься от беды.
Я решил перейти к делу и спросил:
– Скажите, как было обнаружено тело вашей жены?
– Его нашла ее горничная, Вирджини. Она отправилась искать Катерину, чтобы позвать на завтрак. В ограде есть калитка – она расположена за садом, в задней части. Видимо, моя жена, – тут Ауниц на мгновение замолк, видимо, стараясь совладать с собой, – отправилась зачем-то в лес. По правде говоря, ума не приложу, что ей там понадобилось. Да еще в такой час.
– С кем ваша супруга общалась здесь, в Кленовой роще?
Ауниц отрицательно покачал головой и проговорил:
– Мы жили очень уединенно. Видите ли, мы с Катериной познакомились на пароходе. Я занимаюсь крупными перевозками, ездил в Америку по делам фирмы, а она путешествовала с матерью. Старушка болела чахоткой, врач прописал ей морской отдых и смену обстановки. Мы с Екатериной полюбили друг друга и вскоре объявили о своей помолвке. К несчастью, путешествие не помогло ее матери, и вскоре она скончалась. Катерина тяжело переживала смерть матери и не желала видеть никого из знакомых. Это напоминало бы ей… Да вы понимаете. – Хозяин дома затянулся сигарой и медленно выпустил изо рта дым.
Я его не перебивал, чувствовал, что он еще не все сказал.
– Словом, я решил увезти ее на какое-то время из Петербурга и купил в Кленовой роще это небольшое поместье. Как оказалось, Катерине на погибель! – В голосе Ауница появилась горечь. – Иногда мне кажется, что я один повинен в смерти жены. Думаю, как только мне отдадут тело, я продам имение и вернусь в столицу.
– Полагаю, вы и похороны собираетесь провести там?
Ауниц кивнул.
– Ваша фирма находится в Петербурге?
– Да, можете взять визитку, если хотите, – на ней есть адрес, – Ауниц поискал в нагрудном кармане, затем проверил жилетку, ничего не нашел, открыл ящик письменного стола, извлек оттуда картонный прямоугольник, на котором черным шрифтом на золотом фоне было написано «Международные перевозки Р. и Кº».
– Вы владелец? – спросил я, пряча визитку в карман.
– Да. Компанию основал мой дед. Недавно мы перебрались из Опавы в Петербург. Расширяемся.
– Вы перевозите грузы из одной страны в другую?
– Совершенно верно. Это имеет какое-то значение?
– Возможно. Скажите, вы осуществляете транспортировку из любой страны?
– В принципе, да. Все зависит от оплаты.
– Я спрошу прямо. Мне известно, что вы привезли в Кленовую рощу семь продолговатых ящиков. Что в них было?
– В основном наши вещи, – ответил Ауниц, махнув рукой. – Картины, посуда… ну и прочее, что могло бы нам понадобиться.
– А земля? – спросил я, видя, что о ней собеседник упоминать не собирается. – На перегонной станции по дороге из Петербурга люди видели, как один из ящиков проломился в результате падения, и из него высыпалась земля.
– Да, совершенно верно, – сказал Ауниц и улыбнулся. – Четыре ящика действительно были заняты почвой. Дело в том, что моя жена хотела разводить гвоздики, а земля в Кленовой роще слишком иссушена солнцем.
– Насколько мне известно, гвоздики не очень прихотливые цветы, – заметил я.
– Вы правы, – согласился Ауниц. – Но они ведь все же не кактусы. Нельзя сажать их в пустыне.
Ответ чеха меня не удовлетворил. Когда они с женой приехали в Кленовую рощу, засухи еще не было и земля вполне подходила для выращивания гвоздик.
– Почему именно гвоздики?
– Разве женщин поймешь? – Ауниц развел руками. – Возможно, Катерина хотела воссоздать в поместье уголок своего детства. Будучи девочкой, она ухаживала за цветами, которые разводила ее мать. Так она мне рассказывала.
– Весьма мило.
– Совершенно с вами согласен.
– И сентиментально.
– Вы пытаетесь мне на что-то намекнуть, господин следователь?
Я решил сыграть в открытую и заявил:
– Милан Павлович, мне ничего не стоит послать в Петербург запрос на разрешение просмотреть накладные вашей фирмы. Если вы привезли ящики с землей для кого-то другого, то это выяснится очень быстро.
Повисло непродолжительное молчание, в течение которого чех дымил сигарой, глядя на носки своих туфель.
Наконец он спросил:
– Почему вас это так интересует?
– Меня беспокоит все необычное и непонятное, связанное с Кленовой рощей. Признаться, я полагал, что могу рассчитывать на вашу помощь в расследовании этого дела.
– Хорошо! – Ауниц поднял на меня влажные черные глаза. – Мы обещали нашему клиенту не раскрывать его имени, но, раз этого требует полиция, полагаю, у меня нет выбора.
Я кивнул. Мол, вы совершенно правы.
– Катерина действительно не собиралась разводить гвоздики – по крайней мере вначале, – сказал Ауниц и вздохнул. – Эту басню я придумал, чтобы объяснить, почему ящики наполнены землей. Конечно, не бог весть какая выдумка, но кто мог знать, что неуклюжие рабочие уронят поклажу? Пришлось придумывать объяснение на ходу. Однако моей жене понравилась идея посадить в саду гвоздики, и она даже выписала из Петербурга семена. Я надеялся, что это отвлечет ее от грустных мыслей о матери.