– Я часто обхожу лес по ночам, – сказал Бродков. – Ловлю браконьеров. Это входит в мои обязанности.
– Почему вы не выяснили, кто находился на месте раскопок?
Бродков пожал плечами.
– Решил, что вы приказали рыть по ночам. Браконьерами там явно не пахло, так что…
– Ясно, – прервал я его с досадой. – Почему же теперь рассказали?
– На всякий случай. И, похоже, не зря.
Я молча покачал головой. Сам факт присутствия кого бы то ни было на месте раскопок мало что давал мне.
– Надо было выставить там охрану, – сказал Мериме.
– Теперь уже поздно. Если бы я узнал обо всем хотя бы на следующий день! Но с тех пор преступники могли не раз вернуться и завершить то, что они начали.
– Но что им делать на раскопках? – спросила Евпраксия Ильинишна. – Не понимаю.
– Уничтожать улики, – ответил я.
– Какие?
– К сожалению, я не имею ни малейшего представления об этом. Теперь, возможно, никогда не узнаю.
Я был по-настоящему зол. В первую очередь на себя. Ну почему мне не пришло в голову распорядиться выставить охрану?!
– Не расстраивайтесь, Петр Дмитриевич, – попыталась успокоить меня докторша. – Возможно, там были просто бродяги.
– Увы, это маловероятно.
Раз на раскопках кто-то побывал, то улики, если они там имелись, конечно, пропали. Утешал я себя лишь мыслью о том, что правильно сделал, решив разрыть имение Вышинских. Если Бродков видел там злоумышленников, то не просто же так они пришли туда. Возможно, на месте раскопок еще что-то осталось, случайно, разумеется. Ведь всякое бывает. Иной раз даже самый внимательный глаз что-нибудь да пропустит. Мне можно было надеяться лишь на удачу. Еще следовало опросить рабочих. Не заметили ли они каких изменений или посторонних следов?
Пауза в разговоре затягивалась. Все были смущены моим расстроенным видом, и я поспешил сменить тему.
– Кстати, доктор, – обратился я к Фаэтонову, вспомнив свой разговор с Мериме, – вы не знаете, как звали того офицера, который служил вместе с Армиловым и погиб при загадочных обстоятельствах?
Тот нахмурился и спросил:
– Почему вы решили, что я в курсе этой истории?
– Я передал Петру Дмитриевичу наш с вами разговор, – сказал Мериме.
Брови местного врача приподнялись.
– Не помню, чтобы я говорил что-либо подобное, – сухо сказал он.
– Прошу прощения, – Мериме пожал плечами, не желая настаивать. – Должно быть, я что-то перепутал.
– Видимо, так! – буркнул Фаэтонов.
Вид у него был крайне недовольный.
Остаток вечера прошел в приятной, вполне дружеской атмосфере, хотя я заметил, что Мериме и его коллега не перекинулись больше ни единым словом.
Когда мы ушли от Фаэтоновых, сели в экипаж и поехали в гостиницу, я напрямик спросил Мериме, как он объясняет нежелание местного эскулапа признаваться в очевидном.
– Дело в том, что Эдуард просил меня никому не передавать его рассказ об Армилове, – ответил доктор, несколько смущаясь. – Думаю, он его слегка побаивается. Я вам все выложил. Мне показалось, что вам грозит опасность, и вы должны знать, что происходит. Я был обязан предупредить вас о том, что не стоит говорить Фаэтонову об этом. Простите великодушно. Из-за меня вы попали в неловкую ситуацию.
– Ничего страшного не произошло. Вы действительно не могли предвидеть, – поспешил я успокоить своего спутника. – Кроме того, это я должен извиниться за то, что невольно выдал вас.
– Мы оба обремизились, – подвел итог Мериме. – Фаэтонов боится, что его сочтут сплетником, или же Армилов узнает, что он болтает о нем. Думаю, в этом все дело.
– Ладно, забудем, – сказал я. – Это не столь важно. А вот как вам рассказ Бродкова?
– Об огоньках и голосах? Признаться, я удивлен. Мне кажется, за ночь там что-то откопать невозможно.
– Вот и я подумал о том же.
– Не исключено, что злоумышленники хотели разрыть катакомбы.
– Что вы имеете в виду?
– А если какие-нибудь разбойники устроили на том месте свой тайник?
– И раскопки фундамента их напугали? Да, это возможно.
– Мало ли лихих людей сейчас бродит по России? Времена-то голодные.
– Вы правы, доктор, это все объясняет. Как я уже говорил, надо выяснить, не заметил ли кто из рабочих каких-то изменений на участке. Но это завтра. А сегодня нам предстоит еще одно важное дело.
– Какое же? – с удивлением спросил Мериме. – Час-то поздний.
– Надо проверить рассказ Бродкова о встрече с братом.
– Но телеграфист уже дома.
– Ничего, я уверен, он нам не откажет.
– Вы знаете, где он живет?
– Я – нет, но наш возница наверняка в курсе.
Кучер обернулся и широко улыбнулся.
– Чего изволите, ваше благородие?
– Знаешь, где дом телеграфиста?
– Гришки Треплова? Само собой.
– Вези туда.
– Слушаюсь.
Как и предположил Мериме, телеграфист оказался дома. Он спал. Мы минут пять барабанили в дверь, прежде чем нам отворила его жена, похожая на большую толстую мышь. Мне пришлось сначала объяснить цель нашего визита ей, а уже затем – телеграфисту, разбуженному супругой.
Григорий Треплов нехотя согласился съездить с нами на почту и послать запрос дежурному в деревне, где жил брат Бродкова.
– Только едва ли там кто сейчас ответит, – сказал телеграфист и зевнул. – Спят все, конечно.
Однако он ошибся. Еще не наступила полночь, как мы получили ответ, полностью подтвердивший рассказ лесничего. Похоже, Бродкова можно было исключить из числа особ, подозреваемых в убийствах. По крайней мере, зарезать следователя, прибывшего в Кленовую рощу, то есть меня, он точно не намеревался. Тогда, у постоялого двора, речь действительно шла о поросенке.
В «Дионис» мы вернулись усталые и сразу отправились спать.
Меня преследовало ощущение, что я забыл кого-то о чем-то спросить. Кажется, в разговоре на ужине у Фаэтоновых прозвучала фраза, привлекшая мое внимание, но затем я забыл о ней. О чем же шла речь и кто ее произнес?
В ту ночь я проснулся лишь раз, когда мне почудилось, будто где-то в отдалении упал некий тяжелый предмет, но сон сразу же сморил меня вновь.
Глава 11, в которой мы становимся свидетелями народных волнений, а дело принимает новый оборот
На следующий день мы с Мериме, пожелавшим составить мне компанию, заехали в полицейский участок.
Армилов выслушал мой рассказ о свертке, переданном лесничим от имени мадам Ауниц Марии Журавкиной, устало потер переносицу и поинтересовался:
– Что вы хотите предпринять?
– Обыскать комнату убитой, разумеется.
Полицмейстер зевнул и сказал:
– Это уже сделано. Бриллиантовое колье мы ни в коем разе не пропустили бы.
– Возможно, в комнате есть тайник.
Армилов покачал головой.
– Не думаю. Мои люди искали очень тщательно.
– Вы готовы за них поручиться?
Полицмейстер недовольно нахмурился.
– Ручаться я могу лишь за себя, – проговорил он.
– Тогда я предпочел бы лично убедиться в том, что колье в комнате Журавкиной нет.
Армилов вздохнул и осведомился:
– Петр Дмитриевич, у вас есть хоть какая-то версия или вы мечетесь вслепую?
– У меня имеются кое-какие догадки, – ответил я уклончиво.
Раскрывать карты кому бы то ни было, даже Армилову, я не собирался.
– Ладно, бог с вами! – Полицмейстер взял со стола фуражку и встал. – Сейчас найду пару ребят, и поедем.
– Еще нужно спросить рабочих, которые раскапывают усадьбу, не заметили ли они признаков того, что кто-то побывал там в их отсутствие, – сказал я.
Армилов остановился перед дверью.
– Что вы имеете в виду?
Я коротко пересказал ему то, что поведал мне Бродков.
– Да он, верно, был пьян! – с усмешкой заявил полицмейстер.
– Не похоже. Так вы исполните мою просьбу?
– Да, пошлю кого-нибудь на раскопки снять показания.
– Благодарю.
– Теперь мы можем ехать?
– Разумеется.
В усадьбе мадам де Тойль нас встретил дворецкий. Он сказал, что мадам приболела, у нее мигрень и поэтому она не может выйти. Я попросил его передать ей, что мы хотим еще раз осмотреть комнату Марии Журавкиной. Слуга коротко кивнул и ушел. Вернулся он минут через пять и сообщил, что мадам приносит извинения за то, что не способна выйти, и дает разрешение делать все, что мы сочтем необходимым. Я попросил его передать госпоже нашу искреннюю благодарность, после чего дворецкий повел нас в комнату горничной, звеня по дороге ключами.
Ступая по мягким ковровым дорожкам, я думал о том, что по ним же ходила Мария Журавкина. Теперь она мертва. Все ее вещи стоят на своих местах и, может быть, ждут, когда она вернется и сотрет с них пыль. Наверное, полицейские переставили их во время первого обыска, но когда я войду туда, где жила Мария, то наверняка почувствую, как она пыталась сделать свою комнату уютной. Я надеялся понять, каким она была человеком, о чем мечтала, какие стремления двигали ею.
По тому, как люди обустраивают свое жилище, какие предметы расставляют на полках, что вешают на стены, можно многое узнать. Важно обращать внимание на то, симметрично ли расположены вещи, что хозяин помещает на видное место, любит ли он хвастаться сувенирами, привезенными из путешествий. Страстного охотника легко узнать по трофеям, но понять его характер помогут предметы, не бросающиеся в глаза. Например, куплен ли его нож для разрезания бумаги в ближайшей лавке, или же этот человек приспособил под него индийский кинжал с лезвием, которым впору скорее снимать шкуру с тигра.
Книжные полки и расположение приборов на письменном столе, наличие и отсутствие ковров, толщина рам на картинах – все это имеет значение, если ты хочешь понять, кем является владелец комнаты. Особенно это важно, когда человека уже нет в живых. Такое в работе полиции встречается довольно часто.
Дворецкий отпер дверь. Я окинул комнату взглядом, отметил кровать, застеленную коричневым шерстяным одеялом, тумбу из темного дерева, комод, два стула, стол, покрытый плетеной салфеткой, посередине которого стояла ваза с засохшими полевыми цветами, и сундук.