ись, я сюда вернулся. От греха подальше. И слава богу! Полицмейстер-то наш, говорят, многих арестовал.
– Да, кое-кого пришлось посадить в кутузку.
– Ну, пронесло, значит, – сказал хозяин гостиницы. – Так нести вальдшнепов, господа? Мне их народец местный поставляет, который охотится.
– Несите, любезный, – ответил Мериме. – Чего уж там.
Нашу трапезу прервал Армилов, ввалившийся в «Дионис» с торжествующим видом. Он похлопывал себя фуражкой по ноге и поминутно вытирал пот.
– Что случилось? – спросил я. – Такое впечатление, что убийца у вас в руках и ждет казни.
– Вы почти угадали, Петр Дмитриевич! – заявил полицмейстер и плюхнулся на стул. – Да-да. Громов попался!
– Неужели?! – воскликнул Мериме. – Так быстро?
– Расскажите, – попросил я.
Армилов довольно хохотнул.
– Оказывается, этот мерзавец в кутузке со вчерашнего дня. Его повязали в Кузовке, это верстах в семи отсюда к востоку. Громов пытался, как вы и думали, сбыть колье местному скупщику, но тот не захотел связываться с «горячим» товаром и сообщил об этом в участок. Наш пастух был арестован, наотрез отказался говорить, где взял драгоценности, да и имя свое тоже скрывал. Сегодня я послал запрос по телеграфу, и полчаса назад пришел ответ. Так что сейчас беру ребят и еду в Кузовку забирать нашего субчика. Привезу сюда, и тогда мы его допросим. – Полицмейстер широко ухмыльнулся, хлопнул себя по ляжке и добавил: – С пристрастием.
– Поздравляю вас, Ян Всеволодович, – сказал я. – Прекрасно сработано. Сообщите мне, когда он будет здесь, я тоже хочу с ним поговорить.
– Само собой разумеется, Петр Дмитриевич. Думаю, часам к десяти вернемся. – Полицмейстер вытащил из кармана золотой хронометр и глянул на циферблат. – Да, как раз должны успеть.
– Удачи вам, – сказал Мериме, когда Армилов поднялся, собираясь уходить. – Не упустите его по дороге. Будет крайне обидно, если столь четкие действия полиции Кузовки пойдут коту под хвост.
– Не волнуйтесь, доктор, – проговорил полицмейстер. – Мы его не упустим.
После того как Армилов ушел, в столовую спустился Козловский. Он тоже решил перекусить. Мы поприветствовали друг друга, перекинулись парой слов о жаркой погоде. Потом этот господин уселся за соседний столик.
– Я бы с удовольствием уехал, – сказал он, делая Леонтию знак немного подождать, – но не могу, пока окончательно не решится вопрос с имением. Кроме того, вдруг я вам понадоблюсь, так? – добавил он, обращаясь ко мне.
– Не хотелось бы вас задерживать, – ответил я, – но желательно, чтобы лица, имеющие то или иное отношение к тем трагедиям, которые здесь произошли, находились поблизости. Впрочем, я могу лишь рассчитывать на вашу любезность.
Козловский согласно кивнул и проговорил:
– Я вчера ездил к графу. Он ждет ответа от своих адвокатов и не может ничего сказать точно, хотя, в общем, готов купить имение Вышинских. Вернее, то, что от него осталось.
– В чем же проблема?
– Графа смущают раскопки, которые вы там ведете, – ответил Козловский и жестом подозвал к себе Леонтия. – Он не уверен, что поместье вообще можно будет приобрести до окончания дела. А оно, как я понимаю, затягивается.
– Увы, – я развел руками.
– Вот я и сижу здесь. – Козловский вздохнул. – Вчера отправил письмо своему патрону, попросил прислать вместо меня кого-нибудь другого. Но вряд ли из этого что-то выйдет.
– Могу вам только посочувствовать, господин Козловский.
– Присоединяюсь, – добавил Мериме. – Будем уповать на то, что Петр Дмитриевич раскроет дело как можно быстрее.
Козловский кисло улыбнулся и принялся обсуждать с Леонтием, что может получить на ужин.
– Вот вам, между прочим, превосходный кандидат в убийцы, – шепнул Мериме, показав на него глазами.
– Почему это? – Я удивленно поднял брови.
– Вы читаете детективные рассказы?
– Иногда. Попадаются весьма толковые.
– Помните, там почти всегда убийцей оказывается какой-нибудь тихий, незаметный человек, кто-нибудь из тех, на кого никогда читатель не подумает и о существовании которого забудет, как только перевернет страницу?
Я кивнул и сказал:
– Бывает и так, не спорю. Но это в книгах, а при чем здесь Козловский и наше дело?
– Ну, он-то как раз никакого непосредственного отношения к жертвам не имеет, – Мериме шутливо развел руками. – Почему бы в таком случае ему не оказаться преступником?
– У вас железная логика, доктор, – заметил я с улыбкой.
– Вы не подозреваете его?
– Пожалуй, нет. С какой стати?
– Я уже объяснил. Разве не логично, что преступник, опасаясь разоблачения, прикладывает все усилия, чтобы скрыть свое отношение к делу?
– Во-первых, доктор, у вас идеализированное представление об убийцах, – произнес я и усмехнулся. – Чаще всего они забывают убрать даже самые очевидные улики, а в присутствии следователя теряются и тут же невольно выдают себя. Во-вторых, как я должен объяснить свои подозрения, если бы они у меня были? Не могу же я заявить, что Козловский убийца, только потому, что против него нет улик!
– Да, это выглядело бы странно, – спокойно проговорил Мериме. – Но это не значит, что вы ошиблись бы.
– Мне хватает версий, – сказал я. – Не собираюсь себя запутывать.
– Рад слышать, что у вас есть версии. Не поделитесь парочкой?
– Думаете, я хвастаюсь?
– Нисколько. Так как, расскажете?
Я отрицательно покачал головой.
– Понимаю, – с серьезным лицом проговорил Мериме. – Это в интересах следствия. Как истинный сыщик, вы подозреваете всех, даже меня.
– Возможно, – отозвался я.
– Жаль, нет вина. Выпили бы за удачное завершение дела.
– Дай-то бог.
– Вы не верите в успех?
– Я на него надеюсь. Однако по опыту знаю, что многое зависит от удачи. В данном случае она меня пока не баловала. Сами видите, это не обычное дело. У меня куча подозреваемых, но нет того человечка, которого можно было бы обвинить хотя бы в половине убийств.
– Равно как и того, кого можно было бы обвинить во второй половине, – сказал Мериме. – Может быть, это совпадение. Убийства Марии Журавкиной, Екатерины Ауниц, Марианны Киршкневицкой и той женщины, которая так и не опознана, не связаны друг с другом. Первых двух убил один человек, а других – кто-нибудь еще. Совсем по разным причинам.
– Все может быть, доктор, – сказал я и спросил: – А вы сами-то в это верите?
– Нет, но кто я такой, чтобы разбираться в следствии? Мое мнение неавторитетно.
Закончив ужин, мы направились в участок, чтобы подождать там возвращения Армилова с арестованным Громовом. Было уже темно, и дальше десяти саженей предметы теряли четкие очертания. Ветер дул едва ощутимо, нес с пересыхающих болот и реки гнилостный запах ила и тины. Я распустил галстук, Мериме последовал моему примеру.
– Скорее бы уже спала эта жара! – проговорил я, отдуваясь. – Когда начались дожди, я было воспрянул духом, но, похоже, природа обвела нас вокруг пальца.
– Я скучаю по Петербургу, – сказал вдруг Мериме, глядя себе под ноги.
– У вас остались неоконченные дела? – Вопрос сорвался у меня с губ сам собой – я вспомнил долговой вексель, найденный мною в кармане доктора.
– Нет. – Мериме пожал плечами. – Просто сельская жизнь не для меня. Это я понял еще в Китае, когда мы квартировали возле Шанхая. Нам приходилось жить в палатках, и я вдоволь вкусил близости к природе.
– А мне нравится деревня, – произнес я, глядя по сторонам. – Отдыхаю здесь от городской клоаки. Хотя сейчас, конечно, пейзаж не так привлекателен из-за засухи.
– Меня не покидает ощущение, что в Кленовой роще природа не просто чахнет, – отозвался Мериме. – Она тут довольно уродлива. Можно подумать, что земля не дает растениям силу, а напротив, высасывает ее из них. Вы росли в деревне?
– Нет, увы. Мои родители не из помещиков. Отец был лекарь, а мать из разорившихся купцов. Вышла замуж бесприданницей.
– Они еще живы?
– Нет. Отца раздавила лошадь, а мать скончалась спустя несколько лет после этого.
– Простите. Я не должен был спрашивать. Как-то само собой вырвалось.
– Не берите в голову, доктор. Это случилось давно.
– Некоторые раны не затягиваются никогда, – сказал Мериме, снял очки и принялся протирать их. – Я тоже городской человек. Мы с братом росли на улице. Трущобы Парижа стали нашими первыми университетами.
– У вас есть брат? – Я не стал скрывать удивления. – Впервые слышу.
– Мы с вами не так уж часто говорили по душам, – сказал Мериме и мягко улыбнулся.
– Да, верно, – согласился я. – И все же…
– Его зовут Андрэ. Он младше меня на четыре года. – Тут мне показалось, что в голосе доктора прозвучали едва заметные нотки горечи. – К сожалению, для него опиумная война до сих пор не закончилась.
– Что вы имеете в виду?
– Андрэ пристрастился к этому дьявольскому зелью, – помолчав, сказал Мериме.
Я вдруг заметил, как сжались его кулаки. Вот уж не думал, что доктор способен на столь сильные эмоции.
– Мне не удалось излечить его. Он до сих пор пропадает в парижских притонах и тратит все деньги на опий. Думаю, ему недолго осталось.
На лице Мериме не дрогнул ни единый мускул, но по голосу я понял, чего стоило ему это признание.
– Мой дорогой друг! – проговорил я с чувством. – Если вам понадобится… – Я запнулся, так как понятия не имел, что именно могу для него сделать.
– Нет, – Мериме решительно покачал головой, – уже слишком поздно. Наркотик иссушил Андрэ, почти лишил его разума. Я надеюсь, что смерть избавит его от страданий.
Некоторое время мы шли молча.
Невольно мне вспомнился отец. Сначала окровавленный, с пеной, идущей изо рта. Из его груди, проломленной копытами, вырывались только хрипы и глухие стоны. Затем – молодой. Его часто можно было застать в кабинете за чтением медицинских книг. Он всегда откладывал их, если я входил, и загибал угол страницы. Стриженая борода делала его похожим на китобоя – по крайней мере, именно такими я представлял отважных моряков, бороздящих северные моря. Наверное, из-за того, что в книжках, которые я читал, художники часто изображали их подобным образом.