– Доктор, у вас есть спички?
– Разумеется.
Мериме протянул мне коробок.
Я положил банковский билет на стол и чиркнул спичкой. Головка вспыхнула, пламя задрожало, разгораясь. Стоило поднести его к купюре, как та зашевелилась. Один ее край медленно загнулся, отстраняясь от жара.
Мериме тихо выругался по-французски.
– Вы были правы, – сказал он.
Я быстрым движением накрыл половину банкноты свободной ладонью и прижал спичку к бумаге.
Раздался громкий треск, сменившийся отчаянным шипением. Пятирублевка дернулась, норовя освободиться. Край ее занялся, почернел.
– Осторожно! – воскликнул Мериме, но я и сам уже отступил от стола, доставая из кармана револьвер.
Банкнота корчилась, издавала скрежещущие звуки. Она увеличивалась в размерах, откуда-то появились длинные тонкие конечности. Не прошло и минуты, как мы с доктором увидели огромное насекомое, вернее, его уродливое подобие, охваченное огнем и катающееся по столу в неудачных попытках сбить пламя. Гибкие усики хлестали по дереву, под кожей пульсировали мышцы. Существо трещало от жара и постепенно сморщивалось, словно сухой лист.
– Мериме, держите дверь!
Доктор выполнил мою просьбу вовремя. С той стороны кто-то начал барабанить. Должно быть, люди услышали жуткие звуки, издаваемые этой тварью.
Я прицелился и выстрелил. Пуля пробила эту мерзость и вошла в столешницу. Вопль боли едва не оглушил меня. Чудище забилось в агонии, подогнуло ноги и замерло, лишь слегка подергивая усиками. Через миг оно вспыхнуло, как заряд фейерверка. На месте твари осталась лишь кучка черной золы.
Я кивнул доктору, и тот открыл дверь. Ввалился пристав, пустивший нас в хранилище улик, с ним был квартальный.
– Все в порядке, – быстро проговорил я, опережая полицейских и не давая им возможности начать расспросы. – Важный следственный эксперимент. Нам пора.
Я вышел в коридор, Мериме поспешил следом.
– Они живые! – прошептал доктор, догнав меня на крыльце.
– Фальшивые. Помните то, что вы вытащили из трупа Баркова? Я еще просил вас сохранить…
– Да, разумеется. Думаете, это была одна из этих тварей?
– Убежден. Они каким-то образом проникают в людей, пока те спят, и срастаются с ними. Большинство таких бедняг даже не знают о своем союзе с мерзкими чудищами.
– Pecunia est ancilla, si scis uti. Si nescis, domina, – пробормотал доктор.
– Простите?
– Если умеешь пользоваться деньгами, они тебе служат, если нет – ты служишь им, – перевел он с латыни.
– Тонко подмечено. Полагаю, действительно имеет место некоторый… как это называется? Паразитизм?
Мериме кивнул.
– Но откуда эти твари взялись?
– Это еще предстоит выяснить.
Я рассчитывал застать полицмейстера в участке и отпустил извозчика. Поэтому нам пришлось взять полицейский экипаж. Через четверть часа мы уже шли по дорожке к дому Армилова.
Я отметил аккуратные круглые клумбы и постриженные кусты сирени, из-за которых поднимались буки и раскидистые клены. В глубине участка виднелась беседка с остроконечной крышей. Ее окружали березы. Тощие, чахлые, искривленные.
Я поднялся на крыльцо и постучал в дверь медным молотком, сделанным в виде свернувшейся змеи.
Армилов открыл минуты через две. Он был в халате и домашних тапочках.
– Доброе утро, господа, – проговорил полицмейстер, не скрывая удивления. – Что стряслось?
– Я должен рассказать вам о том, что произошло этой ночью, – сказал я.
– Мне уже доложили о новых убийствах, – мрачно буркнул Армилов. – Веретнова, Ауниц и еще какой-то… – он едва сдержался, чтобы не выругаться.
– Вы приболели? – полюбопытствовал Мериме. – Мы рассчитывали застать вас в участке.
– Да, у меня желудочная слабость, – нехотя признался Армилов. – Наверное, съел что-то не то. Собирался полежать пару часов.
– Простите, что потревожили вас, – сказал я.
Полицмейстер махнул рукой и заявил:
– Теперь уже все равно.
– Я могу вас осмотреть, – предложил Мериме.
– Не нужно, – ответил Армилов, отступая в сторону и освобождая проход. – Входите, господа.
– Мы знаем, как погибли эти люди, – проговорил я, переступая порог.
– Серьезно? – Армилов наконец-то оживился. – Ну так выкладывайте! А то я уж думал в отставку подавать. Боялся, что и эти убийства нераскрытыми останутся. Только давайте пройдем в гостиную.
Он провел нас в просторную, богато обставленную комнату. На стенах висели картины в роскошных багетных рамах, на полу лежали персидские ковры. Мебель была из красного дерева, обивка – из шелка, полированная латунь инкрустировала изгибы и завитушки. Было заметно, что полицмейстер придает большое значение благоустройству и уюту своего холостяцкого гнездышка.
– Прошу вас, – Армилов указал на роскошные кресла-крылатки, расставленные вокруг небольшого круглого столика с отполированной до зеркального блеска столешницей.
Когда мы расселись, полицмейстер запахнул полы халата и поежился – видимо, ему действительно было нехорошо.
– Ну, так что там? – спросил он, глядя на меня.
– Сразу скажу, что на самом деле трупов куда больше.
Я в подробностях выложил ему все, что произошло ночью. Армилов слушал, чуть наклонив голову. Когда я закончил, воцарилась тишина.
Наконец полицмейстер распрямился, глубоко вздохнул и многозначительно проговорил:
– Да! Даже не знаю, что сказать. По правде говоря, все это похоже на бред сумасшедшего. Но вас же было двое, верно? Не думаю, чтобы и вы, и доктор вместе тронулись умом.
– Да, это маловероятно, – сказал я. – Однако все это не имеет ровно никакого значения.
– Как это? – Армилов нахмурился.
– Дело в том, что вы абсолютно правы. Все это действительно полный бред. Мы с господином Мериме стали жертвами ловкой мистификации. С самого начала преступники пытались убедить всех в том, что в Кленовой роще действуют таинственные, демонические силы. Таков был их замысел, и я попался, как мальчишка.
– Да о чем вы, черт побери?! – не выдержал Армилов. – Объясните, к чему клоните!
– С удовольствием, господин полицмейстер, для этого мы и приехали.
Армилов махнул рукой, давая понять, что замолкает и не станет больше перебивать меня.
– Дело в том, что в Петербурге уже не первый месяц идет поиск банды, занимающейся изготовлением фальшивых денег. Наверняка вы об этом слышали, – проговорил я, и полицмейстер кивнул. – Так вот, управление пыталось обнаружить печатный станок в столице, но это дело успехом не увенчалось, и теперь я знаю, почему. Его никогда там и не было. Преступники спрятали станок в Кленовой роще, а если точнее, то в подвале разрушенного дома Вышинских. Там, где стояли гробы, я заметил странные следы, но поначалу не придал им значения, – не говорить же полицмейстеру, как я вообразил, будто их оставили ногти вампиров. – Теперь я понимаю, что это отметины от станка. Каменные плиты поцарапаны и выщерблены.
– Под моим носом?! – заявил Армилов, хватаясь за подлокотники. – Вы уверены в этом, Инсаров?
– Абсолютно. Разрешите продолжить?
– Да-да, разумеется, говорите! – Полицмейстер откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. – Я слушаю вас с предельным вниманием, уверяю. Простите, что перебил.
– Станок в разобранном виде был доставлен в Кленовую рощу Ауницем на телегах с землей. Затем ночью его перевезли в имение Вышинских и спрятали. Полагаю, есть и другой вход в подвал помимо того, который был отрыт вашими людьми по моей просьбе. Станок работал под землей, надежно скрытый от любопытных глаз. Фальшивые деньги злодеи доставляли в Петербург, где их легко было сбыть. Жена Ауница была не в курсе происходящего, а когда случайно узнала, повела себя неосмотрительно и стала нежелательной свидетельницей. Результат – труп.
– Постойте, – опять встрял в мой монолог Армилов. – Станок, конечно, штука громоздкая, но не настолько, чтобы его нужно было перевозить на нескольких телегах. Думаю, хватило бы и пары.
– Полагаю, вместе с ним была доставлена первая партия бумаги, а также краска. В дальнейшем и то, и другое поставляли сообщники, приезжавшие к Ауницам. Я выяснил, что к ним часто наведывались таинственные гости в закрытых экипажах. Они же забирали отпечатанные банкноты для распространения в Петербурге.
– А Киршкневицкие?
– Киршкневицкие состояли в сговоре с Ауницем. Наняли актеров, похожих на семейство Вышинских, чтобы те изображали вампиров. Разумеется, они получали долю с доходов от использования станка и поэтому были лично заинтересованы в том, чтобы выпуск фальшивок продолжался. Ауницу или Киршкневицкому было нетрудно уговорить их расправиться со мной. Раскопки близились к концу, рабочие должны были вот-вот обнаружить место, где находился станок, а Ауниц не хотел, чтобы этот тайник, более чем удобный, был найден. Киршкневицкий, как вам известно, даже пытался купить бывшее поместье Вышинских. Очевидно, чтобы обезопасить его от посягательств местных браконьеров, бродяг и цыган.
– Постойте, так станок сейчас в подвале? На раскопках?
– Не уверен. Возможно, его временно куда-то вывезли.
– Но зачем?
– Видите ли, Ян Всеволодович, во время работы печатный станок издает довольно громкий звук. Полагаю, рабочие подобрались к подвалу так близко, что могли бы его услышать.
Армилов нахмурился и спросил:
– Вам известно, куда его вывезли?
– Думаю, да.
– Куда же?
– Я лучше покажу, когда поедем с бригадой забирать его. Мне трудно объяснить, ведь я не так хорошо знаком с Кленовой рощей. Зато я могу сказать, в какое время станок был вывезен.
– Ладно, давайте. – Армилов махнул рукой. – В конце концов, вы ведете дело, вам и решать. – Он побарабанил пальцами по подлокотнику и осведомился: – Так когда станок был убран из подвала?
– В ту ночь, когда мы участвовали в облаве на цыган. Все полицейские были там, в лесу, и проезд из Кленовой рощи оказался абсолютно свободен. Лесник Бродков видел на раскопках огоньки, но то ли побоялся выяснить, что там происходит, то ли не придал этому значения. Возможно, на его счастье. При ином раскладе мы, скорее всего, имели бы еще один труп.