– Послушай! – обращаюсь я к ней. – Если ты собираешься взять эту машину, ты можешь, по крайней мере, подвезти нас.
Девушка неожиданно поворачивается ко мне, и в глазах ее загорается гнев.
– Да кто ты такая? – произносит она со спокойной яростью. – Паинька-отличница из образцовой американской семейки? Почему ты думаешь, что все люди в этом мире обязаны тебе служить?
– А чего ты психуешь? – спрашиваю я, чувствуя, как и во мне поднимаются гнев и раздражение.
Незнакомка делает шаг в мою сторону, подойдя на пугающе близкое расстояние. Краем глаза я вижу, что рука ее крепко обхватывает рукоятку пистолета. Пытаюсь не показать страха.
– Скажи, что здесь произошло, – говорю я. – Мы ищем своих родителей, но их нигде нет.
Услышав мои слова, девушка смягчается. Может быть, она не так уж и бездушна?
– Ничем не могу помочь, – произносит она. – Тут было невесело. Это все, что я знаю. А вам лучше забраться под свой камешек и не высовываться, пока тут все не рассосется.
И тут Келтон, который чувствовал себя подавленным с того момента, как потерял свой пистолет, говорит:
– У тебя рана на руке инфицирована.
– Это просто царапина, – отвечает незнакомка, обернувшись к нему.
– Я-то знаю, что такое инфицированная рана. Это очень опасно.
Она смотрит на Келтона, но уже не с таким высокомерием во взгляде.
– И что?
– Если инфекция попадет в кровь, ты пожалеешь, что умираешь не от жажды. Но у меня дома есть антибиотики. Довези нас, и у тебя будет все, что нужно.
Девушка, накручивая прядь волос на палец, размышляет. Я пытаюсь определить ее возраст. На вид ей девятнадцать, хотя, судя по ее поведению, может быть и больше. Правильно ли мы поступаем, думая взять ее с собой? Вряд ли. Но теперь все хорошие идеи несут на себе отпечаток плохих.
– У вас хоть имена-то есть? – спрашивает она.
– Я Алисса, – отвечаю я. – Это мой брат Гарретт. А это – Келтон.
– Келтон? – усмехается она. – Кто назвал этого парня Келтоном?
Тот вздыхает:
– Я сам постоянно задаю себе этот вопрос.
Незнакомка улыбается. Оказывается, не такая уж она и психопатка.
– Я Жаки, – представляется она. – И вам лучше не врать насчет антибиотиков. А теперь давайте убираться отсюда.
Я смотрю на наши лежащие на улице велосипеды и думаю: если это единственные жертвы на сегодняшний день, то слава богу.
12) Жаки
Когда бросаешь вызов вселенной, предлагая ей покончить с тобой, это круто! Наверное, каждому знакомо подобное чувство. Когда, например, на полной скорости вылетаешь на противоположную полосу движения. Или прыгаешь с балкона. Или играешь в русскую рулетку с револьвером, о котором, как считает твой отец, ты и понятия не имеешь. Не то чтобы ты действительно совершал все эти глупости, но это чувство всегда с тобой – как ветерок, что дует в спину, когда ты стоишь на самом краю утеса. Ветерок, нашептывающий негромко и сладко: «А что, если… А что, если…»
Это то, что мой психиатр, доктор Квэк, называет «Зов Пустоты». Это реальная вещь, она описана в психиатрических журналах. Без дураков.
Это неоднократно испытанное мною чувство. Именно им я и живу. Я ем, сплю и мечтаю о пустоте, и когда она называет меня по имени, я – в первых рядах зрителей, у самой сцены.
Думаю, тот блондинистый придурок с пляжа увидел отблеск того, о чем я говорю, когда я приставила пистолет к его башке. Не то чтобы я действительно собиралась спустить курок. Но что, если…
Я даже не думала ему угрожать. Да и, вообще, кого-либо спасать. Я – не спасительница и не мученица. Никоим образом. Подвиг привлекает слишком много постороннего внимания, а мне это и даром не надо. Сначала я собиралась посмотреть до конца сцену, где трое парней выбивали из старика ключи от машины. В этой ситуации и я могла бы получить свою порцию воды. Но тут вмешалась эта девица со своей маленькой свитой, и все усложнилось. Как только я увидела того типа с пистолетом в руке, то поняла, чем это все кончится, если я не вмешаюсь. Зато теперь у меня есть машина, оружие и, не исключено, какое-то количество воды. Неплохой результат.
Будь у Алиссы и ее компании хоть чуточка здравого смысла, они моментально смотались бы, удрали от меня, как это сделали дружки голубоглазого блондина. По крайней мере, это было бы логично. Но исчерпание ресурсов сделало людей непредсказуемыми.
Причина, по которой я не расскажу о том, что случилось на пляже вчера, банальна: ничто из того, что я могла бы ей сообщить, не поможет ей принять реальность произошедшего. Считайте, что мое молчание – это форма сострадания.
Да, я оказалась там вчера. Не в первых рядах желающих получить воду, но вовремя, чтобы увидеть, как все пошло вразнос.
Так вот, около недели я жила в доме, стоявшем над одной из бухточек на побережье Лагуна-Бич. Там на каминной трубе была здоровенная железная буква «Д», и я думаю, что дом этот когда-то принадлежал Бетти Дэвис, моей любимой актрисе прошлых лет. Она была не слишком красивой, но жутко сексуальной. Я не знаю, кому принадлежит этот дом теперь, но летом они там не живут. Толстосумы не для жизни покупают дома; так они вкладывают деньги. Если они достаточно богаты, им нет нужды сдавать свою недвижимость, а потому в Лагуна-Бич всегда есть места, где можно остановиться и пожить в свое удовольствие. Если видишь на доме предупреждение об установленной там сигнализации, это верно лишь в одном случае из пяти. А с моими навыками взломщика и способностью не привлекать ничьего внимания я всегда обеспечена роскошным жильем.
Обычно я поступаю так: поживу с недельку, потом сматываюсь, тщательно убрав за собой, словно я агентство по найму жилья. Все оставляю в полном порядке – так, что хозяева не могли бы заподозрить, что в их доме кто-то гостил. Но подозрения возникают, потому что я всегда оставляю на видном месте открытку с киской Китти и благодарностью за оказанное гостеприимство, а в холодильнике – запас «Доктора Пеппера» для очередного незваного гостя. Какой смысл жить, если не можешь всласть подоставать ближнего своего?
Руку я порезала, когда влезала в свое последнее жилище через окно туалета на втором этаже. Подумаешь, небольшая ранка – если бы не тотальное отключение воды. Как и всех, меня это событие застало врасплох, хотя обычно я более осмотрительна. А когда власти объявили, что будут опреснять морскую воду на пляжах Южной Калифорнии, а это рукой подать от моего жилища, то я взяла с дюжину пустых бутылок и сунула в рюкзак. Туда же я положила и свои вещи, где почти на каждой – эмблема этой японской кошечки, Китти. Я к ней неравнодушна, и это доставляет мне некое нездоровое удовольствие – так матерый байкер тащится оттого, что под потертой кожей куртки и штанов носит женское кружевное бельишко.
Прибыла я примерно за час до того момента, на который была назначена раздача воды. Но оказалось, на берегу уже выстроились очереди, вытянувшиеся на набережную и мимо театра уходившие на боковые улицы. Там были сотни, если не тысячи людей. Я – из принципа – никогда не стою в очередях. Всегда внедряюсь, и, как правило, в голову очереди, причем делаю это так мастерски, как Дэйв Копперфильд заставляет исчезнуть статую Свободы. Нужно только найти правильную прореху в длинной череде людей. Поэтому я притормозила у входа на пляж и стала наблюдать.
Опреснители оказались много меньше размером, нежели я ожидала. Обслуживающий персонал выглядел, как люди из Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям, но одеты они были не в обычные робы кобальтового цвета, а в небесно-голубые. Похоже, прислали не профессионалов, а волонтеров. Этого только не хватало! Неужели агентство так недооценило масштаб кризиса, что поручило работу по его преодолению каким-то энтузиастам-недоучкам? Я понимаю, им приходится затыкать много дыр, но нельзя же доверять такое важное дело людям с улицы. Это – верный рецепт катастрофы, да еще такой рецепт, где не хватает половины ингредиентов.
Поначалу машины работали нормально, и, казалось, волонтеры знают, что делают. Но потом первая машина принялась дымить. И тогда стало ясно, что компетенция волонтеров не простирается дальше операций по открыванию и закрыванию кранов.
– Это водоросли! – услышала я голос какого-то толстяка из породы тех, что знают все на свете. – Эти идиоты не учли, что там есть водоросли.
Похоже, опреснители были спроектированы под фильтрованную морскую воду. И хотя персонал попытался тут же, на коленке смастерить самодельные фильтры, машины постоянно забивались и перегревались.
– Успокойтесь! – кричали волонтеры выходящей из себя толпе. – На подходе техники, которые решат эту проблему. Воды хватит на всех.
Но, что естественно, никто так и не появился, и вскоре в строю остались только две машины из шести.
Затем парень, ответственный за организацию дела, совершил несколько принципиальных ошибок. Он велел людям, которые стояли в очереди к сломавшимся машинам, встать в конце очередей, которые вели к машинам работающим.
Если бы каждое нецензурное слово несло в себе ядерный заряд, наша планета разлетелась бы на миллиард кусков.
– Ты что, мать твою, шутишь? Я стоял на этой, мать твою, долбаной жаре три долбаных часа!
И был там, как сказано в Ветхом Завете, «плач и скрежет зубовный».
Кое-кто, игнорируя приказ, пытался внедриться в очереди, стоящие к работающим машинам, но проделывали они это не так изящно, как это сделала бы я. Стоявшие в «своих» очередях отталкивали их, а те напирали.
– Проваливай! Мы стояли здесь весь день!
– Я тоже стоял весь день в той очереди!
– Тогда отправляйся туда и жди, когда починят твою вонючую машину!
И в одно мгновение очереди исчезли, превратившись в месиво толкающих друг дружку людей.
Первую схватку я не увидела, поскольку толпа всколыхнулась и двинулась, едва не опрокинув меня. Люди напирали так сильно, что одна из двух работающих машин была опрокинута набок, и люди бросились к ней, чтобы наполнить свои баллоны, но все, что они смогли из нее извлечь, был черный осадок.