Меня будит зуммер, – такие сигналы обычно издают наши детекторы движения. У нас детекторы второго поколения, реагирующие на объекты размером не меньше человека, а это значит, что кто-то перелез через наш забор. Я смотрю на часы. Скоро пять утра. Иду в игровую комнату, где Алисса, Гарретт и Жаки тоже вскочили со своих постелей.
– Что за черт? – спрашивает Жаки.
– Тревога. Чужой, – отвечаю я, понимая, что это звучит как цитата из фантастического романа. – Где же отец?
Никто не отвечает, но тут отец зовет меня спуститься вниз.
В этот момент Жаки подходит к окну, и то, что она видит, заставляет ее широко раскрыть глаза. Никак не предполагал, что такого рода эмоции есть в ее репертуаре.
– Это плохо, – произносит она.
Я тоже смотрю в окно и вижу огни – десятки огней, напоминающих движущееся в предрассветной темноте созвездие. Я тру глаза, чтобы скорее привыкнуть, и теперь различаю формы – это люди с фонарями, и они идут по направлению к нашему дому.
– Что происходит? – спрашивает Алисса.
И тут я слышу стук в дверь:
Бум-бум-бум!
– Отойдите от окон, – говорю я и бросаюсь вниз.
Отец уже в гостиной, а на столе перед ним – целый арсенал: ружья, патроны, ножи, разнообразный набор иных тактических средств, некоторые из них я вижу впервые в жизни.
Я вижу, как мать в потайной комнате яростно сдвигает вещи, чтобы освободить для нас место.
Бум-бум-бум!
Волки вышли из леса. У меня начинает сосать под ложечкой, а желудок сворачивается в узел. Я напоминаю себе, что входная дверь у нас усиленной конструкции, а окна – пуленепробиваемые. Дом наш – неприступная крепость, куда никому не войти. Но если все так, какого черта я напуган?
– Келтон! – кричит отец, в то время как Алисса, Гарретт и Жаки спускаются по лестнице вслед за мной. – Отправь своих друзей в убежище и принеси свой пистолет.
Но команда до меня не доходит. Отец видит это по моему лицу.
– Где твой пистолет?
– Здесь! – отвечает Жаки, показывая рукоятку, которая торчит у нее из-за пояса.
Отец переводит глаза с пистолета на Жаки, потом на меня, пытаясь понять, как произошло то немыслимое, что никак не могло произойти, и, вероятно, прикидывая степень опасности, которую несет в себе Жаки. Но, в конце концов, он решает, что идущая снаружи угроза гораздо серьезнее, чем Жаки, которая, конечно же, не расстанется с моей пушкой, а потому отец и не пытается выяснить, как пистолет попал к ней. Потом, конечно, он мне это припомнит.
Отец открывает электрощит, висящий на стене в коридоре, и щелкает рубильником, выключая свет и снаружи, и внутри дома. Теперь в доме горит лишь его фонарик, и он прикрепляет к ружьям инфракрасные прицелы – теперь он сможет видеть вторгшихся на нашу территорию, а они его – нет.
Стук на несколько мгновений прекратился, а затем возобновился вновь, на сей раз изменив тембр и место, откуда он шел. Теперь стучали не в переднюю, а в заднюю дверь и еще более настойчиво. На нашей задней двери установлен накидной двухцилиндровый серебряно-никелевый засов, но отец как-то жаловался, что дверная рама там недостаточно прочна. Засовы же сильны настолько, насколько сильна рама, которая их удерживает.
Моя мать пытается отправить всех, кроме нас с отцом, в укрытие, но Жаки не идет, как и Алисса, а Гарретт без сестры – никуда.
Отец заряжает ружья и снимает их с предохранителей.
– Ричард! Что ты делаешь? – в ужасе спрашивает мать. Одно дело – видеть ружья лежащими на столе, и другое – видеть их заряженными.
– Защищаю свою семью, – отвечает отец.
Тем временем грохот усиливается.
– Не пори горячку, – говорит мать дрожащим голосом.
Но отца не переубедить. Он надевает жилет из кевлара.
– Веди всех в укрытие! – требует он.
Но мать отчаянно сопротивляется:
– Идем с нами. Нельзя стрелять!
– Черта с два!
Отец продолжает заряжать ружья, и я вижу, что руки его дрожат. Единственное, что не дает ему сорваться, это лежащая перед ним коллекция смертоносного оружия.
– Хотя бы узнай, чего они хотят, – в отчаянии кричит мать.
– Ты знаешь, чего они хотят!
Отец смотрит на мать, их взгляды встречаются, и она словно впервые за долгое время видит своего мужа. Того человека, которого я некоторое время назад видел в гараже. Не раздраженного, ищущего крови монстра, а существо искреннее и ранимое, которое вместе с нами оказалось в ловушке собственного дома, испуганное до глубины души.
Отец берет дробовик и идет в кухню, выбирая позицию так, чтобы под прицелом оказалась задняя дверь. В укрытие никто не уходит, все хотят остаться здесь и увидеть, что случится и чем все закончится.
Грохот продолжается. Дверная ручка дергается, но не поворачивается.
Тем временем голоса, доносящиеся с улицы, становятся все громче. Я слышу, как под напором чужаков ломаются входные ворота. Слышу, как кричит кто-то, попавший в ловушку, установленную перед домом. Но у нас не так уж много ловушек, чтобы остановить всех нападающих.
И вдруг стук в заднюю дверь прекращается.
Отец делает глубокий вдох и, вскинув дробовик, укрывается за углом, готовый ко всему, что может произойти. Я не в силах отвести взгляда от двери – точно так же, когда я был ребенком, я не мог оторвать глаз от своего шкафа, думая, что там живет чудовище; стоял и, не мигая, смотрел, надеясь, что увижу то, что живет внутри, до того, как оно увидит меня.
Дверь заперта, говорю я себе. Заперта. Никто не сможет войти.
Но раздается звук – и знакомый, и страшный. Поднимается засов. Дверная ручка поворачивается. В наш дом, в нашу крепость проникают чужаки.
И затем в моем сознании вспыхивает чреда быстро меняющих друг друга разрозненных образов – словно в мозгу моем установлен бешено вращающийся стробоскоп.
Дверь распахивается.
Из темноты вырастает фигура.
Отец вскрикивает и нажимает на курок.
Мир взрывается выстрелом дробовика.
Вторгшегося в дом человека отбрасывает на дверной косяк.
Брызжет и заливает все вокруг кровь.
Брызжет на меня.
Капля крови попадает мне в глаз.
Глаз щиплет.
Простреленный падает на пол кухни лицом вниз, прямо перед входной дверью.
А в двери…
В двери, с наружной стороны, торчит ключ.
Одинокий, без связки, ключ.
Отец стоит и не дышит, все еще не в силах отойти от шока, вызванного выстрелом.
Но затем, словно в состоянии транса, вперед выходит мать…
Отец роняет дробовик…
И падает на колени…
И я, наконец, начинаю соединять вместе эти разрозненные картины.
Я понимаю, что распростертое лицом вниз тело на полу – это не мародер, готовый убивать ради глотка воды.
Это мой брат, Брэди.
Отец с отчаянным стоном подползает к телу и переворачивает его на спину. Да, это мой брат. Но я чувствую внутри странную пустоту, словно утратил власть над своими чувствами, словно я – это не я, а некто другой, чужак, обернувшийся в мою кожу и со стороны наблюдающий за происходящим.
Мать бросается на безжизненное тело Брэди. Ее белая ночная рубашка сразу же пропитывается кровью. Отец, словно отрицая очевидное, хлопает Брэди по щекам, надеясь, что тот очнется; как будто смерть – это лишь плохой сон.
Нет, нет, нет, нет, нет…
Я так сосредоточен на этой сцене, что перестал обращать внимание на то, что происходит в доме. Через заднюю дверь в дом заходят люди. Соседи. Мародеры. Они движутся подобно теням, они обыскивают дом. Дикие, бешеные глаза. Они вооружены – кто лопатой, кто кочергой, а кто и бейсбольной битой.
Но мать и отец их не замечают. Какой в этом смысл? Какой вообще смысл во всем, если погиб их сын и мой старший брат?
Брэди получил наши письма. Он знал, что утром мы уезжаем в наше убежище, и явился, как и всегда, в последнюю минуту. А когда он увидел приближающуюся толпу, то попытался предупредить нас, отчаянно стуча в дверь, пытаясь войти. Мы обязаны были понять, что это он, когда стала поворачиваться ручка двери. Ведь отец всегда оставлял для него ключи, спрятав их в потайном месте, о котором мы с братом знали еще с тех времен, когда были маленькими – в незаметном снаружи отверстии поручней на заднем крыльце. Эту прореху в нашей системе безопасности отец сделал намеренно.
Сзади кричит Алисса, но мне требуется несколько секунд, чтобы понять ее слова.
Нужно уходить, Келтон! Убираемся отсюда, Келтон!
Но я остаюсь. Я не могу уйти от своего мертвого брата – как и мои родители. Спотыкаясь на каждом шагу, я прохожу мимо Алиссы и выхожу на середину комнаты. Руки мои сами тянутся к некоему предмету, и я завладеваю им. Это дробовик, который обронил мой отец.
Я вставляю в него патрон.
Смотрю в волчьи глаза, которые сверкают со всех сторон.
Сегодня они умрут. Все до одного.
Я прицеливаюсь в голову человека, который несет баллон с водой, и нажимаю на курок.
И в этот же миг все вокруг накрывает темнота.
17) Жаки
Никогда не видела, чтобы человека вырубали ударом рамы, в которую вставлена фотография его семьи. Но все на свете когда-нибудь происходит в первый раз. Металлическая рама была достаточно тяжелой, и Алисса опустила ее на голову Келтона с приличной силой. И сделала это вовремя, потому что Келтон реально собирался устроить стрельбу и положить немало народу.
Все, что я различаю – это слепящие лучи фонариков, которые шарят по дому в разных направлениях. Мои руки свободны, пальцем я ощущаю засунутый за пояс пистолет; но я не собираюсь потратить зря хоть одну пулю. Только в случае крайней необходимости!
Алисса поворачивается ко мне и показывает ключи от нашей «БМВ». Вероятно, она подхватила их со стола, когда начался весь этот хаос. Пока мы все пребывали в состоянии шока, она продумывала план бегства.
– Нужно бежать и немедленно, – негромко говорит она.
Показывает на лежащее на полу тело Келтона и предлагает:
– Забери его.