Очередь превращается в беспорядочную толпу, и я из нее выскальзываю. Повсюду солдаты, но многие участки не охраняются, и поскольку выстрелов я не слышу, можно предположить, что солдаты не охотятся на тех, кто выходит из очередей. Я спешу туда, где народу поменьше, одновременно не спуская глаз с входа в спортзал и с бочек. Мой отец говорит: «Если хочешь куда-то пробиться, сделай вид, что это место принадлежит тебе, и в девяти случаях из десяти ты там окажешься». Но, боюсь, сейчас будет именно десятый раз. Даже если я проберусь в зал, что с того? Я буду лишь одним из тысяч жаждущих ощутить на своих губах живительную влагу. Это – не возможность, а тупик.
Повернув за угол, я вижу бассейн. Он пуст. Воду из школьных бассейнов выкачали задолго до того, как решили превратить школы в эвакуационные центры. Близорукость – проклятие этого мира. Но беспокоит меня совсем не отсутствие воды в бассейне.
Я вижу нечто иное – тела, упакованные в мешки.
Не одно и не два, а с дюжину. И что-то мне говорит, что вскоре их число возрастет.
Спокойно, спокойно! Это не смешно. Спокойно. Это не было смешно и раньше. Спокойствие, только спокойствие. Мертвые. А вертолет улетает, и неизвестно, когда он прилетит вновь с водой, которая убережет от таких же мешков собравшихся здесь людей. Чтобы намочить штаны – такого со мной никогда не происходило. И не произойдет. Но клянусь вам – сейчас я как никогда близок к этому.
– Эй, слушай! Тебе сюда нельзя!
Второй раз повторять мне не нужно. Я отступаю, направляя свои стопы туда, где люди еще ходят и дышат. Келтон был прав. Оставаться здесь нельзя. И теперь я точно знаю, что мне делать. Это будет непросто, но если здесь есть человек, который может покончить одним махом со всеми проблемами, то это – я.
25) Алисса
Очередь неожиданно замирает. Сзади здорово напирают, и мы утыкаемся в спины стоящих впереди. Похоже на стадо овец, которых загоняют в загон. Я придерживаю Гарретта за руку, чтобы быть уверенной, что нас не разлучат. Оказывается, давку устроили солдаты – они прессуют толпу, чтобы дать дорогу нескольким пустым школьным автобусам, которые въезжают на территорию школы так, словно это обычный школьный день.
– Внимание! – кричит голос, усиленный мегафоном. – Данный эвакуационный центр уже заполнен.
А интересно, кто-то обеспечивал его соответствующим оборудованием и ресурсами? Я не думаю, что он нормально оборудован даже для малой доли тех тысяч людей, что скопились в нем. Между тем голос в мегафоне продолжает:
– Всех вновь прибывших эти автобусы отвезут в резервный центр.
– Куда? – кричит кто-то. – Куда они нас повезут, черт побери?
Но никто не дает ответа.
Вереница автобусов продолжает вливаться на территорию школы, где для них выгорожена стоянка. Так тесно, что я ощущаю дыхание многих стоящих рядом людей, что не очень приятно. Келтону, чтобы что-то прошептать мне на ухо, даже не нужно наклоняться.
– Они не отвечают, потому что сами ничего не знают, – шепчет он. – Пытаются сообразить на ходу, куда направить автобусы. Но никакой это не резервный центр. У них нет ни времени, ни сил, чтобы его организовать. Все, что они смогут, – выбросят людей в какую-нибудь необорудованную зону и назовут ее «резервным центром».
Жаки, выставив локти, воюет за личное пространство.
– Откуда же ты их вытаскиваешь, ответы на любой вопрос? – спрашивает она.
Келтон не удосуживается отвечать. Вместо этого он говорит:
– Знакома с идеей социальной сортировки? Нет? А я – да. В случае возникновения кризисной ситуации ты помогаешь тем, кому можешь помочь, а тех, кому ты помочь не в состоянии, удаляешь со своего пути.
Он смотрит на первый автобус, в который люди уже принимаются послушно забираться, и продолжает:
– Гарантирую, что половина из тех, кто садится в эти автобусы, умрет, потому что, куда бы их ни повезли, их везут подальше от воды.
Я встаю на цыпочки и поверх людских голов смотрю на солдат, которые направляют гигантское людское стадо. Один из них любезно помогает подняться в автобус пожилой женщине. Конечно, солдаты намеренно никого не собираются убивать, но после того как человек несколько дней проведет без воды, смерть к нему зазывать не нужно.
– Вокруг этой стоянки нет забора, – говорю я. – То есть мы не в ловушке.
Но не успеваю я сформулировать план, как откуда ни возьмись появляется Генри. Глаза дикие, дышит тяжело.
– Гляньте, что у меня есть! – говорит он и показывает цепочку, на которой болтаются ключи от машины дяди Базилика вместе с дурацкой лапкой кролика. Это меняет все.
– Как это тебе удалось? – спрашиваю я, с трудом веря своим глазам.
– Удачная сделка, – говорит Генри. – Но нам нужно торопиться. Пошли.
Мы бежим за ним, преодолевая поток людей, покорно семенящих в сторону автобусов. Гарретт, на которого явление Генри произвело сильное впечатление, тянет его за рукав:
– Слушай! Ты взял ключи у того солдата? Который хотел нас арестовать? Как так-то?
– Да вот так, – отвечает Генри. – Быстрее! Времени нет!
Мы добираемся до грузовика, и тут я вижу, что одеяло, которым был прикрыт ящик с водой, отброшено в сторону, а сам ящик исчез.
– Вода!
При этом волшебном слове десятки глаз повернулись в нашу сторону.
– Забудьте про нее, – нетерпеливо говорит Генри. – Я обменял ее на ключи.
Жаки недоуменно смотрит на Генри.
– Последнюю воду на ключи? А тебе не приходило в голову, что машину можно завести без ключа? Или найти другой грузовик? К тому же с кондиционером?
Но не успевает Генри ответить, как в наш разговор вторгается новый голос:
– Эй! Ройкрофт! Подожди-ка!
Этот голос заставляет Генри ускорить шаг.
Через толпу пробивается какой-то спортивного вида остолоп. Потрескавшиеся губы, припухшие глаза, но еще не вполне водяной зомби. Этот тип хватает Генри за плечо, разворачивает и, глянув тому в лицо, застывает. Вид, несмотря на обстоятельства, забавный.
– Эй, да ты не Трент Ройкрофт?
Генри, не обращая внимания, поворачивается к нам:
– Быстро в грузовик!
Но спортивный тип не унимается:
– Да кто ты такой? На тебе куртка Ройкрофта. А где он сам?
Генри возится с ключами и роняет их. Ключи падают под грузовик.
– Эй, послушай! Я с тобой говорю или нет?
Но Генри ныряет под грузовик – не столько для того, чтобы достать ключи, но чтобы скрыться от навязчивого остолопа. И тут я обнаруживаю, что исчезла Жаки.
– Алисса! – напоминает мне Гарретт. – Он сказал, чтобы мы сели в грузовик.
Дверь не закрыта, и Гарретт с Келтоном садятся на заднее сиденье. Я озираюсь в поисках Жаки, но нигде ее не вижу. Черт побери! Генри появляется с другой стороны грузовика, напротив двери водителя. С ключами в руке.
– Эй, я задал вопрос! – продолжает настаивать спортсмен.
Теперь когда между ними машина, Генри отвечает:
– Пошел в задницу!
И, забравшись на сиденье водителя, захлопывает дверь.
Остолоп не столько разозлен, сколько ошарашен.
– Слушай, ты даже не из школы Святой Маргариты! Я тебя там не видел!
Но Генри заводит машину, а я прыгаю на соседнее с ним сиденье.
– Нужно подождать Жаки! – настаиваю я.
– Времени нет!
Ощущение такое, что в Генри щелкнуло и включилось что-то новое. Я даже не уверена, что он – Генри. Я теперь вообще ни в чем не уверена. Он бросает грузовик назад, и мы влетаем в блокирующую нас сзади «Тойоту». Бросок вперед – и бампером мы тараним стоящую впереди «Ауди». Рывок назад – и «Тойота» отскакивает, освобождая нам место для маневра.
И тут я вижу Жаки. Она бежит к нам, и в руках у нее – ящик с «Аква Витой».
– Нееееет! – кричит Генри, увидев Жаки.
Он расчистил достаточно места для того, чтобы мы вывернули на дорогу. Крутнув руль, он давит на газ и выезжает, разгоняя людей, идущих к автобусам. Но теперь нас видят солдаты. Один из них, с которым Генри совершил сделку, бежит за Жаки, но она улепетывает слишком быстро, чтобы ее можно было догнать.
Генри делает резкий разворот, сминая маленькое миртовое дерево, растущее на островке, разделяющем полосы, и мы застреваем, выбрасывая бешено вращающимися колесами листья, траву и цветы с газона разделительной полосы.
Задержка позволяет Жаки догнать нас. Она бросает ящик в кузов и, поняв, что Генри не собирается дать ей шанс забраться в кабину, бросается на задний бампер и, перевалив через бортик, падает в кузов, где уже лежит ящик с водой и всевозможный хлам, собранный за долгие годы дядей Базиликом.
Извергая проклятья, Генри жмет на газ, и я, чтобы не терять времени на разговоры, наклоняюсь и сама включаю полный привод. Генри врубает полный газ, мы бросаемся вперед, превращая дерево в опилки, и уносимся прочь от школы, от ошарашенно глазеющей на нас толпы и от солдат, которые, похоже, не собираются нас преследовать. Наверное, они рады, что мы больше не являемся для них проблемой.
– Ты сошел с ума? – кричу я на Генри. – Ты нас едва не убил.
Он смотрит на меня безумными глазами.
– Убил? Да я только что спас ваши жизни. Где ваша благодарность?
– Притормози! – требую я.
Генри настолько не в себе, что плохо видит дорогу, и если бы навстречу нам ехала хотя бы одна машина, дядюшкиному грузовику пришел бы конец.
Генри, яростно сжимая руль, пристально вглядывается в дорогу перед собой.
– Спокойно, спокойно, – говорит он, делая глубокий вдох.
Отпускает педаль газа, и машина начинает идти более ровно.
– Спокойно, – вновь говорит он. – Не волнуйся, все под контролем. Все хорошо.
Потом Генри поворачивается ко мне.
– Я видел там мешки с телами, – произносит он. – В некоторых уже были трупы, но неподалеку лежали пачки неиспользованных.
– Не может быть! – перебивает его Гарретт. В глазах моего брата ужас, словно кто-то только что доказал ему, что призраки действительно существуют.
– Тебе понятно, почему я хотел удрать отсюда, Алисса? Понятно? Я хотел спасти всех нас, потому что если бы я этого не сделал, этого не сделал бы никто. Тебе понятно?