– Я ведь действительно был на диспутах капитаном команды, ты же знаешь.
Но сейчас я не намерена никого прощать. Я чувствую себя последней идиоткой. Оскорбленной идиоткой. Лицо мое, вероятно, горит так, что это видно и в темноте, потому что Генри произносит:
– Подожди. Так ты что, не знала?
Но почему это я должна чувствовать себя неловко? Это же Келтон виноват, урод! И, не успев отдать себе отчет в том, что делаю, оттолкнув Генри, я бросаюсь к хетчбэку, где спит Келтон. Грохочу в дверь кулаком, потом ногой, пока он не поднимает свою гнусную рыжую башку и не открывает дверь.
– Что? В чем дело? Что происходит?
– Надеюсь, ты получил удовольствие, Келтон? – рычу я. – Это было забавно, так? Ты увидел все, что хотел, верно?
Я понимаю – сегодня, когда все летит кувырком, это – вопрос отнюдь не первой важности. Но я ничего не могу с собой поделать. Ярость поглотила меня.
– Что? О чем ты говоришь? – бормочет Келтон.
– Ты шпионил за мной со своим вонючим дроном или нет? – спрашиваю я.
Келтон медлит с ответом. А мне больше ничего и не надо. Я толкаю его спиной на машину.
– Ты вонючий урод. Вшивая поганка! – ору я.
– Алисса! Это было в восьмом классе!
– Нет срока давности для вонючего отстоя!
– Это было всего один раз!
– Неважно, сколько это было раз. Важно то, что ты сделал это!
– Алисса!
– Забудь мое имя! – не унимаюсь я. – Даже не думай о нем!
Я убегаю, потому что если бы я осталась, меня было бы не унять, и мы разбудили бы всех людей, спящих поблизости, и они прибежали бы, и эта история приобрела бы статус события федерального значения, какового она не заслуживает. В моем сознании идет битва.
Одна часть меня хотела бы отключиться от этой истории и, может быть, вернуться к ней, когда закончится кризис. Брат Келтона мертв. Будет еще немало опасностей, с которыми нам придется столкнуться лицом к лицу.
Но во мне есть и другая часть, которую нельзя ни заставить замолчать, ни проигнорировать. Моя нормальная часть, которая не позволит закрыть глаза на то, что сделал Келтон, только на том основании, что нынче есть дела и поважнее. Неважно, что происходит вокруг нас, я имею право на то, что я чувствую!
Я возвращаюсь к своей машине. Я хочу пить, и я просто вне себя от ярости. А может быть, стоило все-таки остаться наедине со своими кошмарами? Это лучше, чем то, о чем сказал Генри.
И он, легок на помине, – появился в моем окне.
– Алисса! Прости, я не хотел тебя расстраивать…
– Как раз и расстроил! – отзываюсь я резко.
И сразу же чувствую, как мне стыдно. И говорю более мягко:
– Я знаю, нечестно ругать того, кто приносит плохие вести, и все-таки этого непросто избежать.
– Я понимаю, – говорит Генри и кладет руку на дверную ручку. – Можно мне войти?
Несколько мгновений я размышляю. Нет, теперь лучше отставить все, что касается человеческих отношений, и на время забыть про них.
– Увидимся утром, – говорю я.
– Хорошо, – кивает он головой. – Спокойной ночи.
Но мы оба знаем, что покоя не будет.
Часть 4Убежище
День шестойЧетверг, 9 июня
30) Келтон
Алисса со мной не разговаривает, Гарретт даже не смотрит в мою сторону, а Жаки, похоже, все это находит забавным.
– Мы – единая семья, – говорит она. – И весьма неблагополучная.
Генри ничего не говорит и только молча крутит баранку.
Гарретт признался, что рассказал Генри про то, как я подглядывал за Алиссой, и Генри сразу же использовал это как оружие против меня. Теперь мои мозги заняты тем, что я пытаюсь придумать, как побольнее его задеть, когда мы приедем в убежище. Вывихнуть ему другое плечо, сломать руку или выбить коленную чашечку? Дай же мне повод, гад! То, что он рассказал о моих грехах Алиссе, – повод достаточно веский, но, наверное, это все-таки моя карма, и я должен перетерпеть ее уколы. Как бы мне этого ни хотелось, но я не стану нападать на Генри, пока он не докажет, что опасен, как я и подозреваю. Но я не имею права полагаться на ощущения. Особенно сейчас, когда Алисса доверяет ему гораздо больше, чем мне.
Полчаса назад мы оставили маленькую дорожную коммуну Агаты. На рассвете свернули наш лагерь, сложили простыни и вернули их хозяевам. Это приятно – складывать простыни. Чувствуешь себя приличным человеком. Странно, но в недавнем прошлом это было самой ненавистной из моих домашних обязанностей. Попрощались с теми, с кем успели подружиться во время нашей короткой остановки – с рукастым байкером Максом, например. А в конце Водяной ангел проводила нас, одарив горстью зефирных пирожных и обняв на прощание. Это было так необычно – чувствовать себя в объятиях этой женщины. Я вновь почувствовал себя ребенком, и мне не хотелось уезжать.
Я знаю, что и Алиссе не хотелось уезжать. Меня удивило то, что она не осталась просто для того, чтобы от меня отделаться. Здесь бы она получила воду, или, по крайней мере, не страдала бы так от жажды. Но, может быть, ей не хотелось, чтобы я, доехав до убежища, добрался до воды раньше, чем это сделает она? А может быть, она просто не хочет расставаться с Генри? Может, не стоит ломать ему конечности? Просто взять, да и врезать по носу, чтобы тот впечатался в мозг!
Нам пришлось перенести наш ящик «Аква Виты» назад в кузов, чтобы все могли поместиться в кабине грузовика. И это было непросто сделать – мы же могли вызвать подозрения. Перед этой операцией между нами разгорелась негромкая дискуссия – а не достать ли пару бутылок и не выпить ли их. Даже я был не против. Но открыть ящик – это значило показать Агате и ее подопечным, что у нас есть вода.
– Стоит им увидеть, – сказала Жаки, – вы знаете, что произойдет. Она объявит это собственностью коммуны, поделит между своими фаворитами, и наш неприкосновенный запас улетучится.
Я ждал, что Алисса примется спорить с Жаки – альтруизма в ней достаточно, чтобы смириться и с таким вариантом. Но она промолчала. Может быть, злясь на меня, она распространила свою злость и на весь остальной мир?
Мы согласились, что можно будет остановиться и открыть ящик, когда мы отъедем достаточно далеко. Но теперь, когда колеса шуршат по асфальту, Генри наотрез отказывается делать привал.
– Мы же почти доехали. Что толку тормозить? Еще часик продержимся, а?
– Конечно, можно и подождать, – неожиданно говорит Гарретт, который как-то незаметно переметнулся на сторону Генри.
А поскольку никто не хочет показать, что он слабее десятилетнего ребенка, все принимают предложение Генри.
– Но если ожидание растянется больше, чем на час, я буду долбить тебя по башке, пока ты не остановишься и не дашь нам выпить воды, – заявляет Жаки.
Я был бы счастлив, начни она делать это прямо сейчас, но предпочитаю не высказываться на этот счет.
Я смотрю в окно машины. В воздухе висит густая едкая дымка. Вся Южная Калифорния укрыта одеялом дыма от пожаров. Рассвет агрессивно-малиновый, а солнце, поднявшееся над кромкой гор, бордового цвета – скорее кровавая луна, а не солнце.
Музыку мы не включаем. Вместо этого переключаемся со спутниковых на местные станции. Большинство из них либо не выходят в эфир, либо передают только экстренные сообщения, по сути, одно и то же. Все это мы уже знаем. Эвакуационные центры загружены на полную мощность, и люди вынуждены направляться в резервные. Одним словом, обычный треп. Но мы продолжаем слушать радио, потому что мне интересна локализация пожаров. Три пожара бушуют далеко на востоке, причем один полностью заблокировал дорогу на Большое Медвежье озеро. Два пожара в Кастайке угрожают перекрыть пути к тамошнему озеру, куда устремились миллионы людей из Лос-Анджелеса.
Одно сообщение касается помощи, которую власти собираются сегодня оказать прибрежному населению. Но трудно предсказать, насколько успешной будет эта новая попытка. Я представляю себе, что это Вторая мировая война и берега Нормандии штурмуют американские морские пехотинцы, но с водой вместо оружия. Чтобы организовать такую операцию, нужны месяцы. Планы – это одно, возможности – совсем другое.
– Если на берегу есть свежая вода, может, стоит поехать туда? – предлагает Генри, не знающий, через что каждому из нас уже пришлось пройти.
– Рули и не оглядывайся, – говорит Алисса, которой не хочется ничего объяснять.
В акведуке мы провели не больше получаса, после чего выбрались на бегущую у подножия гор дорогу, достаточно далеко от цивилизации и блокпостов. Наконец мы подъезжаем к знаку, который гласит: «НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЗАПОВЕДНИК АНДЖЕЛЕС». Ниже – красный плакат: «Высокая опасность возгорания». Они еще нам объясняют!
Похоже, совсем недавно здесь был блокпост – стоят пластиковые барьеры и конусы, но все сдвинуто в сторону, и не видно ни одного солдата. Вероятно, их перебросили туда, где в них больше нужды. Мы продолжаем ехать, а дорога начинает петлять.
– Теперь недалеко, – говорю я. – Миль десять. Смотри, слева будет грунтовка. Езжай помедленнее, ее легко прозевать.
– У меня голова болит, – жалуется Гарретт, словно голова болит у него одного.
– Это от дыма, – говорит ему Алисса, хотя головы у нас болят, скорее всего, от обезвоживания. – Приедем, дам тебе таблетку от головной боли.
– В убежище такие есть, – говорю я, обращаясь в ее сторону, но она даже не реагирует. Ей противно находиться со мной в одной машине.
Конечно, если бы все было наоборот и она подглядывала за мной с помощью дрона, мне было бы приятно. Если бы она, конечно, надо мной потом не смеялась. Хотя, наверное, мне бы тоже было не по себе.
Дай она мне по башке за эти старые дела – и на этом бы все закончилось. Но, как мне кажется, сейчас ей не до этого. Как, собственно, и мне – у нас дела поважнее, и глупо волноваться из-за того, что было сто лет назад. Но уж такой я есть – глупец, да и только. Идиот.
– Мы эту дорогу ищем? – спрашивает Жаки через пятнадцать минут.