бежит! И я вижу, как ее спина исчезает в дыму.
– Алисса! – говорит Гарретт. – Мы должны были остановить ее.
– У нас ничего бы не получилось, – говорит Келтон. И я знаю, что он прав. Выбор у нас всех невелик. Жаки сделала свой. Наш – ничем не лучше. Я смотрю на север. Подъем достаточно крут. У меня нет сил, чтобы карабкаться на него. Но я смогу. Не знаю как, но смогу.
53) Жаки
Жар кусает меня за щеки. Огонь способен жечь, прожигать, обугливать. Но меня он просто кусает. Покалывает кожу. Играет со мной.
Уклон дороги меняется. Теперь дорога бежит вниз, и ноги сами несут меня, потому что я знаю – вода плещется где-то у подножия холма, с которого сбегает дорога. Мои спутники были слишком близоруки, чтобы увидеть воду. Они смотрели на огонь, а не сквозь него. И огонь их ослепил. А теперь я буду первой, кто прильнет к воде и сделает глоток. Да, им повезет, если я не проглочу все водохранилище к тому моменту, когда они доберутся до воды. Если они доберутся до воды. Я могу оказаться там совершенно одна, потому что только я решилась бросить вызов огню.
Назад смотреть нельзя. Позади – лишь дым и мертвый лес. Теперь жар пульсирует вокруг меня. Или это бьется мое сердце? Но ощущение такое, что я нахожусь в самом центре живой топки. Божества, которое требует пищи.
Спотыкаюсь о ветку и падаю. Удар сильный, но боли не чувствую. Ветка охвачена пламенем – рухнула с горящего над дорогой дерева. Все верхушки над дорогой горят, и я вижу по левую и по правую от себя руку, как огонь лижет древесные стволы. Внизу, у земли, воздух посвежее, и дым не так жжет мои легкие. Я вскакиваю и вновь бросаюсь бежать, но теперь бегу согнувшись, чтобы дышать воздухом почище.
Теперь пульсирует все мое тело. Жар усиливается, и хотя пламя еще не касается моей кожи, легче мне не становится – если меня не поджарит, то запечет, только и разницы! А потому, чтобы побороть боль, я прибавляю скорости. Горячий ветер хлещет во всех направлениях, искры мечутся вокруг меня, и тут я слышу, как меня зовут:
Жаки… Жаки…
Это порыв ветра шепчет мое имя, ожогом лаская мне лицо. Голос этого ветра я слышала всю свою жизнь, это – Зов Пустоты; но теперь он звучит не спереди, как раньше, а отовсюду, и слышна в этом зове мощь и некая высшая удовлетворенность.
И впервые в жизни голос этот пугает меня.
Я позволяла пустоте дразнить и искушать меня. Но я не позволю ей меня забрать. Всеми силами, которые во мне еще остались, я буду ей противостоять.
Языки пламени танцуют уже на дороге, перекрывая мне путь. Деревья превратились в один воющий костер, но по ту сторону пелены огня я вижу нечто, поблескивающее в свете пожара.
Это водохранилище.
Спасение по ту сторону ада.
Они называют это преисподней. Я готова принять преисподнюю, если за ней открываются небеса.
Жаки…
Боль, терзающая меня, почти невыносима, но я продолжаю бег. Жар режет и сушит глаза, а потому я закрываю их и лицом к лицу сталкиваюсь с пустотой. Я несусь через белое пламя и абсолютную черноту по кромке, разделяющей жизнь и смерть. Пустота начинает проникать в мое тело, и я понимаю, что последует дальше. Она захочет завладеть моей душой. Но я не отдам ее без борьбы.
Я мчусь, не останавливаясь. Я не принимаю боли. Через пылающую пустоту я прорываюсь к водам рая.
54) Алисса
Огонь следует за нами по пятам, на вершину холма. Каждый раз, оглядываясь, я вижу – как бы высоко мы ни забрались, пожар не отстает. Но и не приближается, словно примеривая свои шаги к нашим. А это значит, что нам нельзя медлить – если притормозим, огонь нас настигнет.
Дует ветер, но теперь он дует нам в лицо, с вершины.
«Это огонь притягивает воздух, – думаю я. – Всасывает его, питается им».
Это как морской прибой. Бьющиеся о берег волны формируют обратное течение, унося воду от берега. Мы попали в это обратное течение, а сзади на нас наваливается могучая волна прибоя. И видение это оказывается столь мощным, а мозг мой так ослаб, что я попадаю в ловушку. Булькающий звук кипящего древесного сока и гортанное дыхание пламени слились в моем сознании в подобие рева, который издает штормовое море, и на мгновение я воочию вижу себя на берегу – вижу, как бегу, спасаясь от смертоносного цунами. И только когда я замечаю своего брата, который на два шага впереди меня карабкается по склону холма, я понимаю, где мы и что с нами происходит. И все-таки я предпочла бы, чтобы нас преследовала вода. Пусть даже соленая. Если бы мы действительно оказались на берегу, я бы напилась морской воды – пила и пила, пока она меня бы не убила. Так, наверное, и ведут себя водяные зомби.
Когда мы начали подъем, то шли бок о бок, но теперь Гарретт, который пил совсем недавно, вырывается на несколько ярдов вперед, а Келтон отстает.
– Когда мы… когда мы… – сипит Келтон, борясь с хрипотой и кашлем, – мы будем наверху… повернем налево и… налево… к…
Он не может вспомнить слова.
– Водохранилищу, – заканчиваю я за него.
– Быстрее! – кричит Гарретт. Он успевает убежать еще дальше и теперь нервничает оттого, что мы не поспеваем за ним. – Мы почти пришли.
Но мне кажется, что до вершины холма еще несколько миль. Оглянувшись, я вижу, что Келтон отстает еще больше. Остановившись, он прислоняется к высокому пню и пытается восстановить дыхание, а горящие угольки пожара падают вокруг него как пламенеющие конфетти.
– Келтон! – кричу я.
– Я… сейчас…
Я возвращаюсь к нему, вдвое сокращая расстояние между собой и огнем.
– Секунду, только…
Невыносимо жарко. Кажется, еще мгновение, и моя одежда вспыхнет, а кожа лопнет.
– Немного отдохнуть… – шепчет Келтон. – Немно…
– Нет! – ору я. Само слово «отдохнуть» едва не заставляет мои колени согнуться. Какое замечательное слово! Шум волн. Отдых. Пятки упираются в холодный влажный песок…
– Нет!
Я хватаю Келтона и отдираю его от пня.
– Я должен… должен… – бормочет он.
– Ты должен БЕЖАТЬ!
Отрываю Келтона от земли. Он не имеет права умереть после того, что прошел и что пережил. После того, что случилось с его семьей.
Странно, но, сконцентрировав свои усилия на Келтоне, я сама смогла преодолеть желание остановиться и упасть. Мы продолжаем движение наверх, и я осознаю, что ведет меня к цели мой предсмертный прилив энергии. Последний, после которого мне будет уже нечего отдавать.
Надеюсь, Келтон оценит, что я трачу эту энергию именно на него.
Я не вижу Гарретта. Он гораздо выше, чем мы с Келтоном, и он зовет меня. Я пытаюсь сосредоточиться на голосе брата, и в этот момент ноги вновь подводят Келтона. Он ничком падает на землю, уже неспособный подняться.
– Убежище, – бормочет он. – Всем в убежище…
У него помутнение рассудка, и здесь мне уже ничем не помочь. Жажда начинает отключать его мозг. Остается последнее, что я могу сделать, чтобы его безжизненные ноги заработали вновь.
– Я не позволю тебе остаться здесь! – хрипло кричу я. – И если ты не затащишь свою задницу на вершину холма, я умру вместе с тобой. Ты этого хочешь? Ты хочешь, чтобы я откинула коньки по твоей милости?
Его слезящийся взгляд встречается с моим. Уголек падает рядом с его головой, поджигая сухую траву. Келтон поднимается на четвереньки. Ползет вперед. Сработало! Вбив в его башку мысль о себе, я активизировала в Келтоне всю остающуюся в нем силу – так же, как, сконцентрировавшись на нем, несколькими минутами назад я вызвала и в самой себе прилив энергии. И я понимаю – это суть человеческой природы: когда мы уже неспособны спасти самих себя, мы – каким-то невероятном способом – находим силы спасти друг друга.
Наконец мы поднимаемся на вершину. С трудом верится, что я еще не умерла. Живой я себя не чувствую. Мне кажется, смерть настигла меня в сотне ярдов ниже по склону холма, и теперь душа моя навечно осталась там, в ловушке жажды и огня.
Гарретт стоит на плоском валуне, с трудом переводя дыхание, и смотрит на запад. Я присоединяюсь к нему. Отсюда, с высоты мы видим водохранилище. До него с четверть мили. Келтон был прав! Прав!
Но огонь коварно разрушает наши планы, врываясь на узкую полоску леса, отделяющую нас от воды. Водохранилище так близко – а мы не можем к нему пробиться!
– На север! – хриплю я. – В обход!
Слова с трудом выбираются из моего пересохшего рта. Язык мой – словно кусок кожи, голосовые связки – хрупкая бумага. Но мы успеем обогнуть огонь с севера! Карабкаться вверх было невыносимо трудно, но теперь предстоит спуск, что гораздо проще, правда? Сделаем петлю вокруг огня и вернемся к водохранилищу.
Но потом я смотрю на Келтона, – он лежит, уткнувшись лицом в землю.
– Нет!
Я бросаюсь к нему, переворачиваю на спину. Рев приближающегося пламени мешает мне вслушаться в его дыхание. Тогда пальцами я открываю его глаза – как будто, если открыть глаза, он обязательно меня увидит.
– Келтон! Проснись! – прошу я.
Наконец он начинает издавать звуки, это не слова – какие-то гортанные всхлипы и хрипы. Глаза его закатываются, и я понимаю, что жить ему остается всего несколько минут. И спасти его я не могу, и унести подальше от приближающегося огня – тоже. Даже вместе с Гарреттом. Как бы мы ни старались.
– Алисса!
Я поворачиваюсь к брату, который уже успел на несколько шагов спуститься по противоположному откосу холма. Там, чуть дальше на север, нас ждет спасение. Ждет жизнь. Но я вглядываюсь в то, что видит Гарретт, и мне все становится ясно – до воды нам не добраться.
С этой стороны холма – не склон, а обрыв. Вертикальный, высотой футов в пятьдесят.
И спуститься по нему немыслимо. А значит, мы в ловушке.
С отчаянием в глазах Гарретт смотрит на меня. Его покачивает, плечи бессильно опустились. Вся энергия, которая еще сохранялась в нем, похищена страшным открытием, которое мы сделали. Я хватаю брата за руку и оттаскиваю от края пропасти.
– Все будет хорошо, – шепчу я, крепко прижимая его к себе.