х различий в мозге младенцев. Большинство исследований либо не находит разницы, либо она оказывается слишком мала для того, чтобы можно было делать какие-то значимые выводы. Младенческий мозг, доказывает Риппон, – это скорее «церебральнаая губка», которая впитывает сигналы из окружения и очень пластична. Но стереотипизация с рождения упаковывает человека в «биосоциальную смирительную рубашку», как называет ее Риппон, разновидность «связывания мозга»{86}. Исходя из концепции де Бовуар, важно, что от воспитания ребенка зависит, отважится ли он трансцендировать или будет робеть и не решаться, и проблема в том, что связывание мозга толкает мальчиков на то, чтобы быть отважными, а девочек – чтобы быть робкими{87}.
Отлично иллюстрирует это связывание мозга известная загадка: «Отец и сын попадают в аварию, отец умирает, сына отвозят в больницу. Входит врач и говорит: “Я не могу оперировать пострадавшего ребенка, это мой сын”. Как такое возможно?» (Если вы эту загадку не знали, попробуйте догадаться сами.) Я впервые услышала эту загадку в компании женщин, и тогда правильный ответ дали только треть присутствующих.
Позже я протестировала ее на моих собственных друзьях. –[8]? Ребенок приемный? Погибший отец – священник? -?[9] Все это, конечно, тоже возможно. Да, загадка специально составлена так, чтобы в роли врача мы представляли именно мужчину, и тем не менее то, что самый простой ответ (врач – женщина, мать ребенка) многим (даже адептам феминизма) не приходит в голову, наглядно демонстрирует имплицитные предубеждения относительно женских ролей.
Во «Втором поле» Симона де Бовуар отмечает, что мальчиков ориентируют на свободу, а девочек – на вторичность по отношению к мужской свободе. Мальчиков побуждают быть активными, заниматься спортом, испытывать себя в состязаниях и соперничестве, поэтому у них, доказывала де Бовуар, нет конфликта между тем, что они делают, и тем, какими им полагается быть, между ожиданиями окружающих и желанием самоутверждения, пока они придерживаются сценария мужественности, который во многом носит ограничительный характер.
Мальчиков поощряют принимать свою свободу и самоутверждаться ради себя самих, тогда как у девочек возникает ощутимый конфликт между желанием самоутвердиться и чужими ожиданиями. Из-за этого на пути у девочек появляется гораздо больше препятствий, чем у мальчиков{88}. Симона де Бовуар признавала, что у цветных и представителей маргинальных слоев конфликты такого рода проявляются неизмеримо острее. Двадцатилетний герой романа Ричарда Райта «Сын Америки» (1940), темнокожий и очень бедный, обретает себя как независимый субъект, но оказывается в чуждом, незнакомом мире, где он является Другим и многие двери для него закрыты. Он знает, что из-за цвета кожи никогда не сможет сесть за штурвал самолета и подняться в небо{89}.
Если белых мальчиков воспринимают как детей, то черных – как более взрослых и более опасных. Отчуждение по отношению к черным доводят до того уровня, когда гендер становится признаком угрозы. Вспомним Майкла Брауна, Трейвона Мартина, Тамира Райса[10]. Белые мужчины убили этих мальчиков только потому, что те были темнокожими.
Вспомним также темнокожую олимпийскую гимнастку Симону Байлз, выполнившую в 2021 году элементы, которые судьи, как утверждается, сочли слишком опасными для женщин и в наказание занизили ей баллы{90}. Хотя некоторые мужчины выполняли на соревнованиях те же элементы, Байлз не позволил этого искусственный потолок, не дающий женщинам возможности быть настолько великолепными.
Впрочем, некоторые подвижки все же есть. В 2019 году в Великобритании запретили к показу рекламу, содержащую гендерные стереотипы. В частности, речь шла о рекламе творожного сыра, в которой мужчины не замечают, как конвейерная лента увозит их детей, из чего следует, что ребенка на отца оставлять нельзя. Запретили и рекламу «Фольксвагена», где мужчины были представлены в ярких образах астронавтов и параатлетов, а женщинам достались пассивные роли – они или сидят с колясками, или спят. В книгах – например, в серии о Ясмин, созданной Саадией Фаруки и Хатемом Али, – девочки появляются в ролях и строителей, и исследовательниц, и звезд футбола, и модниц, и кулинаров. Диснеевские мультфильмы «Храбрая сердцем» (2012), «Холодное сердце» (2013) и «Моана» (2016) расшатывают стереотипы, касающиеся девочек и их интересов, а «Лука» (2021) студии «Пиксар» показывает мальчиков в многозначных ситуациях, таких как демонстрация своей уязвимости, обретение друзей, отказ от токсичной маскулинности.
Подобные инициативы бросают вызов гендерным стереотипам и делают шаги в правильном направлении. Но шаги эти слишком ничтожны для того, чтобы подвести к настоящей трансформации, крайне необходимой всем. Истории, которые мы рассказываем, требования к внешнему облику, организация занятий рисуют для мальчиков и девочек разные картины мира.
Эти различия по-прежнему неустанно формируют у девочек представление о собственной неполноценности. В частности, классические сказки «Золушка», «Белоснежка», «Спящая красавица», «Рапунцель» учат нас, что девочкам положено смиренно (а то и в забытьи, без сознания) дожидаться спасения, пока мальчики, рискуя собой, сражаются с драконами и ведьмами. Де Бовуар признавала, что эти истории в равной степени обусловливают поведение как мальчиков, так и девочек{91}. Традиционные сказки сочиняли мужчины для мужчин, чтобы создать героические идеализированные образы самих себя.
Внешний вид также регламентируется. У одной из нянь-подростков, которых я приглашала сидеть с моим маленьким сыном, были длинные волосы, и, когда она решила сделать стрижку, парикмахер с ней работать отказался, заявив, что волосы у девочек должны быть длинными. Так она и ушла из салона – в слезах и с мокрой головой. Во время карантина из-за COVID-19 мой сын, наоборот, решил не стричься, хотя все – не исключая меня – то и дело говорили, что он слишком оброс. Я ловила себя на том, что сама бессознательно попадаю в силки связывания мозга.
Гендерный регламент по-прежнему существует и в одежде. В короткометражном фильме под названием «Не моя ответственность» (2020) певица и автор текстов Билли Айлиш говорит, что ее внешний вид критикуют всегда, как бы она ни оделась. Она чувствует на себе неодобрительные взгляды на каждом шагу. Женщин постоянно сковывают противоречивые строгие требования и моральные претензии, предъявляемые к внешности. Эссеист Лиза Селин Дэвис доказывает, что сейчас гендерное разделение у американских детей более явное, чем прежде. В XIX веке (и ранее) мальчики играли в куклы и носили платья. В 1970-х рынок предлагал мальчишеские наряды и девочкам, однако «девчачья» одежда для мальчиков – это по-прежнему очень узкая ниша. Девочек с маскулинным поведением называют девчонками-сорванцами, феминизированных мальчиков – неженками. Быть похожим на девочку – оскорбление, быть похожей на мальчика – достоинство. Девочкам мальчишеский мир приоткрыт, девичий мир для мальчиков все так же социально неприемлем. Как утверждает Дэвис, эта регламентация так сильна и насаждается настолько незаметно, что дети подчиняются стереотипам уже в трехлетнем возрасте. Вторя идеям де Бовуар, Дэвис заявляет: «Если мы перестанем навязывать ложные ярлыки мужественности и женственности чертам характера и поддержим неоднозначность, стресса будет гораздо меньше»{92}.
Регламентируются и эмоции. Всем известно, что «мальчики не плачут». И «истинные леди не злятся». Нейтральное выражение женского лица ошибочно расценивают как «стервозное», поскольку, как доказывала нейробиолог Лиза Фельдман Барретт, в женских лицах люди видят больше негатива, чем в мужских. Предполагается, что женщина должна лучиться счастьем и радостью, и отсутствие улыбки на женском лице воспринимается как маркированный эмоциональный отклик – злоба или осуждение. Когда женщина все-таки злится, ее воспринимают как скандалистку или сумасшедшую. Когда злится мужчина – и даже убивает кого-то в гневе – это «просто не его день»{93}. Для цветных женщин дела обстоят еще хуже{94}.
Пытаясь во «Втором поле» дать определение женщине, Симона де Бовуар перечисляла вероятные критерии. Та, у кого есть матка и яичники? Та, кто носит юбку? Но некоторых женщин критикуют за недостаток женственности, несмотря на все наличествующие анатомические половые признаки. Мы используем гендерное понятие «женщина» не только для описания пола, но и для оценки, например во фразе «ты не настоящая женщина». То есть и половые органы не являются достаточным основанием для того, чтобы четко и недвусмысленно классифицировать кого-то как женщину.
–.
–{95} -[11]. Симона де Бовуар писала: «Отрекаясь от женских свойств, женщина не приобретает мужских. –[12]{96}.
Считая, что каждый из нас представляет собой неповторимый синтез интенций прошлого, настоящего и будущего, Симона де Бовуар видела значимое различие в том, какие половые органы человек получает при рождении – женские, мужские или является гермафродитом. Кроме того, она полагала, что биологический пол позволяет четко разделять категории в спорте:
Спортсмены не ставят своей целью достижение результатов, не зависящих от их физических возможностей, они стремятся к таким достижениям, на которые способен их организм. Чемпион в наилегчайшем весе ценится не меньше чемпиона тяжелого веса; чемпионка по лыжному спорту не считается ниже мужчины-чемпиона, который бегает быстрее ее, они просто соревнуются в разных категориях