и. Роли эти сильно отличаются у разных женщин в зависимости от класса, расы, возраста, здоровья, этнической принадлежности, сексуальной ориентации и гендера.
Героиня романа де Бовуар «Прелестные картинки» Лоранс, родившая дочь, говорит: «Воспитать ребенка не значит сделать из него прелестную картинку»{119}. Однако именно этим воспитатели сплошь и рядом и занимаются. Экзистенциальный вызов состоит в том, чтобы растить и социализировать детей в нравственно здоровом ключе; мы должны признавать необходимость вхождения в социум, не загоняя при этом детей и подростков в узкую колею чужих ожиданий.
Мучительные терзания переходного возраста можно преодолеть, помогая подросткам стать одновременно беззаботными и мудрыми, добиваться целей, гармонирующих с их интересами, и освобождаться из-под спуда чужих суровых требований. Мы должны создавать для всех детей возможность стремиться в открытое перед ними будущее и выбирать жизненный путь самим. Эта экзистенциальная свобода может позволить детям преодолеть и комплекс неполноценности, и манию величия и поддержит их в подлинном становлении. Переучиваться трудно, однако в идеале каждый человек должен чувствовать уверенность в себе на пути к самореализации, гордиться тем, кем он является, и радоваться тому, кем он выбирает стать.
Как учит нас Симона де Бовуар, пусть мы не можем изменить время и место своего рождения и не выбираем родителей, для подлинного существования жизненно важен выбор, который мы делаем в рамках этой данности. Чтобы реализовать себя, нам нужны другие сознания, и тогда подлинный друг вполне может стать надежным проводником к подлинности. Друзья могут вести один другого к новым возможностям, поддерживая и вселяя уверенность. Подлинный друг – неважно, друг-соперник, близкий друг или любые сложные сочетания того и другого, – способен помочь справиться с бурями взросления и не только с ними.
Часть IIСостояния
Дружба
В тот момент, когда ты признаёшь у меня сознание, ты знаешь, что я тоже признаю таковое у тебя. Это все меняет.
С точки зрения Симоны де Бовуар, дружба не только возможна и важна, но и являет собой ключ к подлинности. Дружба – это стержень, на котором держится «подлинно моральная позиция», как называет ее де Бовуар{120}. Но опорой для подлинности может служить только конструктивная и мотивирующая дружба. И хотя дружеские отношения требуют взаимного признания, взаимность, согласно Симоне де Бовуар, не обязательно должна выражаться одинаково или в равной степени, чтобы быть подлинной.
Описывая взаимное признание, де Бовуар использует термин «интерсубъективность», обозначающий тот момент, когда человек обнаруживает, что не является центром Вселенной; когда он осознает, что существуют другие люди, со своей внутренней жизнью, ничуть не менее реальной и драматичной, чем его собственная{121}. Взаимное признание подразумевает следующее: хотя каждый человек – субъект и другие люди для него объекты, в перспективе других сам он также является объектом, и это нужно осознать и принять.
Чтобы участвовать в интерсубъективных отношениях, нужно умерить эгоцентризм и себялюбие. Очевидное, казалось бы, требование, однако, чтобы его выполнить, придется преобразовать свои взаимодействия с другими. По образцу экзистенциальной дружбы – конструктивной, полной взаимоотдачи и сотрудничества – строятся и остальные виды подлинных отношений.
Существование – это постоянная борьба между устремленностью в жизнь и умением оставлять пространство для других. Другие люди жизненно важны на нашем пути по созданию себя, поскольку мы осознаем и утверждаем свое существование посредством взаимодействия с другими. Без других, оставшись в полном одиночестве, мы рискуем впасть в заблуждение относительно себя и окружающего мира.
Два главных персонажа романа Симоны де Бовуар «Гостья» – Франсуаза и Пьер – разговаривают о том, насколько важна интерсубъективность для осмысленной жизни:
– В тот момент, когда ты признаёшь у меня сознание, ты знаешь, что я тоже признаю таковое у тебя. Это все меняет.
– Возможно, – согласилась Франсуаза. Она в замешательстве разглядывала дно своего стакана. – Словом, дружба – это означает, что каждый отрекается от собственного преобладания. А если один из двоих отказывается отречься?
– В таком случае дружба невозможна, – сказал Пьер{122}.
Дружба, определяющая подлинно моральную позицию, дается нелегко. Как мы уже знаем, сознательное существование, согласно Симоне де Бовуар, непременно подразумевает отчуждение: я – это я и совершенно точно не ты. Такое осознание может вести как к дружбе, так и к вражде. В этом и подвох. Эпиграфом к роману «Гостья» служит цитата из Гегеля, иллюстрирующая эту динамику: «Всякое сознание стремится к смерти другого».
Гегель доказывал, что самосознание подразумевает признание другими людьми. Проблема в том, что окружающие воспринимают нас так, как мы себя воспринять не можем, то есть какая-то часть нашего бытия непроницаема для нас самих и прозрачна для других. Если одна из целей жизни – максимально познать себя, чтобы реализоваться в полной мере, то знать, что думают о нас другие – как они нас видят и слышат, как относятся к нам и реагируют на нас, – также важно.
В идеале они просто высказали бы начистоту, что о нас думают, но невозможно знать наверняка, говорят ли нам правду, поэтому надеяться на полноценное знание не приходится. Тем не менее люди все равно делают такие попытки, тем самым подливая масла в огонь психологических сражений за часть своего бытия, которой владеют другие. По Гегелю, эта динамика ведет к ожесточенной моральной борьбе{123}. В этом заключается гегелевская диалектика раба и господина: в отношениях двух людей один пытается возобладать над Другим. Если в этом противостоянии оба окажутся равны, у них сложатся отношения взаимности, причем не обязательно дружеские, эти двое могут и враждовать. Однако, если одному все-таки удается утвердиться над Другим, их взаимодействие превращается в отношения угнетения.
Кому-то это покажется надуманным. Не все воспринимают чужое мнение как посягательство, вынуждающее с боем возвращать свое. Но в действительности концепция эта не такая уж фантастическая. Людям довольно часто небезразлично чужое восприятие и хочется контролировать впечатление, которое они производят на окружающих.
Представьте себе, что с кем-то познакомились. Вы беспокоитесь о том, каким ему кажетесь. Хотите, чтобы о вас думали хорошо – или хотя бы не думали плохо. Гадаете, как воспринимает вас этот человек. Пытаетесь посмотреть на себя его глазами. При этом и сами его оцениваете, вынося суждения и формируя мнение. Чем больше для вас кто-то значит, тем важнее, что он о вас думает. Чем больше хочется, чтобы он думал о вас хорошо, тем больше желание управлять тем, что о вас подумают. Такие отношения могут быстро свестись к собственническим конфликтам.
Главная героиня романа Симоны де Бовуар «Мандарины» Анна разговаривает на праздничном вечере с мужчиной, и тот сообщает, что его предостерегали относительно нее. Она пытается не придавать значения тому, что говорили другие, и борется со своим желанием это узнать: «Но взгляды [других людей] – кто может устоять перед этой головокружительной бездной?»{124}
Разумеется, полная зависимость от чужого мнения не является здоровой, однако не заботиться о нем совершенно и в принципе не принимать в расчет чужие взгляды – значит игнорировать и то ценное, что можно почерпнуть у других. (Жизнь в непроницаемом пузыре саморефлексии – это еще и основной признак нарциссизма, но о самосаботаже мы поговорим чуть позже.) Конфликт между желанием и невозможностью знать мнение окружающих может очень сильно фрустрировать.
Глубоко неподлинная дружба показана в «Гостье». В этом романе гегелевская диалектика раба и господина демонстрируется в действии: мы наблюдаем, как желание управлять чужим мнением порождает психологический садомазохизм, поскольку такое господство превращает Другого в объект и пренебрегает его субъектностью. Героиня «Гостьи», капризная красавица Ксавьер, приезжает в Париж к своей подруге Франсуазе и ее мужу Пьеру. Ксавьер страшно завидует взаимоотношениям Франсуазы и Пьера и желает, чтобы и тот, и другая принадлежали ей безраздельно. Когда Пьер теряет из-за Ксавьер голову, Франсуаза, чувствуя себя чужой, спит с бойфрендом Ксавьер – Жербером (на тот момент Ксавьер и Жербер уже порвали друг с другом, и тем не менее).
Ксавьер роется в письменном столе Франсуазы, обнаруживает письмо от Жербера с компрометирующими подробностями и приходит в ярость. Франсуаза с трудом выносит груз вины. Она рвется поговорить с Ксавьер, но та ее избегает. Симона де Бовуар писала:
…в маниакальном наслаждении Ксавьер, в ее ненависти и ревности воплощался скандал столь же чудовищный, столь же неотвратимый, как смерть. Рядом с Франсуазой и вместе с тем независимо от нее существовало нечто вроде приговора без права на помилование: возвышалось свободное, безусловное, непримиримое чужое сознание. Это было полнейшим отрицанием, как смерть…{125}
Эта дружба, хоть и осложненная интимными связями, демонстрирует, насколько губительна для подлинных отношений борьба за власть. Подобные конфликты вспыхивают не только в накаленной атмосфере запутанных открытых союзов. Недавно одна моя подруга, сходив без меня на вечеринку, обронила: «Мы много о тебе говорили!» Мне отчаянно захотелось подробностей. Это жгучее любопытство происходило от стремления вернуть себе те взгляды на мое бытие, которые достались моей подруге. Она хотела сделать мне комплимент? Или она показывала свою власть надо мной, дразня тем, что обладает знанием, которого у меня нет? Она ведь не предлагала поделиться услышанным. Попросив ее рассказать, о чем они там говорили, я рисковала бы занять подчиненное положение в наших отношениях. Я признала бы тем самым ее господство, обеспеченное властью, которую возымел надо мной ее секрет.