Жажда подлинности: Как идеи Симоны де Бовуар помогают стать собой — страница 41 из 57

Такое подчинение побуждает человека не задаваться важными вопросами о мире (или ловко подводит к тому, чтобы не принимать их в расчет), и это несет в себе опасность. Одной из наиболее пагубных форм самосаботажа является преклонение перед духовными целителями. Многих духовных лидеров точнее было бы назвать руководителями сект, поскольку с целительством у них не все четко и ясно, и во многих случаях вместо него мы наблюдаем издевательства и манипуляции подчиненными ради собственной выгоды.

Это не значит, что любой вид мистицизма непременно представляет собой самосаботаж. Симона де Бовуар приводит в пример подлинного мистика – Терезу Авильскую. Тереза была католической монахиней XVI века. Спустя сорок лет после смерти ее канонизировали, и сейчас она входит в число святых покровителей Испании. Кроме того, она была первой из четырех женщин, удостоившихся звания Учитель Церкви: это звание (на 2020 год) носят тридцать шесть святых, чей богословский вклад католическая церковь оценивает как наиболее весомый и верный.

Святая Тереза развивала свое философское учение в процессе мистических медитаций, но из скромности утверждала, что всего лишь передает слово Господа, который мог с таким же успехом выбрать вместо нее кого-нибудь другого. Будучи мистиком, она философствовала осторожно и смиренно, называя себя грешной, испорченной, порочной, несовершенной и низкой, чтобы мужчины у власти не заподозрили в ней конкурентку.

Однако мысли святой Терезы были настолько глубоки и смелы, что ее рассуждениями о самопознании вдохновлялся Рене Декарт, скорее всего знакомый с ее трудами. Взяв за основу похожую риторику, он выкристаллизовал из нее свою знаменитую максиму «Я мыслю, следовательно, существую» – и не удосужился сослаться на методологию Терезы{350}.

Терезе Авильской часто нездоровилось. Она падала в обмороки, ее одолевала лихорадка, два года она пролежала парализованной, страдала, судя по всему, от эпилепсии и ревматоидного артрита, ее несколько раз едва не похоронили, сочтя мертвой. Несмотря на эти трудности, она сумела сделать себя хозяйкой собственной жизни. Занятию, которое выбрала для самореализации, она предавалась со всей страстью, но – по крайней мере, по мнению Симоны де Бовуар – не позволяла страстям себя подчинить. Де Бовуар считала святую Терезу своего рода экзистенциальной героиней и призывала «восхищаться силе ее веры, проникающей в самую глубину ее плоти»{351}.

Вера и вправду проникла в самые сокровенные глубины ее естества – да, вы всё верно поняли. Неслучайно знаменитая барочная статуя авторства итальянского скульптора Бернини называется «Экстаз святой Терезы». Статуя, находящаяся в одной из римских капелл, изображает Терезу, полулежащую в истоме на облаке у ног ангела, который направляет в ее грудь золотую стрелу. В рассеянном дневном свете, проникающем сквозь специальный люк в потолке, золотятся лучи, символизирующие божественное сияние, белеет запрокинутое в экстазе лицо святой и вырисовываются жадно хватающие воздух губы. Скульптор вдохновлялся сочинением самой Терезы Авильской, в которой она описывает свою встречу с божественным так:

Я увидела в его руке длинное золотое копье с железным наконечником, который пылал, будто охваченный огнем. Этим пылающим копьем ангел пронзал мое сердце снова и снова, пока не проник в самое мое лоно. А извлекая, унес с собой самое сокровенное, что у меня было. И оставил меня объятой любовью Господа, словно пламенем. Боль была такой жгучей, что я не сдержала стона, но сладость этой муки так упоительна, что я не в силах пожелать, чтобы она прекратилась{352}.

Не все видят в этих строках – как и в скульптуре Бернини – эротический подтекст, но его трудно там не заподозрить. Тереза и сама не могла определить точно: «Я не уверена, что понимаю, когда любовь духовна, а когда к ней примешивается чувственность, и как об этом заговорить»{353}.

Экзистенциальной героиней Симона де Бовуар считает святую Терезу потому, что оргиастические жесты были проявлением ее свободы. Скрывая личные плотские чувства в тени, она анализирует свои отношения с богом и наделяет смыслом, выходящим за рамки ее личной реальности и объединяющим их с общечеловеческим опытом жизни и смерти. Переживания святой Терезы не сводились к ее собственному наслаждению: она воплощала духовный экстаз, который дарили отношения с божественным.

Святая Тереза стала монахиней против воли отца, хотя поступить наперекор ему стоило ей немалых душевных мук. Она думала, что монашеское служение поможет ей обрести себя, но хотела реализации не только для себя одной. Бунтовала против протестантской Реформации и испанской инквизиции. Писала философские сочинения, реформировала орден кармелиток, основала собственный орден и учреждала монастыри, которые претворяли ее философские принципы в жизнь. Ее называли упрямой и непокорной – за нарушение указа, запрещающего женщинам преподавать, – и неоднократно обвиняли в ереси.

Святая Тереза безусловно достигла невероятных успехов, однако подлинный мистицизм, который она, по мнению Симоны де Бовуар, демонстрирует, отделяет от сектантского фанатизма довольно тонкая грань. Жестокое обращение, манипуляции, эмоциональный шантаж нарушают условия, необходимые для подлинности. Но есть еще один важный фактор. Святая Тереза побуждала читателя думать самостоятельно. Она придерживалась мнения, что зло таится в неосмысленности, в бездумных импульсивных поступках, в скудоумии, поэтому призывала молиться в наиболее подлинном для молящегося ключе. В одном совершенно экзистенциалистском сочинении она советует никогда не забывать о собственном ничтожестве, быть начеку, чтобы не поддаться на дьявольские козни самообмана, а также всегда оставаться скромными и открытыми для обучения, интроспекции и самопознания{354}.

Самое восхитительное в святой Терезе и подобных ей женщинах то, что завоеванное ими уважение социума они использовали для великих дел, в частности основания новых сообществ, куда люди могли бы обращаться за поддержкой и советом. Недомогания и немощь стали для Терезы Авильской поводом для трансформации себя и структуры своего мира. С точки зрения Симоны де Бовуар, духовность святой Терезы не была оправданием нарциссизма. Тереза Авильская освободилась от женской судьбы и, трансцендировав свою гендерную участь, приняла участь общечеловеческую, которая в ее время касалась исключительно мужчин, чтобы в результате значимым образом изменить мир к лучшему.

Святая Тереза реализовывала свою свободу через конкретное участие в делах современного ей мира. Она не прославляла загробную жизнь и не пускалась в умозрительные абстрактные рассуждения о ней, вместо того чтобы проживать жизнь земную. Тереза Авильская учит нас, как важен этот мир, и убеждает, что независимо от нашей религиозности все мы отвечаем за то, чтобы принимать в нем деятельное участие. Мы должны намечать себе конкретные цели и задачи и работать над тем, чтобы всем на этом свете жилось лучше.

Еще одна экзистенциальная героиня, которую приводит в пример Симона де Бовуар, – доминиканский мистик и Учитель Церкви Екатерина Сиенская, жившая в XIV веке. Екатерина была храброй подвижницей, миссионеркой и миротворцем, проповедовала помощь ближнему, была советницей у пап и монарших особ. Ей удавалось совмещать духовую жизнь с общественной.

Хотя Екатерина Сиенская не была экзистенциалисткой, некоторые ее сочинения содержат зерно экзистенциальной подлинности – например, приверженность борьбе за истину в противовес пассивности. Екатерина писала: «Мы должны провозглашать истину открыто и не скупясь, не позволяя страху заставить нас умолкнуть»{355}. Однако и опасность высказывания в открытую она чувствовала очень тонко, поэтому подчеркивала, что здоровая доза благорасположенности способна подсластить горькую истину. Этот совет пригодится всем: говори правду, но с любовью и радостью. И будь при этом осторожен. Не превращай правду в дубину, которая крушит врагов направо и налево.

Симона де Бовуар считала, что выбирать пути для самореализации должен сам человек, а не бог, но и святая Екатерина призывала, по сути, к тому же: из сказанного ею следует, что рвение к подлинности может изменить мир к лучшему, однако для этого порой необходимо что-то разрушить: «Если ты тот, кем должен быть, тебе по силам поджечь всю Италию»{356}. Направляя всю свою энергию на дела, которые считала своим призванием – заботу о бедняках, преподавание, советы папам, – святая Екатерина ощущала, что обретает себя.

Именно мистицизм позволил обеим святым распоряжаться своей свободой, проникнуться уверенностью в себе и избежать комплекса неполноценности{357}. Екатерина Сиенская открыто усомнилась в равенстве полов – она заявила в молитве, что принадлежность к женскому полу мешает ей, поскольку мужчины смотрят на женщин свысока. И тогда Господь, по ее словам, подтвердил ей, что мужчины и женщины равны. Святая Екатерина и святая Тереза разделяли веру Господа в равенство полов. И обе дерзали высказывать свои взгляды. Они посвятили себя делам, выходящим за рамки традиционных женских ролей, отрицали единоличную власть мужчин и увлеченно трудились над своими гуманитарными задачами. Бытие-для-себя и бытие-для-других сливались воедино в труде на благо общества.

О мусульманских мистиках Симона де Бовуар не писала, однако и в исламской традиции имеются великие мудрецы и духовные лидеры, полностью отвечающие ее критериям подлинности. Жившая в Басре (Ирак) VIII века рабыня Рабия аль-Адавия аль-Кайсия аль-Басрия – или просто Рабия – стала мудрецом-аскетом и почитается в суфизме как святая. Она бросала вызов патриархальным традициям и обрядам, не считала нужным следовать общепринятым правилам – в частности, выходить замуж, несмотря на многочисленные предложения. Она утверждала себя как равную мужчинам – как на интеллектуальном, так и на духовном поприще.