Кроме прочего, Рабия призывала людей мыслить самостоятельно. Она советовала держаться подальше от религиозных институтов и развивать собственные, личные отношения с Аллахом на основе любви, а не наказания и награды, что в ее время было очень радикально{358}. Она отвергала осаждающих ее претендентов на руку и сердце, кого-то порицая за сладострастие, а кому-то устраивая философские испытания, чтобы претендент сам понял, почему она не выйдет за него замуж{359}. (В телесериале «В лучшем мире» Рабия показана одной из тех немногих людей, которые удостоились попадания на небеса.)
Однако если Рабия дожила до восьмидесяти, то другим героиням пришлось сильно поплатиться за свою отвагу. Жанну д’Арк сожгли на костре. Екатерина Сиенская навлекла на себя немало гнева, на нее даже покушались, но умерла она в конце концов, судя по всему, от анорексического истощения. Других женщин, не сумевших убедить окружающих в своей связи с богом, притесняли, пресекая их попытки обрести себя. Де Бовуар приводила в пример знаменитых монахинь – святую Анджелу из Фолиньо и святую Маргариту Марию Алакок, живших в XIII и XVII веках соответственно и не достигших подлинной свободы, поскольку они не стремились к трансценденции, а обеспечивали личное спасение за счет внимания Господа, на каждом шагу твердя, что «избраны» Им. Вера была для них лишь оправданием квиетизма и пассивности.
Когда Мария Алакок вылизывала чужую рвоту, а святая Анджела, отпив воды, которой вымыла ноги прокаженного, почувствовала в горле струп и проглотила его как гостию на причастии, обе полагали, что демонстрируют таким образом свое рвение. Я бы сказала, что демонстрировали они отсутствие разума – или, по крайней мере, нелепые и отчаянные попытки привлечь внимание. Де Бовуар же считает эти попытки проявлением нарциссизма. Если святая Тереза приумножила свою свободу, то святая Мария и святая Анджела подобными поступками свою свободу уничтожили. Они превратили свое тело в жертвенник, издевались над собой и никому этим нелепым и бесполезным самоистязанием не помогли.
Нарциссическое расстройство личности диагностируется у людей, обладающих чрезмерным чувством собственного величия, лишенных эмпатии и жаждущих восхищения от окружающих. Хотя многие люди не являются патологическими нарциссами, у многих проявляются черты нарциссизма. Философия Симоны де Бовуар объясняет, почему некоторые люди в различных ситуациях ведут себя как нарциссы. Дело не только в том, что они не ощущают свою ценность и ищут ее подтверждения в чужих глазах. Нарциссизм – это экзистенциальная реакция – побег от необходимости вырабатывать самодостаточность и собственные нравственные ценности. В отличие от тех, кто становится чужим эхом, подчиняясь супругу или партнеру, нарциссы подчиняются идеализированному образу себя.
Де Бовуар рассматривала нарциссизм как кризис личности, процесс, представляющий собой бегство в состояние отчуждения{360}. Иными словами, проблема возникает, когда человек назначает свой образ главным смыслом жизни и этим упивается. Если он растворяется в собственном отражении, бредит этим идеализированным образом и готов на что угодно, лишь бы оказаться в центре внимания, о какой подлинности может идти речь? Одним нужно признание публики, и он собирает толпы подписчиков в соцсетях. Другие ищут внимания у врача, психоаналитика, гадалки, тайного любовника. Нарциссизм – это стратегия, позволяющая человеку почувствовать себя любимым и желанным за счет внимания любого, кто готов смотреть и слушать, пусть даже за деньги.
Но если мы вольны сами создавать свою сущность, может быть, нарциссизм – это тоже вариант подлинного выбора бытия-для-себя? Симона де Бовуар считает, что это исключено. Хотя нарциссизм и кажется просто способом повысить самооценку и собственную ценность, в действительности он подтачивает изнутри, поскольку высасывает из жизни смысл. Нарциссизм искушает спрятать реальный облик под маской. И эти маски становятся настолько комфортными, что мы забываем об их существовании и тратим время на культивирование неподлинного образа. Приукрашенные и обработанные всевозможными фильтрами посты в социальных сетях – тоже маски, за которыми люди прячутся, создавая у окружающих ложное представление о себе.
Нарциссизм может проистекать из отчаянного желания создать цельный, связный образ себя. Экзистенциальная проблема в этом случае возникает потому, что эта цель отрицает развитие и дискретную природу становления. Де Бовуар объясняла такую склонность желанием утвердить себя как некое подобие бога{361}. Ощущение, что мир вращается вокруг тебя, действительно опьяняет. От него кружится голова и как будто захватывает дух, но в действительности это головокружение от недостатка кислорода. Нарциссы отсекают себя от остальных, но связи с другими – это и есть те каналы, по которым к нам поступает воздух.
В литературе по прикладной психологии постоянно рассказывают, как полюбить себя, но такая любовь не менее опасна, чем нарциссизм. Нас редко побуждают обратиться внутрь себя, а если такое все-таки случается, мы, как правило, делаем это поверхностно и неподлинно. В частности, капитализм внушает нам, что деньги и собственность дороже и ценнее искренних эмоциональных связей с окружающими. белл хукс утверждает, что мы превратились в общество массового потребления, живущее по приземленной версии знаменитой максимы Декарта, которую художница Барбара Крюгер в одном из произведений перефразировала так: «Я покупаю, следовательно, существую». Боюсь, хукс и Крюгер не ошиблись. К нам изо всех отверстий лезет реклама, убеждающая, что для утоления духовного голода достаточно просто покупать, покупать и покупать. Нам внушают, что путь к себе вымощен кассовыми чеками. «Любви может недоставать, зато магазинов в избытке», – сетует хукс{362}. А еще всегда можно запостить очередное селфи.
Симона де Бовуар полагала, что в конечном итоге нарциссический подход к жизни лицемерен: нарцисс хочет, чтобы другие люди ценили его, но сам он может ценить только себя. Его отношения с миром лишены взаимности. Нарциссы, судя по всему, не способны на подлинную любовь, доказывала де Бовуар, ибо они слишком высокомерны и поверхностны, и жадность в них сильнее щедрости и великодушия.
Архетипичного нарцисса Симона де Бовуар выводит в романе «Все люди смертны». Его главная героиня Регина – «псевдоактриса», поскольку она зациклена на себе и смысл ее существования заключается в том, чтобы добиться славы. Стать знаменитой она пытается не через подлинное совершенствование своей игры, а через постели влиятельных мужчин. Кто-то относится к актерской профессии как к ремеслу и способу заработка, кому-то игра на сцене тешит самолюбие. Подлинный же артист старается стать истинным творцом. С помощью своего искусства он трансцендирует, служит проводником для творческого замысла, взывает к другим и создает новые возможности и идеи.
Нарциссы вроде Регины пытаются имитировать подлинность. Они жаждут признания не за действия, а за одно свое присутствие. Они не способны забыть о себе настолько, чтобы превзойти себя. Возможность завоевать славу в соцсетях – стать знаменитым, почти ничего не делая или просто создав уникальный или диковинный онлайн-образ, – воспринимается как удобный короткий путь к известности, избавляющий от необходимости подлинной работы.
Регина жаждет славы, известности, толп обожателей, а раскрывать истину о человеческой жизни в своих спектаклях ей не интересно. Она прекрасно понимает, что делает, и все атрибуты актерства ей ненавистны – и грим, и наигранные улыбки, и фальшивый голос. Она знает, что к чему, и тем не менее занимается самосаботажем, обрекая себя на имманентность и тоску.
Вы можете не согласиться с мнением Симоны де Бовуар о ее героине. Собственно, лепка искусственного образа тоже требует много труда, времени, сил и мастерства. Но для де Бовуар ключевое различие – в намерениях. В красивой картинке для соцсетей ничего плохого нет, но если за ней стоит маниакальная гонка за подписчиками и поклонением, а не желание создать что-то значимое, это тревожный звонок. Когда мы ставим перед собой задачу в первую очередь завоевать чужое одобрение, а не высказать то, что ценно для нас, вряд ли здесь можно говорить о подлинности.
Сбор лайков под селфи дает возможность почувствовать себя не таким одиноким, но искать в подписчиках и их реакции средство самоопределения – стратегия коварная. Мы используем ее, пытаясь избежать риска и страданий, сопряженных с самоопределением в подлинном ключе. Даже если фотография или особо удачный пост взорвут интернет, рано или поздно ажиотаж все равно спадет, и мы снова останемся наедине с пустотой и снова будем искать способы оседлать неуловимого скакуна славы.
Социальные сети не нарциссичны сами по себе, но могут подпитывать нашу склонность к нарциссизму. Каждый твит, пост, хэштег, стори должны сопровождаться мысленным вопросом: открываем ли мы новые возможности и делаем ли шаг к свободе для себя и других, создаем ли новый взгляд на мир. Если нет, то лучше убрать палец с кнопки «Поделиться». Стоило бы внести это отдельным пунктом в пользовательское соглашение при создании аккаунта в социальных сетях.
Каюсь, я пользуюсь фильтрами для фото в соцсетях. И, признаюсь откровенно, надеюсь на лайки и перепосты, когда пишу в Твиттер. Симона де Бовуар, возможно, обвинила бы меня в том, что я разбазариваю свою свободу попусту, поскольку никакого блага для общества мои действия не несут. Что толку разглагольствовать о движениях #MeToo и #BlackLivesMatter, если не собираешься выходить на марши, жертвовать деньги и волонтерствовать? Если за твоими словами не следуют поступки, значит, соцсети нужны тебе лишь для того, чтобы создавать фальшивый поверхностный образ, заполнять жизненную пустоту бессмысленным шумом и отлынивать от подлинной самореализации.