Из того же исходит и быстрая мода, убеждающая многих, что гардероб нужно обновлять каждый сезон. А порождает она в результате огромные свалки и загрязнение окружающей среды. Химикаты, использующиеся при производстве одежды, отравляют землю. Реки чернеют от смеси красителей, канцерогенных соединений и тяжелых металлов, которую сливают в них производители одежды.
Быстрая мода, игровые автоматы, постоянно обновляющиеся ленты соцсетей; галочки в мессенджерах, обозначающие, что сообщение прочитано; приплясывающие точки, показывающие, что собеседник печатает ответ, – все это вырабатывает у нас зависимость от приливов дофамина, которые вызывает новизна. Эти краткие моменты формируют дорефлексивную привычку поглощать стимулы, позволяя корпорациям высасывать из нас деньги и информацию.
У многих возникает неутолимая жажда приобретательства. Де Бовуар с полным на то основанием утверждала, что товары, обещающие немедленное вознаграждение (к таковым относятся алкоголь, наркотики, новости, фильмы, социальные сети), служат только тому, чтобы отвлекать нас от подлинной самореализации. Нехватка воображения побуждает к безалаберности, подливая масла на дорожку, по которой мы скользим к падению. Эти отвлекающие факторы мы используем как топливо, потому что, как говорила де Бовуар, нам не хватает «внутреннего огня»{396}. Когда мы ищем в них спасения, они сводят наше бытие к «пульсации пустой жизни», как характеризовала ее де Бовуар, а это плохо, поскольку бежать от себя – самообман, как и скатываться в пассивность и бездействие{397}.
Отчасти проблема одержимости потреблением объясняется желанием новизны, у которого сбиты ориентиры. В эссе «Взгляд экзистенциалиста на американцев» (An Existentialist Looks at Americans) де Бовуар критикует людей (в первую очередь американцев, хотя они, конечно, такие не одни), одержимых неутолимой лихорадочной жаждой нового. Постоянная погоня за все новыми и новыми впечатлениями, уничтожающая то, что было раньше, опасна. Наши нынешние действия важны, но только в контексте жизни в целом, как синтез настоящего с прошлым и будущим. Подлинность призывает выстраивать искренние отношения со всеми тремя временами.
Чрезмерно сосредоточиваясь на удовольствиях настоящего, мы начинаем воспринимать жизнь как бесконечную череду маленьких смертей, которыми оборачивается каждое прожитое мгновение. Подразумевала ли Симона де Бовуар маленькую смерть в переносном – посторгазмическом – смысле или только в буквальном, трудно сказать. Конечно, жизнь как череда оргазмов – это, наверное, классно. Здоровая доза наслаждения очень важна для хорошей жизни. Но если потакать своим животным инстинктам постоянно, перепархивая из одного бессознательного состояния в другое, существование становится бессмысленным.
Симона де Бовуар говорила, что такое бездумное порхание превращает жизнь в «бесцельный полет», лишает ее основательности и глубины, плоти и крови, оставляя одни «иссохшие кости». Отбрасывая прошлое и будущее, мы заодно хороним настоящее, поскольку выносим каждому мигу смертный приговор еще до того, как успеваем его прожить{398}. Героиня романа «Прелестные картинки», сотрудница рекламного агентства Лоранс, объясняет это так:
Люди хотят нового – без риска; забавного – с гарантией солидности, достоинств – по дешевке. Перед ней всегда одна проблема: завлекать, удивлять, успокаивая; вот магический предмет, он потрясет вашу жизнь, ничего не потревожив{399}.
Для счастья никакого магического продукта или алхимической формулы не существует. Общество, навязывающее оптимизм, как товар, сперва заставляет людей почувствовать себя потерянными, а затем продает средство, позволяющее на какое-то время от этой потерянности избавиться. Об «огорошивающем чуде под названием Америка» де Бовуар писала: «Чтобы прижиться здесь, нужно по-настоящему сдаться; а чтобы быть счастливым – намеренно ослепнуть. У американцев многое изменилось бы, прояви они готовность признать, что на земле существует несчастье и что несчастье не нужно априори считать преступлением»{400}.
Тем не менее для многих счастье превращается в ложного идола. Допустим, вы решили, что счастье – ваша цель. И тогда первым делом вы думаете о том, что же сделает вас счастливым. Какие имеются неудовлетворенные потребности? Какие пустоты жаждут заполнения? Что доставит удовольствие? Что облегчит боль (исходим из того, что вы не мазохист)?
Симона де Бовуар утверждает, что в таком случае вы превращаете себя в объект. Вы уже сосредоточены на поверхностном эгоистическом интересе и обращаетесь со своим «я» как со статичной вещью. Вы ищете в этом застывшем – и к тому же несуществующем – вместилище какие-то желания и нужды. А вокруг целые склады товаров, хищно дожидающихся, когда вы достанете кредитку и начнете наполнять себя хламом, от которого внутренняя пустота почему-то лишь разрастается.
Хотя кажется, что эгоистическим интересом объясняется едва ли не все, экзистенциалистская философия полагает, что эго не предопределено заранее. «Я» – это не вещь, оно начинается с нуля, с ничто. Но человек – творческое ничто. Мы устремляемся вперед, в мир, без предопределенного интереса или проектов (хотя немалое их количество нам навязывается).
Если оглянуться назад, может показаться, что ваша жизнь была предначертана, однако в действительности любая жизненная траектория – это результат последовательности решений. Каждый из нас волен принимать или отрицать свою свободу, признавать возможность выбора как факт существования и решительно брать на себя ответственность за собственную судьбу. Счастье – не значимая в экзистенциальном смысле цель, оно является личным интересом, а это уже детерминизм.
Одержимость счастьем приобрела глобальный характер. Счастье часто увязывают с экономическим ростом. Как сказала экономист Кейт Раворт, «мы впали в зависимость от бесконечного роста и теперь это экзистенциальный экономический вопрос нашего времени»{401}. Для правительств большинства стран главным показателем коллективного благосостояния служит ВВП. Каждый год 20 марта, в Международный день счастья, ООН выпускает Всемирный доклад о счастье, в рейтинге которого помимо экономического роста представлены такие параметры, как продолжительность здоровой жизни, социальная поддержка и благотворительность.
Симону де Бовуар эта бесконечная гонка за счастьем беспокоила потому, что она угрожает ощущением неполноценности и разочарованием. Героиня романа «Мандарины» Анна сокрушается, что отсутствие четкого определения счастья само по себе угнетает и делает человека несчастным. Возьмем социальные сети, излучающие отфильтрованное постановочное счастье, и инфлюенсеров, которые зарабатывают умением казаться счастливыми благодаря продвигаемой за деньги продукции. Эта культура создает коллективную маску счастья и достатка, подразумевающую, что у несчастливого человека жизнь не удалась. Понятно, откуда появился бешеный спрос на антидепрессанты и книги по прикладной психологии: нам внушают, что счастье должно быть у всех, и мы ищем быстрые решения, если оно почему-то отсутствует.
Кто-то полагает, что счастье можно «привлечь». Книга Ронды Берн «Тайна» разошлась тиражами почти в тридцать миллионов и стала одним из главных мировых бестселлеров. В ее основе учение под названием «новое мышление», провозглашающее примат разума над материей в самом экстремальном смысле. Чтобы быть счастливым и успешным, нужно действовать по формуле «проси, верь, получай». Визуализируйте желаемое, и оно воплотится в вашем реальном мире. Тем же принципом руководствуются любители делать «доски желаний»: полистайте глянцевые журналы, нарежьте картинок супермоделей и дизайнерской одежды, наклейте на плакатик, повесьте перед глазами и разглядывайте, тогда ваши мечты визуализируются и осуществятся. Всё это попытки добиться исполнения своих желаний, молясь богу или каким-то еще суррогатным силам, на которых держится вселенная.
Помогает ли позитивное мышление становиться счастливее, неизвестно: свидетельства на этот счет расходятся. По результатам одного исследования оказалось, что монахини-католички, отличавшиеся оптимистическим складом характера, жили дольше, чем пессимистки{402}. В ходе другого исследования было установлено, что у практикующих медитацию любящей доброты[38] лучше получается соскочить с «гедонистической беговой дорожки» – то есть меньше тяготиться жизнью и больше ей радоваться, – чем у тех, кто не медитирует{403}. Еще одно исследование показало, что у пессимистов уровень кортизола выше, чем у оптимистов, то есть пессимисты больше сконцентрированы на собственных переживаниях, чем оптимисты{404}. Также выявлено, что среди перенесших госпитализацию из-за острой сердечной недостаточности оптимисты оказываются физически более активными и менее склонными к рецидивам, чем просто благодарные пациенты{405}.
Позитивное мышление способствует здоровью, но и крепкое здоровье немало способствует позитивному мышлению. Тем более что отчасти все это может объясняться эффектом плацебо. Режиссер Лулу Ванг воплотила эту идею в фильме «Прощание» (2019), основанном на автобиографических событиях. Героиня фильма, девушка по имени Билли, узнает, что у ее бабушки Най Най терминальная стадия рака легких и жить ей осталось несколько месяцев. Родные Най Най решают скрыть от старушки диагноз. Билли же разрывается между преданностью семье и традициям, с одной стороны, и чувством вины из-за вранья и подделки медицинских документов – с другой. Семье удается сохранить тайну, и, как сказано в титрах, через шесть лет после постановки диагноза прототип Най Най все еще жива. (Не знаю, видела ли она фильм, – может быть, она уже не пребывает в неведении.) Не то чтобы фильм как-то напрямую пропагандирует позитивное мышление, но он точно заставляет задаться вопросом, сколько прожила бы бабушка, если бы знала о смертельном диагнозе.