{459}. Вычисления и подсчеты не помогут, арифметика здесь бессильна.
Робер пытается оправдать молчание тем, что злодеяния существуют повсюду. Но это Анри не утешает, ведь, если порочны обе стороны, человечество обречено. Анри принимает решение не молчать, потому что «либо есть смысл в том, чтобы говорить, либо ни в чем нет никакого смысла»{460}. И хотя затем его предсказуемо обвиняют в оправдании фашизма, его решение – подлинный выбор. Анри сделал то, что считал правильным на личном и этическом уровне, привлекая внимание к вопиющему нарушению прав человека. Дилемма Анри свидетельствует, насколько трудным бывает выбор, однако зачастую подлинным решение делает именно решимость, проявление отваги.
Иногда одна причина для борьбы окажется главнее других, и вполне достойные поводы могут отойти на второй план. Очевидная опасность выбора одной идеи в ущерб другим состоит в том, что так можно упустить довольно значимое. Симона де Бовуар считала жизненно важным не разменивать одни идеи на другие – в этом случае легко скатиться к тактике, позволяющей довольствоваться мелкими, ничего не значащими победами. При наличии выбора Симона де Бовуар призывает вставать на ту сторону, которая содействует всеобщей свободе, и избегать позиций, порождающих новые расколы и идеологическую одержимость{461}.
Возьмем, например, вакцинацию и связанные с ней сомнения – вакцинироваться или нет. С точки зрения концепции Симоны де Бовуар, человек должен сам выбирать, что делать, когда речь идет о его организме, но при этом обязан учитывать, что мы живем в обществе и несем ответственность перед окружающими.
Взрослые, выбирающие вакцинацию, ответственны за то, чтобы уважать личный выбор и выступать за совокупное здоровье, благополучие и свободу. Вакцинация способствует всеобщей свободе, поскольку, когда большинство будет вакцинировано, общество избавится от смертоносного вируса и люди смогут взаимодействовать между собой, не опасаясь потенциально смертельной болезни.
Взрослые, выбирающие не вакцинироваться (в противоположность представителям уязвимых категорий, которым вакцинация противопоказана по медицинским причинам), ответственны за то, чтобы осознавать заразность вируса, не подвергать риску окружающих и не вторгаться туда, где может произойти его распространение. Кроме того, они должны принять последствия своего решения не вакцинироваться – в частности, соблюдать дистанцию и надлежащим образом носить маски. Ответственность человека, выбравшего не вакцинироваться, возрастает еще больше, если принять в расчет такие возможные последствия этого решения, как нагрузка на систему здравоохранения из-за болезней, которые можно было бы предотвратить.
Люди, наиболее невежественные, имеющие наименьший доступ к надежным данным, последними поймут смысл вакцинации и предпримут что-то для того, чтобы сохранить здоровье себе и другим. Симона де Бовуар признавала, что наиболее угнетенные часто в последнюю очередь присоединяются к борьбе за коллективную свободу. Их средства к существованию – и нередко само существование – напрямую зависят от того, чтобы не рисковать сильнее, чем они уже рискуют. Это значит, что для находящихся в привилегированном положении (к их числу де Бовуар относила и себя) крайне важно осознать свою причастность и занять ту или иную позицию, даже если тем самым они подвергают себя опасности или рискуют оказаться осмеянными, как Анри со своим журналом{462}.
У Симоны де Бовуар было четкое представление о справедливости: «В конце концов мы должны покончить с любым гнетом»{463}. Эта борьба может принимать много разных форм. Каждый должен сам решить, какие брать обязательства, а это зависит от имеющихся у него возможностей, от хватки, расторопности и сложившегося лично у него уникального положения дел.
Допустим, гнет нужно устранить любой ценой, но как быть, если свободе препятствуют другие люди? Наилучшее решение – просвещать, развенчивать мифы. Прочие возможные решения – принимать юридические и политические меры, направленные на перестройку инфраструктуры общества{464}. Можно также проявлять любовь к обществу, подавать достойный пример, демонстрировать высокие моральные принципы, участвовать в мирных протестах, вести себя доброжелательно. Все это отличные стратегии. Но вопрос вот в чем: как быть, если любовью к угнетателям не удается добиться свободы? Если политические и юридические меры не освобождают угнетенных, потому что разрабатываются угнетателями на благо угнетателей?{465}
Хотя нужно сохранять ясность суждений и не позволять затуманить свой разум, Симона де Бовуар считала, что гнев и негодование иногда необходимы, а то и жизненно важны. Порой бунт не может быть мирным, поскольку угнетенных не услышат, пока они не нарушат гармонию статус-кво.
В своих взглядах на гнев Симона де Бовуар не одинока. Философ Маиша Черри доказывала, что «лордианский гнев», как она его называет, то есть гнев в духе Одри Лорд, направленный на расизм, но подразумевающий сочувствие и эмпатию, «обладает особой силой, достаточно мощной, чтобы противостоять самым могущественным существующим в мире системам и воздействию»{466}. Философ Джудит Батлер писала: «Демократии требуется сильный вызов, а его не всегда бросают вполголоса ‹…› Когда тебя не слышат десятилетиями, вопль о справедливости неизбежно окажется громким»{467}.
Однако Батлер делает принципиально важную оговорку: насилие плохо тем, что порождает и санкционирует дальнейшее насилие. Новая несправедливость повышает степень жестокости мира, а наша взаимозависимость означает, что насилие по отношению к другим превращается в насилие по отношению к нам самим. И хотя насилие должно быть самой последней, крайней мерой, Симона де Бовуар предполагала, что в некоторых ситуациях прибегать к нему будет подлинно, поскольку свободу мы выявляем и проверяем относительно других людей и в конфликте с другими{468}.
Из этой точки зрения де Бовуар следует, что с теми, кто препятствуют свободе, бывает необходимо обращаться как с объектами, если так нужно для высшей цели. «Мы обязаны уничтожить не только угнетателя, но и тех, кто ему служит, даже если они делают это по неведению или по принуждению», – писала де Бовуар{469}.
Прибегать ли к насилию как способу бунта – вопрос щекотливый, и де Бовуар он доставлял немало терзаний. Высказываясь в пользу насилия, Симона де Бовуар приводит несколько макиавеллиевский аргумент: угнетенные применяют силу, чтобы добиться власти и чтобы, обретя власть, творить добро. Очевидная проблема этого довода, как и всех макиавеллиевских идей, состоит в том, что моральное освобождение с использованием силы – это шаг к очень спорному представлению о том, что «кто сильнее, тот и прав».
Но в «Этике двусмысленности» де Бовуар писала, что отказывать другим людям в свободе возмутительно, а значит, если для борьбы с несвободой понадобится насилие, каким бы возмутительным оно ни было, значит, воспользоваться любыми доступными средствами и бороться – это оправданный вариант. Угнетенные вправе требовать свободы, однако права требовать власти над другими у них нет. Отстаивать свободу, посягая на других, – это трагедия и парадокс, но иногда его невозможно избежать.
Пацифисты могут высказаться против доводов де Бовуар в защиту насилия, однако в этом случае они окажутся в довольно сомнительной компании. Первыми о том, что угнетенные не должны прибегать к насилию в борьбе за свободу, заявят угнетатели. Предполагается, что угнетенные оправдывают насилие, а угнетатели – нет. Угнетатели немедленно призовут действовать цивилизованно, чтобы таким образом попытаться избежать насилия со стороны угнетенных, протестующих против своего положения. Зачастую те, кто призывает к цивилизованным методам и ненасилию, – это угнетатели, почувствовавшие угрозу и желающие нейтрализовать оппозицию, обломать зубы несогласия тем, кто по праву возмущен несправедливостью{470}.
Философия Симоны де Бовуар учит нас, что мы не достигнем подлинности, пока все не станут свободными, поскольку любая свобода, опирающаяся на угнетение, порочна. Вместе с тем она учит нас жить и обретать подлинность в этом сложном и неопределенном мире. Каждый миг содержит возможности для того, чтобы осознать свое положение, творить себя, взаимодействовать с другими на позициях подлинной дружбы. Это и есть подлинность как процесс: создавать свою сущность, взаимодействуя с другими в борьбе за то, чтобы вместе конструировать наш общий мир.
Давление, вынуждающее поддерживать статус-кво, огромно. Однако, как показывает Симона де Бовуар, мы и сами находим массу пропитанных самообманом доводов в оправдание своего нежелания бороться с гнетом. Многие из этих доводов основаны на мифах. Очень легко впасть в апатию, плыть по течению, поглощать наспех слепленные теорийки, уверяющие, что наше положение уготовано природой и традицией. Эти теорийки служат угнетателям, считающим, что мир и покой, гармония и счастье предназначены немногим избранным. Но, отказываясь от своей агентности перед лицом этой лжи, мы предаем подлинность. Важно видеть и понимать эти оправдания, чтобы призывать людей задуматься о своих убеждениях. Знать и продолжать угнетать – или соучаствовать в угнетении – значит действовать неподлинно.
Мы всегда рискуем потерпеть неудачу или получить непредвиденные последствия и не можем отгородиться от неоднозначности действия. Неудачи – жизненный факт, но он никак не оправдывает стремления избежать ответственности. «Вряд ли есть на свете более печальная добродетель, чем смирение», – писала де Бовуар