Естественно, я не говорю этого. Я просто пожимаю плечами.
– Не имеет значения.
– Когда это относится к тебе, все имеет значение.
Его слова вышибают воздух из моих легких. Я хочу знать, что это значит. Но не могу спросить. Господи, я так облажалась. Опуская подбородок, я смотрю себе под ноги.
– Сколько ты ее знаешь?
– Недолго. – Он хотя бы не знал ее до нашей ночи. И я даже не знаю, чувствовать себя лучше или хуже от этой информации. – Я встретил ее, когда вернулся в Англию.
Когда ты оставил Барселону и меня позади.
– Ясно.
– Я не приглашал ее сюда.
– Хм-м-м.
– Она вроде как сама себя пригласила, и отец был там, когда она говорила что-то о прилете. Он решил, что она привлечет прессу, – ну, что я с одной женщиной. – Он смеется, но звучит это неестественно. Вообще-то мне не нравится все, что он рассказывает. – И…. полагаю, мне остается просто смириться.
Я смотрю на него опустошенным взглядом.
– Зачем ты мне все это рассказываешь?
Он вздыхает и убирает руки в карманы джинсов.
– Я не знаю. – Он приподнимает плечи, выглядя беспомощно.
Мы достигаем главной дороги, и удача оказывается на моей стороне, потому что я вижу приближающееся такси с включенным сигналом о том, что машина свободна. Я поднимаю руку, чтобы остановить его.
Такси подъезжает, и я тянусь к дверце, но притормаживаю. В течение последних двух недель я хотела извиниться перед Карриком за то, что наговорила ему, и это может быть моим единственным шансом. Сердце начинает колотиться в груди, а пальцы трясутся, когда я оборачиваюсь к нему.
– Каррик… То, что я говорила в Барселоне о моей работе, Эми и Шарлоте… Мне не следовало этого говорить. Это были паршивые слова.
– Ты не сказала ничего, что не было бы правдой.
– Ну, все равно… Прости. – Я мягко выдыхаю. – Хуже всего, что я не знаю, почему сказала все это, потому что на переднем плане на тот момент у меня было совсем другое. – Не потерять тебя. Хватаюсь за ручку, чтобы не сболтнуть лишнего. Неважно что, не думаю, что какие-либо слова смогут вернуть нас к взаимоотношениям, что были у нас до той ночи. – В любом случае спасибо, что проводил. Полагаю, увидимся завтра. – Я забираюсь в такси, закрываю за собой дверцу, и оставляю Каррика стоять все там же на улице.
Глава пятнадцатая
Монте-Карло, Монако
Лишь потому, что избегаю Каррика и его поп-принцесску, я не пошла тусоваться в пятничный вечер, даже несмотря на мольбы Петры. Я настояла на своем и осталась в отеле с обслуживанием номеров в компании Джейсона Борна. У меня как раз было настроение для боевиков.
Когда все вернулись, я узнала, что не зря не пошла, потому что Каррик и его поп-принцесска были там. Петра выказывала неприязнь к Сиенне чисто из-за того, что та доставала меня. Но Петра рассказала, что с ней Сиенна вела себя нормально – немного высокомерно, но и близко не так, как со мной.
Похоже, свое исключительное отношение она приберегла для меня. Ну, или она учла то, что говорил ей Каррик.
Петра сказала, что Каррик едва ли общался с Сиенной, предпочитая пить с парнями. Также она рассказала, что он оттащил ее в сторону и спросил, где я. Говорила, что он выглядел разочарованным, когда услышал, что я не приду. Она слегка приврала обо мне, сделав меня прихворавшей, чтобы ему не показалось, будто я не явилась лишь из-за него.
Понимаете? Вот почему я люблю эту девочку.
Вчера я практически не виделась с Карриком. Я была занята работой и не видела его, пока не пришло время для квалификации. Я пожелала ему удачи и передала шлем. На этом и ограничился наш контакт.
Мне ненавистно такое положение вещей между нами. Я не знаю, как все вернуть к прежнему состоянию, потому решаю просто перестать стараться.
Это к лучшему.
Я отсчитываю минуты до конца этого уикенда, чтобы иметь возможность убраться подальше от их парочки.
Но гораздо больше мне хочется, чтобы побыстрее закончился этот день.
День гонки – день, которого я боюсь с самого приезда.
Прошлой ночью мы с Петрой нехило оторвались. Она не могла принять мой отказ относительно отдыха две ночи подряд, да и к тому же выяснилось, что Каррик был на каких-то спонсорских мероприятиях. У гонщиков подобных мероприятий, которые нужно посещать в течение всего гоночного сезона, хватает с лихвой.
Тогда мы с Петрой пошли выпить по паре бокалов с парнями, а затем ушли развлекаться без них, устраивая своеобразный девичник.
И, судя по невероятной головной боли, сухости во рту и страдающему после подъема телу, мы повеселились на славу.
– У-у-у, – стону я, переворачиваясь, и в голове возникает ощущение сверления пневматическим перфоратором. Я приоткрываю глаза, в которых, похоже, не осталось влаги, и сразу же закрываю их, щурясь от проникающего сквозь веки луча света.
С кровати Петры слышится такой же стон умирающего.
– Черт, – бормочет она. – Я умираю. На самом деле умираю.
– И я. И виню в этом тебя, – ворчу я. – Это день гонки. У меня язык словно наждачка, и я не могу ясно видеть.
– Мы зальем в тебя кофе, и ты будешь в порядке.
Я поворачиваю голову на подушке и смотрю на нее. Господи, как же больно.
– Чтобы справиться, мне понадобится галлон кофе. – Я показываю на свою голову.
– Жирная еда и кофе сотворят с тобой чудо.
– Фу, не говори о жирной еде! – Я прикрываю рот рукой, чувствуя тошноту. – Я больше никогда не пойду с тобой пить, – говорю я сквозь пальцы.
– Эй, не вини меня. Твоей идеей было пить самбуку.
– Самбуку? – Я смотрю на нее изумленно.
– Ага.
Картины прошлой ночи начали возвращаться ко мне: как мы пьем шоты, поем в караоке, танцуем на столе.
Ох, твою мать.
– О, боже… – выдыхаю я. – Я вела себя как засранка?
– Немного, – усмехается Петра. – Но и я тоже, так что ты не одинока, и не похоже, чтобы там был кто-то из наших знакомых. Но ты прекрасно проводила время, твой разум очистился от мыслей о Ты-Знаешь-Ком и поп-принцесске.
– Да, наверное, – бормочу я. – Слушай, Энди. – Она поворачивается на бок, оказываясь ко мне лицом. – Я знаю, что то, что было между вами с Карриком, ты считаешь сексом на одну ночь… но я тут думаю, а что, если ты говоришь это лишь потому, что знаешь, кого он из себя представляет, а не потому, что хочешь так говорить. Ведь тебя довольно сильно задевает то, что он здесь с ней.
– Меня это не задевает даже самую малость.
– Ты вчера спряталась за деревом, лишь бы не разговаривать с ними.
– Ты видела это? – съежилась я. – Ага, видела.
Я выпускаю воздух.
– Просто… конечно, он мне нравится, но я знаю, что мы никогда не смогли бы быть вместе. Но даже зная все это…
– Все равно больно видеть его с другой женщиной.
– Да, – выдыхаю я и тру высушенные глаза.
– Почему вы с ним никогда не смогли бы быть вместе?
– Потому что он шлюха.
Она усмехается.
– Ну, не знаю. Судя по тому, как вы проводили время и что ты мне рассказывала о его поведении тогда… может, он хотел от тебя большего.
– Сомневаюсь. Независимо от этого, я не связываюсь с пилотами. – Я перекатываюсь на спину и смотрю в потолок.
– Почему?
– Ну, вот так.
Она выдыхает.
– Мне ты можешь сказать, ты же знаешь. Ты можешь доверять мне. Я никому не скажу. Знаю, ты можешь думать, будто я сплетница, но действительно важное я могу держать в секрете.
Я устремляю на нее взгляд и внезапно понимаю, что для меня настал редкий момент истины.
– На Формуле-1 я потеряла кое-кого, кого любила. Он умер на трассе из-за несчастного случая.
– Мне жаль, Энди.
– Это было давно. – Пожимаю я плечами так, словно это не важно, хотя это важнее всего.
– По этой причине ты работаешь на Ф1? Чтобы чувствовать себя ближе к этому человеку?
Петра гораздо проницательнее, чем я полагала.
– Отчасти. Я изучала инженерию в университете, чтобы научиться создавать более совершенные двигатели. Люди все время ходят на гонки, но я хочу быть способной помочь сделать болид максимально безопасным к моменту, когда он выедет на трек. К тому же я занимаюсь этим, потому что люблю свою работу. Машины – это все, чем я когда-либо интересовалась. Я взрослела, не вытаскивая головы из-под капота, – усмехаюсь я, и в этом смешке слышится оттенок печали. – Наверное, возможность быть здесь, заниматься всем этим и правда делает меня ближе к отцу.
Свою ошибку я осознаю незамедлительно и застываю, чувствуя холод.
– Погиб твой отец?
Паникуя, я бросаю на нее взгляд, понимая, что не могу дышать.
– Все в порядке, Энди, – заверяет она меня успокаивающим голосом. – Я никому ничего не скажу. Но почему ты держишь это в секрете?
Я делаю долгий выдох и затем поворачиваюсь к ней.
– Я держу это в секрете, потому что мой отец это… это был… Уильям Вульф.
– Ох. – Она выглядит ошеломленной. – Ого. Черт. Энди… почему ты не говорила мне? Но, стой… – Она качает головой, словно ей все становится ясно. – Разве он… твой отец… разве он… умер… не здесь, в Монако?
– Именно. – Я ложусь на спину, смотрю в потолок. Чувствую, как на глазах появляются слезы, и делаю глубокий вдох, чтобы удержать их.
– Иисусе… Энди. Какого хера ты не сказала мне? Я и представить не могу, как ты через все это проходишь, особенно сегодня, в день гонок, и к тому же мирясь с дерьмом Каррика и Сиенны.
– Я просто не хотела, чтобы люди думали, что дядя Джон дал мне работу только из-за моего отца, так что предпочитаю держать это в себе.
– Хм-м-м…. кажется, я могу это понять.
Я снова смотрю на нее.
– Петра, только дядя Джон знает, что Уильям мой отец, и я хочу, чтобы так и было дальше.
– Ты можешь мне доверять. Все сказанное тобой остается здесь. – Она тесно сжимает губы и делает жест, словно закрывает рот на замок и выбрасывает ключ в неизвестном направлении.
– Я ценю это, – мягко улыбаюсь я ей. – Должна сказать, теперь, когда ты мне рассказала, твой пунктик «не встречаюсь с гонщиками» приобрел для меня смысл.