Я выдыхаю.
– Когда видишь, как на трассе умирает твой отец, и потом наблюдаешь, как твоя мама проходит через боль утраты… – Я поворачиваю голову в сторону Петры и смотрю на нее. – Для себя я такого не хочу.
– Но тебе нравится Каррик… верно?
– Ну да, он мне нравится. Но ничего не выйдет.
– Я понимаю, учитывая, что случилось с твоим отцом… но Каррик не твой отец, Энди.
Наши взгляды встречаются.
– Но он такой. За исключением его потаскунства – мой отец тоже отчасти был таким, пока не встретил мою маму, – Каррик являет собой все, что было в моем отце. И именно это все говорят о Каррике. Он следующий Вульф. Все, что касается Каррика: от его ранней карьеры в Формуле-1 до его безрассудного и легкомысленного способа вождения… есть до хрена всего, в чем Каррик и мой отец похожи.
– Но это не значит, что ему предначертана та же судьба.
Я ежусь от ее выбора слов.
– Господи… прости. Я неправильно выразилась.
– Нет, все в порядке. Обычно я нормально справляюсь со всем этим. То есть прошло четырнадцать лет. Но сегодняшний день для меня странный, вот и все. Я более чувствительная, чем обычно.
Недолгий момент тишины.
Затем она говорит:
– С Карриком сегодня все будет хорошо. Ты же знаешь это, так?
Я закрываю глаза и выдыхаю.
– Да. – Слушай, я здесь в роли адвоката дьявола, но кристально ясно, что ты переживаешь, когда Каррик участвует в гонке, и он тебе нравится, так что с ним ты или нет, ты все равно беспокоишься, верно?
Я открываю глаза и смотрю на нее.
– Это так, но есть разница между беспокойством за друга и переживанием за парня или и того хуже – за того, кого ты любишь.
Она долго не отрывает от меня взгляд. Я вижу, как в ее голове крутятся шестеренки.
Ложась на спину, она кладет руки под голову.
– Как думаешь, поп-принцесска будет сегодня на треке?
– Это день гонки, так что я бы ждала ее. Сиенна ни разу не была на трассе с момента, как прибыла в Монако, что было для меня идеальным раскладом, потому что это прекрасное место, чтобы прятаться.
– Она такая сука, – бормочет Петра.
Улыбка касается моих губ, и я ложусь на бок, поворачиваясь к ней лицом.
– Ты же знаешь, что не должна ненавидеть ее только из-за того, что она не нравится мне.
Она хмурится, рассердившись на мои слова.
– Она мне не нравится, потому что она стервозно ведет себя по отношению к тебе и потому что ее музыка дерьмо.
Я смеюсь над выражением ее лица.
– Я ценю твою поддержку.
Я падаю на спину. Поднимаю руки к лицу и смотрю на них. Они грубые и сухие. Я кривлюсь.
Готова поспорить, что руки Сиенны красивые и мягкие.
Гр-р. Мне нужно прекратить сравнивать себя с ней.
Давая этим мыслям покинуть мою голову, я говорю:
– Интересно, почему он с ней. Ну, то есть Сиенна красивая, но чертова злюка.
Петра громко смеется.
– Он не с ней, Энди. Он просто трахает ее. Прости. – Она делает гримасу, видя мучение на моем лице. – Но, серьезно, ты должна видеть это.
– Видеть что?
Она садится на кровати и руками обхватывает колени, я разворачиваюсь на бок и подпираю голову рукой, упираясь локтем в постель.
– Во-первых, продолжительные взгляды, что Каррик бросает на тебя, когда думает, что никто не видит, а во-вторых, ты на самом деле присматривалась к Сиенне?
– Он не бросает на меня продолжительные взгляды. – Я показываю Петре язык. – И да, к несчастью, я видела ее. – И ты не замечаешь этого?
– Чего? – раздражаюсь я. – Как вы похожи.
– Я не выгляжу как она! Боже! Спасибо большое! – оскорбляюсь я. Конечно, Сиенна красивая, но она настолько уродлива внутри, что это портит ее внешний вид, и я никоим образом не похожа на кого-то вроде нее.
Петра издает звук недовольства, качая головой.
– Я не имею в виду, что ты мегасука. Я говорю о том, что вы невероятно похожи.
– Да ладно, Петра. Во мне нет ничего примечательного. У меня каштановые волосы, карие глаза и оливковая кожа.
Она закатывает глаза.
– Конечно, в тебе нет ничего примечательного с твоими километровыми ногами, телом супермодели и потрясающим лицом. Притом что я ненавижу стервозную Сиенну, я признаю, что она красивая, как и ты. У нее точь-в-точь те же параметры, что и у тебя.
– Как и у миллиона других девушек.
– Ну да, конечно, ведь все женщины выглядят как супермодели. – Она вытягивает свои ноги, показывая, что они короче моих, чем заставляет меня рассмеяться.
– Только подумай. Каррик возвращается в Англию взбешенный не на шутку из-за того, что ты его отшила, и потом возвращается обратно, привозя с собой практически копию тебя. Совпадение? Я думаю, нет. – Она пальцем стучит по своей голове.
– Может, такие просто в его вкусе, – протестую я.
– Единственные, кто был во вкусе Каррика, – это симпатяжки с вагиной, готовой для дела. Но теперь я начинаю думать, что сейчас в его вкусе один-единственный человек – Энди Амаро.
– А я думаю, что ты, скорее всего, еще пьяна. – Я показываю ей средний палец.
Громко смеясь, она показывает мне язык.
– Отрицай, если хочешь, но глубоко внутри ты знаешь, что в моих словах есть смысл. – Спуская ноги с кровати, она встает. – Так, я в душ.
Я наблюдаю, как она исчезает в ванной. Затем натягиваю одеяло на голову и пытаюсь не думать о ее последних словах, но, к сожалению, они плавают вокруг, вгрызаясь в мой мозг, как маленькие акулы.
Через три часа, спустя гору круассанов и кофе, я все еще чувствую себя дерьмово.
Хотя мое настроение уже было фиговым из-за похмелья, мамин звонок перед завтраком оставил на мне эмоциональный отпечаток. Сегодня, может, и не дата смерти моего отца, но эта конкретная гонка для нас всегда будет сложной.
Когда мы с Петрой выходили из отеля, я и так чувствовала себя расклеившейся, так еще и стала свидетелем поцелуя Каррика и поп-принцесски прямо у входа.
Видеть его с ней чертовски больно, словно кто-то пробивается сквозь грудную клетку и выжимает жизнь из самого сердца. Сегодня застать подобное еще больнее, потому что я совершенно выбита из колеи.
Но язык его тела будто бы говорил о его отстраненности. Как будто ему некомфортно целоваться с ней на публике. Он держит свои руки на ее предплечьях, а не обнимает ее, и он не кажется притягивающим ее к себе поближе, скорее пытающимся оттолкнуть ее прочь. Не то чтобы я изучала их или все утро провела за детальным изучением их пары под микроскопом в моей голове, но это бросалось в глаза.
Что я вообще знаю? Возможно, я вижу именно то, что мне нужно видеть в данный момент.
Должно быть, Сиенна ему действительно нравится, независимо от того, что он говорил об отношениях с ней для публики. Каррик не из тех, кто делает то, чего ему не хочется.
На следующее утро после того инцидента в баре Бен рассказал мне, что, когда Каррик вернулся в бар, у него с Сиенной случилась серьезная ссора. Очевидно, он отчитывал ее за то, как она общалась со мной. Бен рассказал, что Сиенна пыталась сгладить ситуацию, говоря Каррику, что тот делает много шума из ничего. Тогда Каррик сказал ей, что если она не умеет себя вести, то может к херам уматывать домой. Бен рассказал, что она начала плакать прямо перед всеми ними, причитая о том, что ей жаль и что она извинится передо мной, – чего я жду до сих пор. Бен сказал, что все это было действительно неловко и что Сиенна с Карриком вскоре после этого ушли.
Вероятно, для того, чтобы заняться примирительным сексом.
Гр-р! Пора прекращать пытать себя подобными мыслями. Если не перестану, то сведу себя с ума.
– Пенни за твои мысли? – раздается из-за спины голос Петры.
Я кручусь на табурете с колесиками, чтобы увидеть ее, держащую в руках чашку, из которой идет пар.
– Я принесла тебе кофе.
Это вызывает улыбку на моем лице.
– Я говорила тебе, какая ты потрясающая?
– Я потрясающая, – соглашается она. – И так как я невероятно потрясающая, я подумала, что тебе не помешает приободриться после тяжелого утра. Ну, знаешь… – И из-за спины она достает огромный шоколадный маффин.
– Ах, беру свои слова назад. Ты не потрясающая. Ты бесподобная. – Я тянусь и забираю у нее кофе и маффин. Чашку ставлю на стол, а сладость держу в руке.
– К тому же я подумала, что тебе стоит знать, что поп-принцесска здесь, – говорит она мне тихо.
Даже подозревая, что Сиенна, скорее всего, будет здесь в день гонки, я молила богов, чтобы она не появлялась. Я не в силах сегодня наблюдать очередные публичные сцены или проявления.
Ворча про себя, я откусываю огромный кусок от маффина.
Ох, шоколад божественно мягкий. Ничто с ним не сравнится.
– Где она? – спрашиваю я с набитым ртом.
– Наверху, и – сюрприз-сюрприз – ведет себя как сука. Она говорила со мной так, словно я кусок дерьма только потому, что ей в чай я добавила полуобезжиренное молоко вместо обезжиренного. О мой бог, какой кошмар! – И талантливо изображает драматизм.
Я смеюсь.
– Я должна была плюнуть в него, корова.
Кивая, я кусаю маффин.
– Это так вкусно, – бормочу я. – Хочешь? – предлагаю я ей. – Нет, спасибо. Тебе он нужнее. Просто не поднимайся наверх, если не хочешь натолкнуться на нее, хорошо? Не думаю, что она спустится сюда.
– Боже, да, она бы не хотела оказаться в окружении низменных механиков. – Я прижимаю руку ко рту, когда вижу, как из него летят крошки, часть которых попадает в Петру. – Ох, господи! Прости! – Я фыркаю и смеюсь сквозь руку, пытаясь удержать маффин внутри.
– Ты отвратительна, – ухмыляется Петра, очищая топ от крошек. – У тебя шоколад на щеке, бродяга.
Я тру щеку рукой.
– Все? – я поворачиваюсь щекой к ней.
Она бросает быстрый взгляд.
– Да, все хорошо. Только посмотрись в зеркало, когда закончишь с ним, ладно?
Я показываю ей большой палец и откусываю еще кусок.
– Так мы идем сегодня вечером куда-то? – спрашивает она, опираясь о стол.