– Что?
– Не знаю. – Она пожимает плечами. – Это прозвучит банально, но с тобой он не такой, как с другими. Он стал одновременно и менее, и более вспыльчивым, если такое вообще может быть.
– Не может. Вообще.
Мэйси смеется:
– Да я знаю, но ведь ты сама задала вопрос. Наверное, я имела в виду, что я настороженно отношусь к тому, что между вами происходит, но все-таки не могу сказать, что я полностью против. Потому что сегодня я сама увидела, каков он с тобой.
Я хочу насесть на нее, хочу спросить, что именно она имеет в виду. Хотя я, в общем-то, и так понимаю, что к чему. Она говорит о том Джексоне, которого мы встретили на лестничной площадке в мой первый день здесь после того, как Флинт притащил меня на наш этаж. Или о том, которого я видела на вечеринке, таком холодном, таком жестоком, что я убежала от него со всех ног. В прямом смысле слова. Если это единственный Джексон, которого она когда-либо видела, то неудивительно, что она сочла нужным посоветовать мне держаться от него подальше.
– Я и сейчас не могу взять в толк, что между нами происходит, – признаюсь я, откинувшись на подушки. – Если между ним и мной вообще что-то есть. Как бы мне хотелось узнать, что он думает обо мне. Играет он со мной или же у него в голове такие же мысли, как и у меня.
– А какие мысли в голове у тебя? – Она спрашивает это так буднично, так небрежно, что я отвечаю, не раздумывая:
– Мне кажется, я запала на него. Я думаю о нем все… – Я осекаюсь, когда до меня доходит, что именно я говорю. – Ты обвела меня вокруг пальца.
Она делает невинное лицо:
– Я просто задала тебе вопрос. Ты не обязана была на него отвечать.
– Ты же знаешь, что я слишком увлеклась, вот и сказала лишнее.
– И хорошо. Я рада, что ты не цензурировала свои слова. В общении со мной в этом нет нужды. – Она берет меня за руку. – Какое-то время тебе здесь все будет казаться странным, непонятным, но между нами никаких непоняток нет. – Она показывает на меня, потом на себя. – Так что, если ты по-прежнему не веришь никому из остальных учеников, ты можешь доверять мне – я тебя прикрою, даже в твоих отношениях с Джексоном. Мы же с тобой семья.
Внезапно в моем горле застревает огромный ком. И я сглатываю пару раз, пытаясь избавиться от него. Пока она не сказала этих слов, я и не подозревала, как они мне были нужны, не понимала, как мне недоставало человека, на которого я смогла бы положиться, кто, не задавая вопросов, всегда бы меня поддержал.
– Знаешь, Мэйси, это улица с двусторонним движением. Ты тоже можешь мне доверять.
Она улыбается:
– Я и доверяю. Просто я хочу, чтобы ты запомнила мои слова. И знала, что я всегда буду на твоей стороне.
Она говорит и смотрит на меня так, будто пытается одновременно и предостеречь, и ободрить. Все это так странно, что меня пробирает дрожь – уютного тепла как не бывало, его место занял холод, и дело тут не в аляскинских морозах, а в ситуации, которая мне, похоже, не по зубам.
Я пытаюсь не обращать внимания на гнетущее чувство, говорю себе, что это просто паранойя. Ведь нельзя не признать, что в последнее время я при любых обстоятельствах склонна ожидать худшего.
И вместо того чтобы думать о своем смутном беспокойстве, я просто киваю и говорю:
– Это хорошо. Я рада.
Мэйси ухмыляется:
– Раз это мы уже обсудили, есть еще одна вещь, о которой я хочу с тобой поговорить. – Она встает с моей кровати и идет к своему мини-холодильнику. – Но я уверена, что тебе это не понравится.
Глава 23Никогда не приходис мороженым на перестрелку
Я настороженно смотрю, как Мэйси открывает холодильник и шарит в нем.
– И насколько же мне это может не понравиться?
Она с победоносным видом достает пинту мороженого с вишней и шоколадом.
У меня падает сердце.
– Неужели все настолько плохо, что нам понадобится мороженое «Бен энд Джеррис»?
– Честно говоря, лично мне мороженое «Бен энд Джеррис» нужно всегда. – Она снимает с контейнера крышку и берет две ложки из фиолетового стаканчика, стоящего на холодильнике. – Просто сейчас, как мне кажется, хорошее время для того, чтобы побаловать себя.
Я беру у нее ложку.
– Я и не знала, что тут можно купить его.
– В ближайшем магазине оно стоит десять долларов за пинту, но да, его можно купить. – При виде ужаса на моем лице она ухмыляется.
– Ничего себе. Это же…
– Добро пожаловать на Аляску.
– Видимо, то, о чем ты собираешься говорить, в самом деле серьезно, если это надо заедать мороженым, которое стоит десять долларов.
Она ничего не говорит в ответ на мой выпад, только протягивает мне контейнер с мороженым, чтобы я могла зачерпнуть его. Что я и делаю. Она тоже зачерпывает немного, и мы чокаемся ложками – мы придумали чокаться первыми порциями мороженого в то лето, которое провели вместе, когда мне было пять лет.
Я жду, что сейчас Мэйси скажет, что у нее на уме, но она берет вторую ложку мороженого, затем третью, четвертую, пока я не сдаюсь и тоже не принимаюсь быстро его поедать.
Когда контейнер наполовину пустеет, она наконец прерывает молчание:
– Мне надо тебя кое о чем предупредить.
– Да-а? Разве ты уже не предупредила меня насчет Джексона? Я думала, с этим мы закончили.
– Это не о нем. Вернее, о нем, но не в том смысле, в каком ты думаешь. – Я совершенно сбита с толку, и, должно быть, это отражается на моем лице, потому что она делает глубокий вдох и выдает: – Если тебе нравится Джексон – кстати, если да, то я не против, честное слово, – то тебе нельзя продолжать близко общаться с Флинтом. Это не прокатит.
Это настолько далеко от того, что я ожидала услышать, что я вникаю не сразу. Но даже когда я начинаю думать, что поняла ее слова, они кажутся мне лишенными смысла.
– Что значит «это не прокатит»? Я же не встречаюсь с одним из этих двоих, а даже если бы встречалась… разве я не могу дружить со вторым?
– Нет, не можешь. – Она мотает головой. – Именно это я и пытаюсь тебе втолковать.
Я почти уверена, что она разыгрывает меня – как же иначе? – но вид у нее такой серьезный.
– Что значит «нет, не можешь»? Что это вообще такое? «Клуб «Завтрак»?
– Хуже. Намного, намного хуже.
– Охотно верю, ведь даже в этом фильме ребята в конце концов поняли, что неважно, к какой группе ты принадлежишь.
– Это тот фильм, в котором Джадд Нельсон лезет под юбку Молли Рингуолд, когда прячется под столом?
Ну, если она об этом…
– Ладно, возможно, это не самый удачный пример.
– Ты так думаешь?
– Твой довод о том, что Джексон и Флинт не могут нормально общаться, потому что они возглавляют различные группировки, просто нелеп. Знаешь, сколько человек отнеслись ко мне хорошо с тех пор, как я приехала сюда? – Я показываю ей четыре пальца. – Ты, Джексон, Флинт и Лия. И все. Четверо. Так что если ты заявляешь, что мне нельзя разговаривать с одним из четырех учеников, которые из всей школы одни только не смотрят на меня как на зачумленную, то это полная чушь.
– О, Грейс. – У нее делается расстроенный вид. – Неужели все и правда так плохо?
– Да, приятного мало – и это даже если не считать того, что меня чуть не заморозили насмерть. – Эти слова так удручают мою двоюродную сестру, что я решаю немного отыграть назад: – Не бери в голову, Мэйс, ведь я еще даже не приступила к учебе. Уверена, что, когда остальные узнают меня получше, то перестанут пялиться.
Она тут же соглашается:
– Конечно, Грейс, конечно. Им просто нужно провести с тобой какое-то время. Новые люди бывают у нас редко, к тому же большинство наших ребят давно учатся вместе – мы знали друг друга еще до поступления в Кэтмир.
– Этого я не учла.
– До Кэтмира мы – большая часть наших – учились в другой школе, мы были там с пятого класса. Отсюда и наша обособленность, наша разобщенность.
– Я понимаю, но разве после такого долгого знакомства вы не должны были сблизиться, а вовсе не стать почти врагами?
– Да, конечно, и какое-то время так и было. Не знаю, как тебе объяснить, почему все пошло наперекосяк, скажу только одно – примерно год назад произошло нечто ужасное, и ситуация вышла из-под контроля. Со стороны может показаться, что все в порядке, но стоит копнуть поглубже, и видно, что проблемы никуда не ушли. После той истории для Джексона и Флинта стало почти невозможно оставаться на одной стороне… о чем бы ни шла речь.
Это самое туманное объяснение, которое мне когда-либо доводилось слышать, но я все равно начинаю думать, пытаюсь сложить в единую картину то немногое, что мне удалось узнать после моего приезда сюда.
– Это как-то связано с тем, что случилось с Хадсоном Вегой?
Я задала этот вопрос, не думая, но, судя по лицу Мэйси, прежде чем задавать его, мне определенно следовало бы хорошенько подумать.
– Что тебе известно о Хадсоне? – шепчет она так тихо, словно ей боязно произносить его имя вслух.
– Лия сказала мне, что ее бойфренд умер, потом Джексон упомянул своего брата, и, увидев, как они ругаются, я сложила то и другое вместе и смекнула, что к чему.
– Джексон сказал тебе, что Хадсон умер? – По-моему, она не была бы так ошеломлена, даже если бы я заявила ей, что лечу обратно в Сан-Диего, причем не на самолете, а на своей собственной тяге, и меня вдруг начинают одолевать сомнения:
– А разве он не умер? – Если он солгал мне о таком, не знаю, что я сделаю. Ведь каким надо быть человеком, чтобы…
– Умер. Просто Джексон об этом почти не говорит. Эта история едва не уничтожила его, и я не могла себе представить, чтобы он обсуждал ее с… – Она осекается.
– С кем-то совершенно чужим?
– Да. – Когда она признает это, у нее делается немного смущенный вид. – Правда, вас двоих, наверное, нельзя назвать чужими…
– Иногда так легче, – перебиваю ее я. – Если о самом ужасном, что было в твоей жизни, говоришь со своим лучшим другом, это невыносимо. А если говорить об этом с чужаком, у которого отсутствует личный интерес, боль не так остра. – Это звучит странно, но это чистая правда, которую в числе прочих вещей мне пришлось узнать за последний месяц.