– Это странно, но смысл в этом есть. – Мэйси ставит мороженое на кровать и обнимает меня.
Я обнимаю ее в ответ, на несколько секунд прижимаю к себе – пока не чувствую, что слезы, которые всегда были близко, начинают наполнять мои глаза. Тогда я отстраняюсь и улыбаюсь, чтобы показать, что я в порядке, хотя это совсем не так.
– Может быть, именно поэтому со мной Джексон не такой, как с другими. Потому что ему известно, что я тоже потеряла близких.
– Может быть, и так. – На ее лице написано сомнение. – Но если вас с Джексоном тянет друг к другу, потому что у вас обоих погиб кто-то из родных… Просто будь осторожна, хорошо, Грейс? Ты же не хочешь, чтобы тебя рвали на части он и Флинт. Потому что тогда тебя в конце концов просто разорвут пополам.
Я пытаюсь не обращать внимания на ее слова, и мне это удается – до того момента, пока я не ложусь спать. Выключив свет, я не могу не думать о том, что сказала Мэйси… и меня охватывает предчувствие беды.
На мое тело давит какая-то тяжесть, она придавливает меня так, что я не в силах даже повернуться на бок и свернуться в клубок. И тогда я обхватываю себя руками и говорю себе, что она ошибается. Хотя внутренний голос шепчет мне, что это не так и она права.
Глава 24Путь к сердцу девушки – это вафли
Я медленно просыпаюсь под звук сообщения, пришедшего на мой телефон. И тяжело вздыхаю – может, оставить его без внимания и так и лежать под одеялом, где невероятно уютно? Но с момента моего прибытия на Аляску я все время мешкала с ответами на сообщения Хезер, а это никуда не годится.
Но, повернувшись на бок и схватив телефон, я делаю два открытия. Во-первых, оказывается, сейчас уже более десяти часов утра, а во-вторых, сообщение пришло не от Хезер.
И не от Мэйси. Оно пришло с номера, который мне не знаком.
Неизвестный номер: Как твоя лодыжка?
Флинт? Я откидываю волосы, упавшие мне на глаза, и сажусь. Или кто-то еще?
На мгновение передо мной встают глаза Джексона – темные, бездонные, – но мне не верится, что сообщение отправил он. Ведь на протяжении нашего знакомства настроение его все время менялось, и вчера вечером он на прощание сказал, что мне придется нелегко – что бы это ни означало.
Я решаю перестраховаться.
Я: Кто это?
Следует долгая пауза.
Неизвестный номер: Джексон.
Я чувствую, как от этого слова – несмотря на то, что в сообщении оно всего одно, – исходит негодование, как будто он не может себе представить, что в моих контактах все еще нет номера его телефона и я не жду, когда он наконец свяжется со мной. По идее, такая самонадеянность должна бы вызвать у меня досаду, но вместо этого я просто нахожу ее забавной, такой забавной, что не могу не подразнить его.
Я: Какой Джексон?
Джексон: Это что, шутка такая?
Я: Нет, но сейчас я попробую пошутить. Сколько раз нужно пощекотать осьминога, чтобы вызвать у него смех?
Следует долгая пауза, во время которой я представляю себе его лицо.
Джексон: А я и не знал, что осьминоги могут смеяться.
Да, примерно такого ответа я и ожидала.
Я: (Смайлик с закатанными глазами). Давай, подыграй мне, смелее.
Джексон: Я просто хотел узнать, как там твоя лодыжка.
Я: Попробуй угадать ответ, и я скажу тебе как.
Еще одна долгая пауза.
Джексон: 17.
Я: 17?!?!?!?!
Джексон: Ну, ответ явно не 8, иначе это не было бы шуткой. А поскольку правильного ответ я не знаю, то почему бы не 17?
Я: (Два смайлика с закатанными глазами). Давай попробуем еще раз. Сколько раз нужно пощекотать осьминога, чтобы вызвать у него смех?
На сей раз пауза тянется так долго, что я почти уверяю себя в том, что лажанулась и он уже не ответит. Но тут он все-таки отвечает.
Джексон: И сколько же?
От волнения я едва не роняю телефон – и улыбаюсь до ушей. Это глупо, но теперь мне уже ясно, что, когда речь идет об этом парне, я глупею.
Я: Десять раз, конечно[7].
Джексон: Что ж, неплохо.
Я: Надо же, какая высокая похвала.
Джексон: Смотри, не зазнайся.
Я: Поверь, это мне не грозит. (Три смайлика с закатанными глазами).
Джексон: Что получится, если скрестить вампира со снеговиком?
Что? Шутка от вечно серьезного Джексона Веги? Что же написать в ответ?
Я: Понятия не имею.
Джексон: Морозный укус.
Я смеюсь во все горло, потому что, скажите на милость, кто такой этот другой, новый Джексон? И как сделать так, чтобы он не исчез?
Я: Хэллоуин и Аляска в одном флаконе, да? Впечатляет.
Следует еще одна долгая пауза, но на сей раз мне уже не кажется, что сообщение от Джексона не приходит потому, что он отложил телефон, – я уверена, что он просто думает над тем, что написать в ответ. Да это же… уму непостижимо. Я лишь с огромным трудом могу представить себе Джексона, который не имеет точного ответа на любой вопрос.
Наконец мой телефон пикает опять.
Джексон: Ты обещала мне написать, как там твоя больная лодыжка.
Это не самое прикольное продолжение для того обмена шутками, который у нас только что был, но я смиряюсь, поскольку иначе мне пришлось бы не отвечать, а я к этому не готова. Во всяком случае, пока.
Я: Не знаю. Я еще только просыпаюсь.
Я: Должно быть, мой дядя решил, что сегодня мне опять не надо идти на уроки.
Джексон: Я бы сказал, что тебе повезло, но…
Я: Что, по-твоему, падение с дерева – это мне еще недостаточно повезло?
Джексон: Да ты хоть вообще ПОНИМАЕШЬ, что значит «повезло»?
Я разражаюсь смехом, который едва не переходит в гомерический хохот. И тут же спешу закрыть рот рукой, хотя рядом никого нет.
Я: Я же смогла встать и уйти, не так ли?
Джексон: (Смайлик с закатанными глазами). Вообще-то, в комнату тебя принес я.
Я: А, ну да.
Я: Еще раз спасибо.
Джексон: Все существующие смайлики с закатанными глазами мне сюда не поместить.
Теперь, когда он задал вопрос, мне самой стало любопытно, как там моя лодыжка, я встаю – и вскрикиваю, когда ступаю на правую ногу. Вот и ответ. Еще одна проблема заключается в том, что мне надо срочно в туалет.
Джексон: Чем ты будешь заниматься сегодня весь день?
Я: Наверное, буду лежать в кровати и жалеть себя.
Джексон: Приятное времяпрепровождение.
Я: Да, вообще-то лодыжка немножко болит.
Джексон: Но в остальном ты в порядке?
Я: Само собой.
Я: Скоро вернусь.
Я с грехом пополам добираюсь до ванной. Сходив в туалет, мою руки, беру две таблетки и бутылку воды и ковыляю к кровати. И заставляю себя выпить таблетки до того, как снова взяться за телефон, хотя это и нелегко. Мне не терпится узнать, ответил ли мне Джексон.
Он не ответил. Что хорошо, говорю я себе, ведь наше общение прервала я сама.
Я: Я вернулась.
Нет ответа.
Я: Извини, что я так долго.
Опять нет ответа.
А, черт, все-таки я лажанулась.
Как же я зла на себя за то, что прервала разговор. И за то, что сейчас сержусь. За последние пятнадцать минут Джексон открылся мне куда больше, чем за все наши предыдущие встречи. Так с какой стати мне злиться из-за того, что он перестал писать мне на телефон?
Ведь надо же ему когда-то ходить на уроки.
Почему-то от того, что я говорю это себе, мне становится еще хуже. От этого и от того, что я умираю с голоду, а до арахисового масла надо идти через всю комнату. Ну, конечно, как же иначе.
Я откидываюсь на подушки и обмениваюсь парой сообщений с Хезер. Затем проверяю Снэпчат и Инстаграм, немного играю в Pac-Man – и все время твержу себе, что я совершенно точно не жду, чтобы Джексон написал мне опять.
Но в конце концов у меня начинает урчать в животе, и я отбрасываю телефон в сторону. Нельзя жить на одном арахисовом масле, но сейчас мне так хочется есть, что я все-таки попробую.
Я, хромая, бреду к холодильнику, но на полпути слышу стук в дверь. И на секунду у меня мелькает мысль: может быть, это Джексон? Но тут же включается здравый смысл. Скорее всего, это дядя Финн, явившийся проведать меня и справиться о состоянии моей лодыжки.
Но когда я открываю дверь, оказывается, что это не дядя Финн. И не Джексон. Это женщина, и в руках у нее тяжелый поднос с едой.
– Грейс? – спрашивает она, и я, отступив в сторону, впускаю ее.
– Да. – Я улыбаюсь ей. – Большое спасибо. Я голодна как волк.
– Не стоит благодарности. – Она улыбается в ответ. – Где мне поставить поднос?
– Я возьму его. – Я протягиваю руки к подносу, но она бросает на меня взгляд, как бы говоря, чтобы я не морочила ей голову. – Э-э, ну тогда ставьте на кровать. – Я машу рукой в сторону моей половины комнаты.
Она подходит к моей кровати и опускает поднос на ее изножье. Затем спрашивает:
– Может, принести тебе еще что-нибудь?
Я понятия не имею, что она мне принесла, поскольку тарелки накрыты серебристыми колпаками, чтобы еда не остыла. Но поскольку я так голодна, что могла бы съесть практически что угодно, и поскольку я не привыкла к тому, чтобы мне кто-то прислуживал, я отвечаю:
– Нет, этого хватит. Спасибо.
Понятно – Мэйси думает обо мне, даже когда находится на уроке. Моя двоюродная сестра настоящая богиня.
Но, опять усевшись на кровать, я обнаруживаю на подносе маленький черный конверт. На нем написано мое имя, и это не почерк Мэйси.
Дядя Финн, говорю я себе, однако сердце мое начинает биться раза в три быстрее.
Это не может быть Джексон, говорю я себе, протянув к конверту дрожащие пальцы.
Это не может быть Джексон, снова думаю я, доставая из конверта простую черную открытку.
Это никак не может быть Джексон, повторяю я себе еще раз и ищу на открытке подпись.
И все-таки… все-таки это от Джексона, и сердце мое колотится так, словно вот-вот выскочит из груди.
«Я пока не знаю, что тебе нравится, но ты наверняка голодная. Не нагружай лодыжку. Джексон».
О боже.