– Из-за какого Флинта? – Он делает каменное лицо.
– Джексон, перестань.
– Это было из-за тебя.
Не знаю, можно ли ему верить, но прежде, чем я начинаю что-то уточнять, он берет одну из моих кудряшек и пару секунд теребит ее, глядя на меня своими бездонными глазами.
– Мне так нравится аромат твоих волос. – Он растягивает кудряшку, отпускает ее, и она, снова свернувшись, возвращается на место.
– Тебе надо идти, – говорю я опять, хотя теперь у меня перехватывает дыхание.
Он явно не хочет уходить, но в конце концов кивает. Он делает шаг назад, и только сейчас я осознаю, что мое сердце стучит, словно ударник в группе хеви-метал.
– Пришли мне фото твоего расписания, – говорит он.
– Зачем?
– Чтобы я знал, где тебя искать. – Его лицо расплывается в улыбке, и меня охватывает трепет, который я всегда ощущаю, когда он оказывается рядом. – У меня самого сейчас начнется урок физики по предуниверситетской программе, так что я буду в лаборатории и не смогу вернуться, пока ты не пойдешь на свой второй урок. Но если мне не удастся проводить тебя, я попрошу, чтобы это сделал кто-то из остальных.
Ну да, это уж точно здорово поможет мне стать своей.
– Ты вовсе не обязан это делать.
– Мне это нетрудно, Грейс.
Я вздыхаю:
– Я не хочу, чтобы ты это делал. Мне хочется прийти на урок, как все. Без провожатых.
– Я понимаю тебя, правда понимаю, – продолжает он, когда на моем лице отражается сомнение. – Но я не шутил, когда сказал, что здесь тебе угрожает опасность. Позволь мне хотя бы присматривать за тобой первые несколько дней, пока ты не освоишься.
– Джексон…
– Пожалуйста, Грейс.
Это самое «пожалуйста» и убеждает меня, поскольку я уверена – Джексон не из тех, кто просит, когда можно приказать. И хотя мне кажется, что сейчас он перегибает палку, видно, что он в самом деле обеспокоен, и если это его успокоит, думаю я, можно и потерпеть.
Ведь это продлится всего несколько дней.
– Хорошо, – с достоинством уступаю я. – Но только до конца этой недели, согласен? После этого ты перестанешь меня опекать.
– А может, в конце недели мы вернемся к этому вопросу и…
– Джексон!
– Ну, хорошо, хорошо. – Он поднимает руки. – Как скажешь, Грейс.
– Это просто… – Я замолкаю, поскольку он исчезает, опять. Как всегда.
Когда-нибудь я отплачу ему той же монетой.
Он был прав – едва он уходит, класс заполняется народом. Я отхожу в сторонку, собираясь подождать, когда все рассядутся, чтобы поискать свободное место, но тут Мекай кивком показывает мне на стол, стоящий рядом с его столом во втором ряду.
Я занимаю его, потому что будет здорово иметь в этой группе кого-то знакомого, с кем можно поговорить. Тем более что Мекай улыбается мне, меж тем как все остальные продолжают все так же пялиться на меня.
Учительница, миссис Маклин, входит в класс только после того, как все рассаживаются по местам. Она одета в струящееся фиолетовое платье, а ее непокорные ярко-рыжие волосы с грехом пополам уложены в узел, грозящий вот-вот распуститься. Она не молода и не стара – на вид ей лет сорок, – на лице ее играет широкая улыбка, и она говорит всем нам открыть второй акт «Гамлета».
У половины группы на столах лежат бумажные книги, а вторая половина использует ноутбуки. Я достаю телефон, чтобы найти «Гамлета» в Интернете, поскольку свое бумажное издание я оставила в Калифорнии. Но едва я успеваю напечатать «Гамлет» в поисковой строке, как миссис Маклин кладет на мой стол видавшую виды книгу.
– Здравствуй, Грейс, – тихо говорит она. – Можешь пользоваться одной из моих книг, пока не найдешь «Гамлета» в Интернете. Поскольку ты кажешься мне стеснительной девочкой, невзирая на твое близкое знакомство с самым небезызвестным учеником Кэтмира, я не стану просить тебя встать и представиться. Но ты должна знать, что мы тебе рады, и, если тебе что-нибудь понадобится, заходи ко мне, не бойся. Мой график консультаций вывешен на двери.
– Спасибо. – Я опускаю голову, чувствуя, как вспыхнули мои щеки.
– Не за что. – Она ободряюще сжимает мое плечо и проходит вперед. – Мы очень рады, что ты здесь, среди нас.
Когда я беру книгу, Мекай подается в мою сторону и шепчет:
– Акт второй, сцена вторая.
– Спасибо, – одними губами произношу я.
Миссис Маклин хлопает в ладоши, затем картинно разводит руки в стороны и зычно декламирует шекспировский пятистопный ямб:
«До вас дошла о том, наверно, новость,
Как изменился Гамлет. Не могу
Сказать иначе, так неузнаваем
Он внутренне и внешне»[11].
Всю оставшуюся часть урока мы обсуждаем превращение Гамлета из образцового принца в отъявленного нытика. Миссис Маклин продолжает театрально декламировать, Мекай через каждую пару минут шепчет мне на ухо, выдавая очередной озорной комментарий, и в итоге урок литературы получается куда более занимательным, чем можно было бы подумать. На вид Мекай грозен, но он классный и очень остроумный. Общаться с ним легко, и я получаю от урока куда большее удовольствие, чем ожидала, особенно если учесть, что один раз я уже проходила эту пьесу.
Так что, когда звенит звонок, я испытываю некоторое разочарование – пока не вспоминаю, что следующим моим уроком будет изобразительное искусство. Это мой любимый предмет еще со времен моей учебы в начальной школе, и мне не терпится выяснить, как его преподают здесь, в Кэтмире. Но для этого мне придется отправиться в изостудию, а раз так, надо вернуться в мою комнату и утеплиться.
До изостудии можно дойти за десять минут, так что мне нет нужды напяливать на себя столько теплых одежек, сколько я надевала, когда проделывала мои первые вылазки на территорию школы. Но мне необходимо облачиться в плотную толстовку и длинное пальто, а также надеть перчатки и шапку – ведь получить обморожение отнюдь не входит в мои планы.
Надеюсь, мне хватит времени подняться в комнату, одеться и добраться до изостудии до того, как прозвенит следующий звонок. На всякий случай я немного ускоряю шаг, чтобы успеть взобраться по парадной лестнице до того, как на нее повалят все.
– Зачем так спешить, Новенькая?
Я с улыбкой смотрю на Флинта, который появился слева от меня.
– Между прочим, у меня есть имя.
– А, ну да. – Он делает вид, что размышляет. – Напомни мне, как тебя зовут?
– Выкуси.
– Необычное имя… Кстати, здесь тебе все-таки лучше быть поосторожнее с употреблением этого слова.
– Это еще почему? – Я вскидываю бровь. Мы идем по коридорам, и я замечаю, что сейчас, когда я иду не с Джексоном, а с Флинтом, никто не шарахается в стороны с нашего пути. Это очень похоже на старую видеоигру, которая так нравилась моему отцу и в которой тебе надо успеть добежать до пересекающей улицу лягушки до того, как ее раздавит одна из восьми миллионов машин.
Иными словами, ученики в коридоре ведут себя нормально. И с каждым новым столкновением я чувствую себя все менее и менее напряженной.
– Ты и правда станешь утверждать, что не знаешь?
– Не знаю чего?
Флинт пристально смотрит на меня, я на него, он качает головой и удивленно поднимает брови:
– Неважно. Я ошибся.
В том, как он это говорит, есть нечто такое, от чего мне становится не по себе. Так же я чувствовала себя, когда увидела, что Джексон и Лия находятся на морозе без курток.
И тогда, когда Флинт упал с дерева и отделался всего парой синяков.
И тогда, когда Лия читала в библиотеке речитатив на аккадском языке и не поняла, о чем я, когда я заговорила о языках коренных народов Аляски.
– Я не дура и понимаю, что здесь что-то не так, хотя пока и не знаю всей правды.
Сейчас я впервые признала, что у меня есть подозрения – прежде я не признавалась в этом даже самой себе, – и я рада, что могу облечь их в слова, не дав им и дальше отравлять себя.
– В самом деле понимаешь? – Флинт вдруг подходит ко мне вплотную, его тело оказывается всего в нескольких дюймах от моего. – В самом деле?
Я не отхожу назад, несмотря на отчаянность, внезапно зазвучавшую в его голосе.
– В самом деле. А теперь расскажи мне, в чем тут суть.
Проходит минута, и, когда он прерывает молчание, тревога в его голосе уже не звучит. Как и все остальное, что только что чувствовалось в его тоне, – впечатление такое, будто предостережения, которое я только что слышала своими ушами, не было вообще. Осталась только всегдашняя подчеркнутая медлительность его речи – такая же неотъемлемая черта Флинта, как крепкие мускулы и янтарные глаза.
– Тогда это будет неинтересно.
– Странное у тебя понятие об интересном.
– Настолько странное, что ты себе даже не представляешь. – Он шевелит бровями. – Ну, так что же у тебя на уме?
Я воззряюсь на него:
– Ты когда-нибудь заканчиваешь разговор, не начав тут же другого?
– Никогда. Это часть моего шарма.
– Да, повторяй это себе почаще.
– Само собой. – Он проходит со мной еще несколько футов, пританцовывая под какой-то мотивчик, звучащий только в его голове. – Куда ты сейчас? Если в класс, то все классы находятся с другой стороны.
– Мне надо подняться в мою комнату и одеться потеплее. Сейчас у меня изобразительное искусство, и если я выйду из замка, не утеплившись, то заледенею.
– Погоди. – Он останавливается как вкопанный. – Разве тебе не рассказали о туннелях?
– О каких туннелях? – Я смотрю на него с подозрением. – Ты что, опять разыгрываешь меня?
– Нет, клянусь. У нас тут есть целая сеть туннелей, идущих под школой и выводящих к флигелям, где проводятся уроки.
– Ты серьезно? Это же Аляска, вечная мерзлота, как тут смогли прокопать туннели?
– Не знаю. Как бурят вечную мерзлоту? К тому же кроме зимы есть еще и лето. – Он смотрит на меня честными глазами. – Даю слово. Туннели действительно существуют. Поверить не могу, что всемогущий Джексон Вега забыл рассказать тебе о них.
– Ты дурачишь меня? Теперь ты решил взяться за Джексона?