Он недостаточно силен, чтобы оторвать его от себя даже с помощью телекинеза, так что я делаю то единственное, что могу придумать и что наверняка заставит этот дым отпустить его.
Я открываю рот и делаю долгий медленный вдох.
Глава 62Где черный дым, там мертвый вампир
На это уходит несколько секунд, но дым – или что это там – наконец понимает, что к чему. Отпустив Джексона, он устремляется ко мне.
И должна сказать, что это ужаснее всего, что когда-либо происходило со мною в жизни.
Но если альтернатива заключается в том, чтобы стоять и наблюдать, как умирает еще один человек, которого я люблю, то такая альтернатива мне не нужна. Поэтому я раскидываю руки, пытаясь обнять дым. А когда он сосредоточивается вокруг меня, начинаю его вдыхать.
– Нет! – ревет Джексон.
Внезапно я падаю навзничь, а потом пролетаю ползала. Джексон, шатаясь, встает на ноги, хотя теперь его лицо посерело, и вытягивает руки перед собой. И медленно, невыносимо медленно начинает сжимать ладонями воздух, собирая его в шар.
Стены начинают трястись и осыпаться.
Но Джексон не останавливается. Он продолжает формировать свой шар, вбирая в него все, что находится в зале.
Дым растекается, становится плоским, стремится прочь, но Джексон не позволяет ему уйти. Он собирает воедино камни, выпавшие из стен, свечи, сосуды с кровью, они вместе с воздухом летят к нему, пока не образуется что-то вроде торнадо. А вместе с воздухом туда тянется и дым, как бы он ни тщился вырваться на волю.
Дышать становится все труднее, по мере того как Джексон собирает в воздушную воронку имеющийся в зале кислород, но мне все равно. Я просто падаю на пол и пытаюсь дышать тем, что осталось внизу, как нас учили на занятиях по пожарной безопасности. Джексон подтаскивает к себе дым все ближе, ближе.
Вскоре в воронку начинает затягивать также Лию и меня. Мы скользим по полу, и я не пытаюсь сопротивляться, чтобы не затруднять Джексону задачу. Я просто отдаюсь его силе и несгибаемой воле, веря, что он убережет меня от всего, даже от самого себя.
Как он делал это всегда.
Теперь дым находится в его власти, между его ладонями, и он пытается сделать так, чтобы тот втянулся в воронку.
Но дым не желает сдаваться без боя. Всякий раз, когда мне кажется, что Джексон уже обуздал дым, какая-то маленькая его струйка вырывается на свободу и все начинается сначала. Но у Джексона есть железная воля и невообразимая сила. Он не сдастся.
Он вращает шар все быстрее, и потолок начинает осыпаться, как и стены, крошится даже пол. Но Джексон не останавливается, продолжая спрессовывать свой шар.
Кислород в зале все разрежается, и теперь мне уже становится по-настоящему трудно дышать. Наверное, ему тоже, хотя этого не скажешь, если смотреть на то, как он втягивает в этот свой шар все, что тут есть.
Дым опять пытается вырваться на волю, но Джексон, взревев, втягивает его обратно в свой шар раз и навсегда. А затем прекращает процесс всасывания материи и энергии, так что землетрясения прекращаются, пол и потолок перестают крошиться, оставшиеся свечи падают на пол, и содержание кислорода в воздухе начинает медленно приходить в норму. Я лежу на полу, стараясь отдышаться, и смотрю, как Джексон еще больше сжимает шар в ладонях и тот превращается в светящуюся сферу размером чуть больше теннисного мяча.
А затем он размахивается и бросает его в Лию.
Светящийся шар ударяет Лию в живот, и ее тело взлетает над полом. Она испускает последний ужасный хрип, вбирая в себя сосредоточенные в шаре энергию и материю, включающую также и черный дым, затем смотрит на Джексона и шепчет:
– Да. Наконец-то. Спасибо.
И взрывается, обратившись в облако пыли, которая медленно оседает на пол.
Сейчас я могу думать только об одном – все закончилось. О боже, наконец-то этому пришел конец.
– Джексон! – Я пытаюсь ползти к нему, к единственному парню, которого я когда-либо любила. Но я слаба, так слаба, а до алтаря так далеко. И вместо того чтобы добраться до него, я протягиваю к нему руку и зову его опять и опять.
Он, шатаясь, бредет по алтарю, наполовину спрыгивает, наполовину падает с него, берет мою руку, подносит ее к губам. Затем шепчет:
– Прости, – и без чувств падает к моим ногам.
– Джексон! – я отчаянно зову его. – Джексон, очнись! – Он лежит неподвижно, и на одну ужасную секунду я не могу понять, дышит ли вообще.
Каким-то образом я нахожу в себе силы, чтобы перевернуть его на спину, прижимаю ладонь к его груди, чувствую, как она чуть заметно вздымается и опускается, и я едва не всхлипываю от облегчения. Но для этого нет времени, ведь из раны в груди, которую ему нанесла Лия, все еще сочится кровь. И его лицо мертвенно-бледно.
– Сейчас я тебе помогу, – шепчу я и, оторвав от моей рубашки еще одну полосу ткани, сминаю ее в комок и прижимаю к его ране, чтобы остановить кровь. – Сейчас.
Но разве это помощь? Ведь он может умереть в любой момент. Он потерял столько крови – больше, чем я сама, – но я не знаю, как ему помочь. Если я сейчас оставлю его и пойду за помощью, он за это время может истечь кровью. Если же я останусь тут, никуда не пойду, он все равно может умереть от потери крови, ведь у меня так и не получилось ее остановить.
Я в отчаянии оглядываюсь по сторонам, ища глазами хоть какие-то нетронутые сосуды с кровью из числа тех, которые некоторое время назад стояли вокруг алтаря. Но их уже нет, и содержавшаяся в них кровь исчезла в воронке Джексона или вылилась на пол вокруг нас.
– Что же мне делать? Что делать? Что делать? – бормочу я себе под нос, пытаясь заставить мой охваченный паникой и ослабленный болью мозг работать. Биение сердца Джексона становится все медленнее, дыхание замедляется тоже. У меня остается все меньше времени для того, чтобы попытаться спасти его.
И я делаю то единственное, что могу придумать. Единственное, что я могу предпринять, – раздираю ногтями раны на моем запястье, пока из них опять не начинает обильно течь кровь. После чего прижимаю запястье к его рту и шепчу:
– Пей.
Поначалу реакции нет. Моя кровь капает на его губы, проходят секунды, может быть, даже целая минута, и я уже начинаю терять надежду. Если он не начнет пить, то умрет. Если он не начнет пить, мы оба…
Он, взревев, приходит в себя. Затем его пальцы, словно тиски, сжимают мою руку, зубы вонзаются в вену. И он сосет, сосет и сосет.
Это и похоже, и не похоже на то, что я чувствовала, когда он пил мою кровь прежде. Удовольствие есть, да, но есть и боль, сильная боль, поскольку он с каждым глотком высасывает из меня столько крови, сколько может. И несмотря на боль, меня охватывает облегчение, а зал вокруг нас начинает погружаться в черноту.
Сейчас мне нет нужды сопротивляться, ведь я не одна. Джексон здесь, со мной, и это единственное, что имеет значение. А потому, когда на меня накатывает следующая волна черноты, я ей не противлюсь.
Вместо этого я предаюсь ей – и Джексону, – веря, что все будет хорошо.
Веря, что Джексон сделает так, чтобы так оно и было.
Глава 63«Еще тот геморрой»
Первое, что я осознаю, придя в себя, это то, что мне тепло. По-настоящему тепло, что почему-то кажется мне странным, хотя я не могу понять почему. Впрочем, я много чего не могу понять, то и дело медленно переходя от сна к бодрствованию и от бодрствования ко сну.
Например, откуда берется этот странный прерывистый писк.
Или почему у меня такое чувство, будто на верхнюю часть моей правой руки больно давит какой-то неподъемный груз.
Или почему в моей комнате пахнет яблоками и корицей.
В конце концов именно второй вопрос заставляет меня полностью прийти в себя и тряхнуть рукой в попытке прекратить боль.
Первое, что я вижу, открыв глаза, – это женщина в черно-фиолетовом платье, которая держит в руках планшет с бумагой и смотрит на какую-то маленькую машинку, находящуюся рядом со мной. Оказывается, именно эта машинка и издает прерывистый писк. И причиняет моей руке боль, потому что, как только женщина нажимает кнопку, боль и ощущение давления уходят.
Потому что это было измерение кровяного давления. А рядом стоит капельница, и из тыльной стороны моей ладони торчит иголка, присоединенная к ней с помощью трубки.
И я сразу же вспоминаю все – Лию, Флинта, битву.
– Джексон. – Я сажусь и ошалело оглядываюсь по сторонам. – Джексон. Как он? Он…
– С ним все в порядке, Грейс, – говорит женщина, успокаивающе похлопав меня по плечу. – Как и с тобой, конечно, хотя какое-то время была кое-какая опасность – она грозила и ему, и тебе.
Ее слова чертовски похожи на дежавю – впрочем, сегодня утром многое кажется мне не чем иным, как дежавю. После всего, что произошло, трудно себе представить, что я узнала о существовании вампиров только пару дней назад. А теперь оказывается, что я помогла убить одну из них.
И, бог даст, помогла спасти другого, напоминаю я себе, двигаясь по высокой больничной койке, пока не добираюсь до конца ограждающего поручня и не перекидываю ноги через край.
– Где он? – спрашиваю я женщину с короткими волосами, которая стоит рядом. – Мне надо удостовериться, что с ним все хорошо… – Я замолкаю, потому что мне даже не удается как следует произнести все это вслух.
– С ним правда все нормально, – отвечает женщина, говоря успокаивающим тоном. – Собственно, он сейчас за дверью. Я попросила его выйти, чтобы измерить показатели твоей жизнедеятельности, но с тех пор, как он принес тебя сюда, он отходил от твоей койки только тогда, когда его об этом просил наш медперсонал.
– Не могли бы вы пригласить его сюда? – спрашиваю я, облизнув пересохшие губы. – Мне нужна всего одна минута.
Надо полагать, я нахожусь сейчас здесь, потому что Джексон сумел выбраться из той жуткой подземной темницы. Но в эту минуту эмоции во мне преобладают над логикой, и мне просто необходимо увидеть его. Необходимо услышать его голос, почувствовать прикосновение его руки – его тела, – чтобы окончательно удостовериться, что он сумел спастись.