Сейчас мы вместе завтракаем в кафетерии и шутим по поводу последнего романа Луки, который, как приходится признать даже мне, представляет собой полный провал.
Я ем печенье с коричневым сахаром «Поп Тартс» – последнюю упаковку вишневых «Поп Тартс» схватила Мэйси, – а остальные члены Ордена из непрозрачных стаканов пьют предоставляемую школой лосиную кровь. Оказывается, вот для чего служат большие оранжевые охладители – для того, чтобы из них кормились вампиры.
Кэм пока не набрался храбрости, чтобы присоединиться к нам, но Мэйси надеется, что скоро это наконец произойдет. Я не так в этом уверена – репутация Джексона стала еще более устрашающей после того, как стало известно, что случилось с Лией, и теперь все стараются держаться от него на большем расстоянии, чем обычно. Я продолжаю твердить ему, что они бы немного расслабились, если бы он почаще улыбался, но пока что Джексон не прислушивается к моим советам. Лично я думаю, что это из-за того, что, по его мнению, чем больше они станут бояться, тем в большей безопасности буду я.
Мне, конечно, не обязательно с ним соглашаться, но должна признаться, что в последнее время все было на удивление тихо. Уже более недели никто из учеников не пытался ни отравить меня, ни принести в жертву. Это определенно рекорд, и я была бы очень рада, если бы это продлилось как можно дольше.
Предварительный звонок звенит как раз в то время, когда я допиваю свой чай, и, подняв взгляд, я вижу, что Джексон уставился на меня с чуть заметной улыбкой на губах.
– В чем дело? – спрашиваю я, взяв в руки обертку от печенья и пустую чашку.
– Да вот, просто смотрю на тебя. – Он наклоняется и запечатлевает поцелуй на уголке моего рта. – И гадаю: о чем ты думаешь?
– О тебе, – отвечаю я. – Как и всегда.
Рафаэль делает вид, что у него начинаются рвотные позывы.
– Не хочу никого обидеть, но не могли бы вы двое воздержаться от того, чтобы устроить нам всем скачок уровня сахара в крови.
– У вампиров организм перерабатывает сахар не так, как у обычных людей, – с усмешкой говорю я. – А значит, скачков уровня сахара у таких, как вы, просто не бывает.
– Только посмотри, что ты наделал, – вступает в разговор Мекай. – Сотворил монстра, одержимого исследованиями в области биологических наук.
– Это все наш библиотекарь, – сухо отвечает Джексон. – Амка каждый день выдает Грейс по пять книг.
– Послушай, если мне придется жить бок о бок с вампирами, то мне нужно узнать о них как можно больше. – Я встаю и задвигаю свой стул под стол. – Что может быть нормальнее желания выяснить побольше о тех, кто тебя окружает?
– Знаешь, что еще нормально? – спрашивает Джексон, наклонившись опять так, что его губы оказываются всего в нескольких дюймах от моих.
– Могу себе представить, – отвечаю я, поднимая лицо, чтобы наши губы могли встретиться.
– Только посмотри на нас, – шепчу я. – Мы с тобой и так нормальны.
Он царапает клыком по моей нижней губе и бросает на меня страстный взгляд.
– Почти нормальны.
– Надеюсь, что так оно и есть.
Он улыбается:
– Да, я тоже.
Он придвигается ко мне для еще одного поцелуя, от которого у меня кружится голова и дрожат колени, и я не могу не млеть. Вообще-то я никогда не любила публичных поцелуев и обнимашек, но Джексон заставляет меня идти против всех правил, и я уверена, что делаю то же самое с ним. Особенно если Лия была права и мы в самом деле пара.
Правда, этого я ему еще не говорила. Ведь отношения вызывают у этого парня страх. Если я скажу, что я его пара, то почти уверена, что он устроит такое землетрясение, что оно разрушит школу.
Мекай саркастически замечает, что ему надоело опаздывать на уроки из-за того, что кое-кто не может удержаться от поцелуев. Джексон показывает ему средний палец, но слова Мекая, видимо, не проходят даром, потому что он отстраняется от меня и тянется к моему рюкзаку.
– Пойдем. Я провожу тебя на урок.
– Ты не обязан это делать. – я смотрю на часы. – Ты опоздаешь на физику.
Он смотрит на меня, словно говоря: я тебя умоляю.
– Почему-то мне кажется, что пять минут они проживут и без меня.
Я не очень в этом уверена, но я достаточно люблю Джексона и знаю, что это значит, когда он вот так упрямо стискивает зубы, чтобы понимать, когда можно возражать, а когда нельзя. К тому же в том, что он проводит меня в класс, есть и дополнительный плюс – пока он будет рядом, никто не заденет мое все еще ноющее плечо или другие больные места.
Так что выиграем мы оба, думаю я.
По крайней мере, до тех пор, пока, выйдя из кафетерия, мы не проходим мимо небольшой группы драконов. Джексон игнорирует их, я пытаюсь следовать его примеру, но среди них стоит Флинт, и он силится привлечь мое внимание.
Я хочу проигнорировать его, правда хочу. Но, как я уже говорила Джексону на днях, какая-то часть меня понимает, почему он сделал то, что сделал. Нет, я не готова снова поджаривать вместе с ним маршмэллоу, но я не могу и ненавидеть его.
И игнорировать тоже.
Вместо этого я на пару секунд встречаюсь с ним взглядом. Его глаза широко раскрываются, и он смотрит на меня с той самой ухмылкой, которая прежде всегда вызывала у меня смех. На этот раз я не смеюсь, но, проходя мимо, чуть заметно улыбаюсь. Пока этого довольно.
Я, в общем-то, ожидаю, что Джексон что-то скажет по поводу того, что видел сейчас, но мы идем по коридорам все дальше, а он молчит. Надо полагать, я не единственная, кто учится искусству находить компромиссы, думаю я. И благодарно сжимаю его руку, но он в ответ только качает головой.
Это нормально. Так и должно быть.
Я знаю, Джексон все еще беспокоится – и будет беспокоиться и дальше – из-за того, что, пока мы вместе, я представляю собой мишень. И какая-то часть меня понимает, что он прав. Если мы останемся вместе, моя жизнь всегда будет под угрозой.
Но что бы он там ни думал, он не обязан оберегать меня. Я с самого первого дня знала, что в моей истории он не должен быть героем-спасителем. И я отношусь к этому спокойно.
Потому что теперь он улыбается так, как никогда не улыбался прежде. И смеется. А еще время от времени откалывает очень неудачные шутки. По мне, так тут и думать нечего – все это куда лучше безопасности, тем более что безопасность могут отнять у тебя в любой момент.
Кстати говоря…
– Послушай, ты так и не закончил ту шутку?
Мы останавливаемся в нескольких футах от двери моего класса отчасти для того, чтобы воспользоваться почти полной пустотой коридора, отчасти для того, чтобы не вспугнуть мою группу по изучению британской литературы.
– Какую шутку? – озадаченно спрашивает он.
– Ту, про пирата. Помнишь? Так что же сказал пират, когда ему стукнуло восемьдесят лет?
– Ах да. – Джексон смеется. – Он сказал…
Но мне так и не удается услышать соль этой шутки. Мое внимание привлекает вспышка за плечом Джексона. За нею сразу же появляется отвратительный и до ужаса знакомый мне черный дым. Я начинаю отходить назад, тяну Джексона за собой. Но уже поздно. Потому что, когда дым рассеивается, передо мной стоит фигура, которая может быть только Хадсоном Вегой, и, подняв огромный палаш, он целится прямо в голову Джексона.
Должно быть, Джексон видит ужас на моем лице, потому что начинает поворачиваться. Но меч уже занесен. Он не успеет даже увидеть угрозу, не говоря уже о том, чтобы отреагировать на нее.
Охваченная ужасом, я хватаю его за предплечья и дергаю к себе. Но, когда он падает вперед, мне становится ясно – из этого ничего не выйдет. Меч по-прежнему нацелен в него. На мгновение, всего на мгновение я вижу Джексона таким, каким он был минувшей ночью, когда мы лежали в кровати. Он наклонился надо мной, приподнявшись на локте, и сонно улыбался, а глаза его туманило желание.
Его волосы упали ему на лицо, и я отвела их в сторону, чтобы увидеть глаза… и впервые, когда моя рука скользнула по его шраму, он не вздрогнул. Не перестал улыбаться и не пригнул головы. Не отвернулся. А остался со мной. Остался в настоящем.
Раскрепощенный.
Счастливый.
Исцеленный.
И тут на меня снисходит озарение. Джексон не должен был стать героем-спасителем в моей истории… потому что в его истории спасительницей должна была стать я.
А потому в конце я делаю то единственное, что могу сделать. Обнимаю его и с силой разворачиваю нас, так что теперь к мечу обращена моя спина. И закрываю глаза, ожидая удара, о неизбежности которого знала всегда.
Глава 66Она упорствовала[16]– Джексон —
– Когда она вернется, Фостер?
– Не зн…
– Не говори мне этого опять. Не говори, что ты не знаешь, мать твою. – Я поворачиваюсь к библиотекарше и преподавателю биологии древних существ, которые сидят перед письменным столом директора школы, и громко заявляю: – Разве вы не должны разобраться в том, что здесь происходит, черт вас возьми? Какой смысл было ставить вас во главе этой школы, если никто не способен ответить на простой вопрос?
– Это отнюдь не простой вопрос, Джексон. – Директор школы щиплет себя за переносицу.
– Да нет же, простой. Только что Грейс была в моих объятиях, блокируя нападение Хадсона… – Мое горло сжимается при мысли о тех отчаянных, безумных мгновениях. О том, как она попыталась оттащить меня, а когда из этого ничего не вышло, бросилась между…
Я выбрасываю эту мысль из головы прежде, чем она сорвет с рельсов и меня, и весь этот разговор. Потому что, если я буду думать об этом сейчас, если буду думать о том, что она сделала… Земля под моими ногами дрожит, черт бы ее побрал. Единственное, что не дает мне стереть с лица земли всю эту чертову школу, – это сознание того, что этим я могу навредить Грейс.
Я делаю глубокий вдох и продолжаю:
– Только что она была здесь, со мной. А теперь Грейс… Грейс… – Я не могу это сказать. Не могу сказать, что она ушла, потому что, если я скажу это вслух, я уже не смогу взять эти слова обратно.