– Мои редакторы хотели бы видеть вас одного, – сказала она.
– Я понимаю, но я должен был спросить, – улыбнулся Смит, извиняясь.
– Я останусь здесь и напишу статью, и, возможно, она появится в Сети еще до того, как мы от вас уедем. У вас в доме есть беспроводной Интернет?
Мона получила пароль, «freudundgammen», и уже почти закончила работу, когда заметила вспышки фотоаппарата на улице.
Неофициально ее нежелание пользоваться диктофоном объяснялось тем, что диктофон мог неопровержимо доказать, что было сказано на самом деле. Нельзя утверждать, будто Мона До когда-либо сознательно писала то, что расходилось с мнением объектов ее интервью, как она его понимала. Но у нее была возможность, как говорится, отточить формулировку. Перевести цитаты на язык таблоида, который был понятен читателю. На который читатель клюнет.
«Психолог: „Вампирист может истреблять целые деревни!“»
Она посмотрела на часы. Трульс Бернтсен сказал, что позвонит в десять, если появится новая информация.
– Не люблю научно-фантастических фильмов, – сказал мужчина, сидевший перед Пенелопой Раш. – Больше всего раздражает звук, который раздается при прохождении космического корабля перед камерой. – Он сложил губы трубочкой и быстро издал звук «вжих». – В космическом пространстве нет воздуха, там нет звуков, только полная тишина. Нам врут.
– Аминь, – засмеялась Пенелопа и подняла бокал с водой.
– Я люблю Алехандро Гонсалеса Иньярриту, – сказал мужчина, поднимая свой бокал, тоже наполненный минеральной водой. – Больше люблю «Бьютифул» и «Вавилон», чем «Бёрдмен» и «Выживший». Боюсь, он скоро станет мейнстримом.
Пенелопа радостно вздрогнула. Не столько потому, что он только что назвал два ее любимых фильма, сколько потому, что он назвал полное имя Иньярриту. А перед этим он говорил о ее любимом писателе (Кормаке Маккарти) и о городе, куда она больше всего любила ездить (Флоренции).
Дверь открылась. Они были единственными посетителями маленького, спрятанного от посторонних глаз ресторанчика, который выбрал он, а сейчас в помещение зашла еще одна пара. Он повернулся. Не к двери, чтобы посмотреть, кто вошел, а в другую сторону. И у Пенелопы появилась пара секунд, чтобы незаметно рассмотреть его. Она уже сделала вывод, что он худой, практически одного с ней роста, у него приятные манеры, он хорошо одет. Красив ли он? Трудно сказать. Совершенно точно он не был некрасивым, но было в нем что-то скользкое. И что-то заставляло ее усомниться, что ему только сорок, как он утверждал. Казалось, что его кожа натянута вокруг глаз и шеи, как будто он делал подтяжку лица.
– Я не знала об этом ресторане, – сказала она. – Тихое место.
– С-слишком тихое? – улыбнулся он.
– Тихое – это хорошо.
– В следующий раз можем пойти в одно известное мне место, где подают пиво «Кирин» и черный рис, – сказал он. – Если ты его любишь.
Она чуть не взвизгнула. Удивительно. Откуда он мог узнать, что она обожает черный рис? Опять же большинство ее друзей даже не догадываются, что такой существует. Руар его ненавидит, он утверждает, что на вкус черный рис напоминает здоровую еду и снобизм. И то и другое было, в общем-то, правдой, черный рис действительно содержит больше антиоксидантов, чем черника, и он использовался для приготовления запретных суши, предназначавшихся для императора и его семьи.
– Я обожаю его, – сказала она. – А что ты еще любишь?
– Свою работу, – ответил он.
– И что это за работа?
– Я художник.
– Как интересно! Что…
– Инсталляции.
– Руар… то есть мой бывший, он тоже художник, может, ты с ним знаком?
– Вряд ли. Я работаю за рамками устоявшихся художественных кругов. И я учился сам, можно сказать.
– Но если ты можешь зарабатывать искусством на жизнь, странно, что я о тебе не слышала. Осло – маленький город.
– Я делаю другое для того, чтобы выжить.
– Например?
– Работаю охранником.
– Но ты выставляешься?
– Провожу преимущественно закрытые показы для немногочисленных профессионалов, на которые пресса не допускается.
– Ой, как интересно, что ты проводишь эксклюзивные показы, я говорила Руару, что ему тоже стоит так делать. А какие материалы ты используешь в инсталляциях?
Он обтер свой стакан салфеткой:
– Моделей.
– Моделей в смысле… живых людей?
Он улыбнулся:
– И да и нет. Расскажи мне о себе, Пенелопа. Что ты любишь?
Она прижала палец к подбородку. Да, что она любит? В данный момент у нее было ощущение, что он уже все перечислил. Как будто прочитал книгу о ней.
– Я люблю людей, – сказала она. – И честность. И семью. И детей.
– Чтобы тебя крепко держали, – сказал он, бросив взгляд на пару, севшую через два столика от них.
– Прости?
– Ты любишь, чтобы тебя крепко держали, и любишь жесткие игры. – Он перегнулся через стол. – Я вижу это по тебе, Пенелопа. И это нормально, я тоже это люблю. Здесь становится людно, не пойти ли нам к тебе домой?
Пенелопе потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он не шутит. Она посмотрела вниз и увидела, что он положил свою руку так близко к ее, что кончики их пальцев почти соприкасаются. Она сглотнула. Что с ней такое, отчего ей в конце концов всегда попадаются ненормальные мужчины? Ее подружки говорили, что лучший способ забыть Руара – это встречаться с другими мужчинами. И она пыталась, но ей подворачивались либо социально беспомощные увальни-компьютерщики, с которыми все разговоры приходилось вести ей самой, или же такие, как этот, мужчины, ищущие быстрого секса.
– Я думаю, что пойду домой одна, – сказала она, оглядываясь в поисках официанта. – Слушай, я заплачу по счету.
Они просидели здесь каких-то двадцать минут, но это, по словам ее подруг, было третьим и важнейшим правилом «Тиндера»: «Don’t play games, leave if you dont’t click»[14].
– За две бутылки минералки заплачу я, – улыбнулся мужчина, поправляя воротничок голубой рубашки. – Беги, Золушка.
– Ладно, спасибо.
Пенелопа схватила сумку и поспешила к выходу. Резкий осенний воздух приятно коснулся ее горячих щек. Она шла по улице Бугстадвейен. По причине субботнего вечера на улицах было полно людей в приподнятом настроении, а на стоянке такси выстроилась очередь. Ничего страшного, в Осло цены на такси были такими, что она старалась им не пользоваться, если только не лил проливной дождь. Она миновала улицу Соргенфригата, где в одном из красивых домов мечтала поселиться с Руаром. Они оба были согласны с тем, что квартира не обязательно должна быть больше семидесяти-восьмидесяти квадратных метров, только бы была отремонтированной, хотя бы ванная. Они понимали, что квартира будет стоить безумно дорого, но их с Руаром родители пообещали помочь им деньгами. Под «помочь» они, конечно, имели в виду заплатить за всю квартиру. Ведь Пенелопа была новоиспеченным дизайнером, ищущим работу, а художественный рынок еще не распознал огромного таланта Руара. Кроме той чертовой галерейщицы, расставившей свою ловушку. Первое время после того, как Руар съехал, Пенелопа была уверена в том, что он раскусит эту дамочку, поймет, что она – сморщенная пума и ей всего лишь нужен трофей в виде молоденького мальчика, с которым она сможет забавляться какое-то время. Но этого не произошло. Наоборот, они объявили о так называемой помолвке, создав идиотскую инсталляцию из сахарной ваты.
На станции метро района Майорстуа Пенелопа прыгнула в первый же состав, следовавший на запад. Она вышла в Ховсетере, известном также как восточная окраина западной части Осло. Кучка многоэтажек с относительно недорогими квартирами, где они с Руаром снимали самую дешевую из них. Ванная там была ужасной.
Руар утешал ее и дал почитать «Просто дети» Патти Смит, автобиографический рассказ о двух амбициозных художниках, питавшихся надеждами, воздухом и любовью в Нью-Йорке семидесятых годов. Герои, разумеется, добивались успеха. Ну ладно, друг друга они все же потеряли.
Она шла от станции метро к дому, возвышавшемуся впереди. Казалось, над ним образовался нимб. И Пенелопа сообразила, что сегодня полнолуние и, должно быть, прямо за домом находится луна. Четверо. Она спала с четырьмя мужчинами после того, как Руар ушел от нее одиннадцать месяцев и тринадцать дней назад. Двое из них были лучше Руара, двое хуже. Но она любила Руара не за секс. За то, что он… ну, был Руаром, черт его подери.
Она отметила, что ускорила шаг, проходя мимо небольшого леска слева от дороги. В Ховсетере люди исчезали с улиц вечером, но Пенелопа была высокой спортивной девушкой и никогда раньше даже не задумывалась о том, что здесь может быть опасно после наступления темноты. Может, все дело в этом убийце, о котором пишут газеты. Или нет, не в этом, а в том, что кто-то побывал в ее квартире. Это случилось три месяца назад, и поначалу в душе ее зародилась надежда, что это Руар соскучился по ней. Она поняла, что кто-то был в квартире, когда обнаружила комки земли на полу в коридоре. Они точно отвалились не от ее обуви. А когда она обнаружила комок на полу в спальне перед комодом, то пересчитала свои трусики в идиотской надежде, что Руар забрал одни из них. Но нет, оказалось, не забрал. А потом она поняла, что пропало: коробочка с помолвочным кольцом, которое Руар купил ей в Лондоне. Может быть, все-таки к ней забрался обычный вор? Нет, это был Руар. Он пробрался сюда, забрал кольцо и подарил той долбанутой галеристке! Пенелопа, естественно, пришла в ярость, позвонила Руару и выложила ему все. Но он сказал, что не был в квартире, и утверждал, что потерял ключи во время переезда, а иначе он, разумеется, отправил бы их Пенелопе. Ложь, конечно, как и все остальное, но она позаботилась о смене замков в дверях в подъезд и в квартиру на четвертом этаже.
Пенелопа достала из сумочки ключи, которые лежали рядом с раздобытым ею баллончиком с перцовым газом, открыла дверь в подъезд, услышала тихое шипение гидравлической помпы, закрывающей за ней дверь, увидела, что лифт находится на седьмом этаже, и начала подниматься по лестнице на четвертый. Она прошла мимо двери Амундсенов. Остановилась. Почувствовала, что запыхалась. Странно, она в отличной форме и никогда раньше не уставала, поднимаясь по этой лестнице. Что-то не так. Но что?